Сыщик поневоле - Михаил Александрович Михеев
С утра температура ушла в устойчивый плюс – атлантический циклон, будь он неладен. Низкие синевато-серые тучи, непонятный то ли снег, то ли дождь, полностью оттаявшая за ночь земля… Лужи разлились моментально, и если сам в них не утонешь, то обувку угробишь запросто. В такую погоду каждая щель на стене превращается в мокрое и мерзкое пятно, а здания становятся похожими на больных леопардов.
Подняв воротник куртки, Виталий отчаянно маневрировал между участками полужидкой каши из воды и остатков битого снега. Когда обходил, когда перешагивал, а когда и перепрыгивал. Со стороны выглядело несолидно, однако ему было горячо наплевать на мнение других. Да и идти было всего ничего, и уже через минуту обшарпанные, но крепкие двери громыхнули за спиной, отрезая Виталия от осени.
Внутри, правда, тоже было не особенно жарко, но с этим еще можно было смириться. Хорошо, вообще отопление не выключили, хотя, по слухам, хотели – деньги, предназначенные для оплаты коммунальным службам, из кассы университета, по слухам, куда-то испарились. Выкарабкались, разумеется, но все равно прохладно. Ладно, плевать, это не относилось к проблемам Виталия. Кивнул сидящему у входа вахтеру. Обычно здесь обитали шустрые бабульки, но сегодня сидел безразличный ко всему мужичок. Виталий улыбнулся, вспоминая…
Лет двадцать с гаком тому назад, когда пошла мода на охрану (в советское время обходились почему-то без нее, и никаких проблем не было), кого только на входе не сажали. Апофеозом стала идиотская ситуация с казаками. Тогда как раз еще поголовное увлечение всякой хренью было, казачье движенье вписали в рынок и внедряли даже там, где его отродясь не наблюдалось. И записывались в них все кому не лень. Виталию как-то попались на глаза списки, так русских фамилий там почти не было, зато еврейских… В общем, маразм.
Казаки посидели-посидели на входе, а потом стали наглеть. Ровно до тех пор, пока один из этих умников не огрел чем-то не понравившегося ему студента нагайкой. А вот это он сделал зря. Это в средней полосе народ терпеливый, в здешние же места веков пять, а то и больше, ссылали всякий лихой люд, а тех, кто ехал сам, можно было безо всяких натяжек назвать пассионариями. Собственное казачество в далекие времена здесь не появилось лишь потому, что воевать особенно было не с кем, да и грабить тоже некого, однако это не значило, что люди не могут сами за себя постоять. Скорее, наоборот, обтесать топором любого так, что Буратино от зависти удавится, могли запросто, и спускать с рук обнаглевшему придурку хамство никто не собирался. Когда из аудитории вывалилась толпа разозленных студентов, свалить подальше казачок попросту не успел.
Не убили – и то ладно, однако зубы рукояткой его собственной нагайки пересчитали качественно, а заодно и ребра. Потом заголили парню тыл да выпороли его так, что без подушки сидеть не мог.
Скандал был первостатейный, но именно после него местное казачество как организация умерло навсегда, а на входе сели бабульки, которых, как ни странно, слушались. Вот такие виражи, случается, выписывает история.
Студенты этим утром оказались бодры и веселы, а посещаемость запредельна. Еще бы, завтра – экзамен, сегодня – консультация… Кое-кого из присутствующих Виталий увидел на занятии впервые. А ведь он говорил им сразу: размер задницы, в которую вы попадаете на экзамене, соответствует размерам хрена, который вы клали на учебу. Впрочем, он же не изверг. Пускай готовят вазелин. Вазелин «Студенческий», хе-хе! И пусть твоя сессия пройдет как по маслу!
Как ни странно, занятие он закончил в куда более бодром настроении, чем шел на него. Может быть, потому, что студенты его в кои-то веки приятно удивили. Например, тем, что не все оказались дебилами. Даже барышни не пытались корчить из себя звезд. Наверно, запомнили его слова, когда попытались раскрутить преподавателя на обсуждение достоинств какой-то певички. Он тогда честно сказал, что, называя барышню звездой, вы наносите ей оскорбление. Почему? А посмотрите в справочнике, сколько звезда весит. Потом представьте, какая у девушки, которую вы так назвали, должна быть талия. Ушли они тогда сконфуженные. Звезды полей и огородов, х-ха! Но зато немного поумерили амбиции, сейчас это выглядело очень неплохо. Как говорит нынешнее поколение, плюс сто-пятьсот к умственным способностям. Так что вышел он из аудитории, легкомысленно мурлыкая бодрую песенку. И потому даже когда его пригласил к себе заведующий, Виталий не бурчал себе под нос. Не так уж много времени потеряет, а до вечера, когда назначена встреча, еще далеко.
В кабинете завкафедрой было тепло. Может, потому, что работали сразу три масляных обогревателя, а может, ее согревал душевным теплом (три раза ха!) и своей необъятной тушей настоятель местной, единственной в городе церкви. Как его звали, Виталий не помнил совершенно, однако же перепутать с кем-то было нереально. Объемистое чрево, густая борода, черная ряса до пола… Такого встретишь в темном переулке – сам все отдашь.
Впрочем, замашки у «святого» отца были соответствующие. В начале девяностых он ухитрился «отжать» у города дом культуры, который и превратил в храм. Виталий, который сам в церковь ходил разве что на экскурсии по памятникам архитектуры, и не здесь, а в Питере, долго смеялся. Почему? А мать, человек верующий, объяснила, что там, где устраивались танцульки, церкви по всем канонам быть просто не может. Однако уставшим от безнадеги людям было все равно, они перли в церковь, словно в кабак за водкой, и неудивительно, что приход неплохо приподнялся. Сейчас достраивалась новая церковь, большая и кирпичная, так что дело, и без того прибыльное, должно было вскоре выйти на новый виток доходности.
Впрочем, если людям нечем больше заняться, то кто им доктор?
– Виталий Семенович, добрый день!
– И вам не хворать! – Заведующий сегодня выглядел преувеличенно бодрым, скорее всего, из-за гостя. – Что-то случилось?
– Да. Тут с вами поговорить хотят.
– Из-за этого вы меня заставили через весь коридор ноги бить? Им надо – пусть бы сами и шли.
– Это я попросил, – священнослужитель поднялся, оказавшись на полголовы выше отнюдь не маленького Виталия. – Отец Николай.
– Чей отец?
– Не стоит надо мной пытаться смеяться.
– Я не пытаюсь, я – смеюсь. У меня отец был один-единственный, так что ваши претензии считаю неуместными.
Откровенно говоря, Виталию было интересно, психанет святоша или просто смолчит, но реакция оказалась неожиданной. Священник рассмеялся, звучно хлопнув напоминающими лопаты тяжелыми ладонями по толстым даже под рясой ляжкам. Совершенно искренне рассмеялся.
– Уел, ничего не скажешь! – И, повернувшись к заведующему, сказал: –
