Командировка - Борис Михайлович Яроцкий
— Ну, конечно же! — ответил тот обрадованно.
И он ее проводил. Домой они шли кружным путем — по тенистому переулку. Сырой вечерний воздух был настоян на молодой, сочной зелени. По крутым деревянным ступенькам они спустились к речке. Под высокими вербами еле угадывался канатный мостик. Мостик под ногами раскачивался, как люлька. С черного неба на них смотрели желтые звезды, и такие же звезды, как живые светлячки, лежали на воде.
Иван шел сзади, стараясь ступать не в ногу, чтоб мостик не сильно раскачивало. Она осторожно ступала по невидимым в темноте досточкам, а в голове стучала мысль: вот сейчас, на этом мостике, он ее поцелует. Но перешли речку. Он не поцеловал. Уже возле калитки она попросила:
— Вань, поцелуй меня.
— Не умею, — ответил просто, бесстрастно, как бывало отвечал, когда ей надо было списать у него задачку: «Я с собой не захватил тетрадь, но продиктую по памяти»…
— Тогда я тебя…
— Попробуй.
Только и поняла, что он растерялся. Губы его дрогнули. Заметила: он робко улыбнулся, будто извинялся, что и на самом деле целоваться не умеет.
Вернувшись домой, она до рассвета не сомкнула глаз: старалась еще и еще раз представить Ванину улыбку. А в ушах все еще звучало, унесенное с танцев: «Целуй меня, целуй меня крепче, с тобой мы проводим последнюю ночь». У нее не было и первой. Был вечер в темном переулке, на зыбком качающемся мостике, под теплыми майскими звездами…
Спустя более сорока лет прекрасное мгновение молодости оживало в памяти, словно это было вчера. Она даже помнила оттенок его голоса, когда он говорил, что целоваться не умеет. А теперь? Что теперь он умеет? Спросить бы. И из головы не выходило предупреждение Славка.
Еле дождалась окончания рабочего дня. Разрешила Любочке не приходить завтра: пусть постоит на базаре, может, что и продаст. Летом она отпускала своего зама в Турцию: челноки зафрахтовали автобус. Привезла какие-то куртки из кожзаменителя. Не избежала потерь: на румынской таможне у нее отобрали доллары, а на украинской пришлось откупиться курткой.
Вскоре после этой поездки заходил в ЗАГС депутат Верховной рады от Прикордонного. Любочка ему пожаловалась. Как товарищ он ей посочувствовал, а как юрист шутя заметил: «Если чиновник не берет взятки, это уже не наше государство».
Депутат был, конечно, по-своему прав. Взятки брали, берут и будут брать. Это естественное состояние демократического государства. Но не всем гражданам такое дано понять, они просят снисхождения: коль берете, так хоть берите по-божески. А божеское не измеришь, не взвесишь…
Когда за последним посетителем закрылась дверь, Анастасия Карповна позвонила племяннику:
— Миша, нужен твой «москвич».
Тот ответил по-военному — предельно кратко:
— Когда и куда?
— Ко мне. Через час.
В этот час она зашла в магазин. Хлеба, как всегда, уже не было. Но продавщица по старой дружбе отдала буханку, припрятанную для себя. Принимая хлеб, Анастасия Карповна словно оправдывалась:
— Сегодня жду племянника. А вдруг он с друзьми…
— Могу предложить водочки.
— Обойдутся.
— Как же, Анастасия Карповна, все пьют!
— Они у меня, Оксаночка, непьющие.
— Шутите? — удивилась продавщица. — Вот бы взглянуть на трезвенников!
— Взглянешь, — пообещала покупательница. — К Женскому дню организуем выставку.
За разговором продавщица, мило улыбаясь — аж ямочки на розовых щеках, — достала из-под прилавка тяжелый пакет.
— Это у меня свининка. Вы уж не откажитесь. Мужчины любят мясо. А в городе оно с перебоями.
— Но не в вашем магазине, — заметила Анастасия Карповна.
От похвалы розовые щеки продавщицы стали еще розовей.
— Мы свое продаем, — сказала она. — Иначе не проживешь. Муж скотину откармливает. Раньше искал краски, а теперь — комбикорм.
Муж Оксаны в прошлом художник-баталист. Его картины выставлялись в Дрездене. Но с некоторых пор о войне стараются не помнить. Чтоб не оскорблять Германию. Для Прикордонного это важно: здесь каждая третья фирма — немецкая. Художнику не на что стало покупать холсты, и он приспособил мастерскую под свинарник, благо дом одноэтажный, и свиньи под стеклянной крышей почти круглый год принимают солнечные ванны. По утверждению специалистов, такого свинарника не увидеть даже в самых развитых капстранах.
Еще не доходя до своего дома, Анастасия Карповна заметила, что племянник уже приехал. «Москвич» стоял во дворе, под шиферным навесом. От оголенных акаций на него падала тень: уличные фонари горели еле-еле.
Еще несколько лет назад фонари с наступлением темноты зажигали по всему городу. Теперь фонари зажигают по скользящему графику: улицы и дома поочередно погружаются во мрак.
По телевидению регулярно выступает министр энергетики, объясняет, по какой причине не хватает электричества: из России мало поступает нефти и газа, угольные шахты почти прекратили добычу, так как из той же России не поступают запчасти для горной техники и, само собой, крепежный лес.
Возразить ему имел неосторожность народный депутат от Прикордонного. С трибуны Верховной рады он объявил, что электроэнергии на Украине вполне достаточно, а вот национальную казну обокрали, поэтому приходится продавать электроэнергию в западные страны. Все бы ничего, да кто-то выручку кладет в забугорный банк на свой личный счет.
Эта бестактная речь обошлась нардепу очень дорого: президент распорядился не выдавать ему зарплату — за разглашение государственной тайны. Прокуратура возбудила уголовное дело. А так как депутат представляет город Прикордонный, то его избиратели решением правительства частично обесточены — чтоб знали, кого избирать.
Анастасия Карповна собирала подписи в защиту депутата. Кто-то подписывался, а кто-то отказывался, ссылаясь на свою неграмотность. Прикордонцы — народ осторожный: поддержать смелого человека готов каждый, но чтоб не было вещественных доказательств. А вдруг ночью придут, покажут, где твоя подпись, и — удавку на шею. Любая власть не терпит возражений.
Избиратели удивляются, что их местный депутат (имеется в виду Анастасия Карповна Богович) до сих пор жива, руководит ЗАГСом, где регистрируют главным образом смерти.
По взволнованному голосу тетки Михаил догадался: у тетки неприятность, быть может, в связи со сбором подписей. Значит, поступил он правильно, что бросил все свои дела и поспешил к ней, в дом своего деда.
— Угрожают? — спросил он, когда тетка вошла во внутренний дворик и поставила у ног тяжелую сумку.
— Угрожают, — сказала буднично. — Пойдем в хату, обсудим.
Не раздеваясь, она вкратце изложила новость, услышанную от Славка Тарасовича.
— Когда он сообщил?
— Утром.
— И ты не смогла мне позвонить?
— Я думала, какое принять решение.
— И какое же приняла?
— Заберем из больницы Ивана Григорьевича. Ночью.
— Ночью? Сегодня же! Сейчас!
По пути в больницу Анастасия Карповна говорила:
— Я так и не знаю, откуда приехал Иван Григорьевич.
Михаил бросил быстрый взгляд на тетку:
— А я — знаю… Мне намекнули.
