Юрий Гаврюченков - Пожиратели гашиша
— Какая у вас интересная жизнь, — зачарованно произнесла Ксения, а Марина с гордостью задрала нос.
— А что у нас на второе? — вопросил Слава циничным тоном.
— Ах да, — словно пробудилась ото сна Ксения и положила из казанка картофельное пюре с тушенкой.
С момента нашей первой встречи она здорово переменилась. Уставшая от одиночества медсестра уступила место успокоенной спутнице жизни обеспеченного мужчины, а теперь еще, вдобавок, околдованной причастностью к Процессу Познания Древних Тайн, которым ей теперь казались наши раскопки. Я тоже завелся, оседлав любимого конька, и чувствовал себя так, словно не микроавтобус откапывал, а могильник взламывал. Да и у Маринки взгляд затуманился — видно, вспомнила наши поездки. Один Слава невозмутимо шуровал вилкой.
Посотрудничав со мной, он составил какое-то свое представление, как добываются сокровища, ничуть на мои россказни не похожее. Хотя нет, приглядевшись, я понял, что и его слегка пробрало.
После обеда мы разлеглись на травке. Слава закурил. Купание сделало тело легким, и, перебивая голос разума, сердце гнало мысли о работе прочь.
Мышцы приятно ныли, а бессонная ночь давала о себе знать, делая шорох листвы все более убаюкивающим. Я сладко вздохнул.
— Вставай, — растолкал меня Слава.
Я с трудом поднял голову. Тень от деревьев сместилась в сторону, лицо горело, напеченное солнцем. Я сел и потер вспухшую физиономию.
— Два часа проспали, — недовольно пробурчал Слава. Я огляделся, дамы куда-то исчезли, вероятно, чтобы нам не мешать. По их мнению, послеобеденный отдых был обязательной частью нашего рабочего распорядка. — Пошли. День не резиновый.
Я быстренько поднялся. День, в натуре, не резиновый, а успеть надо много.
Женщин мы обнаружили на берегу, где они устроили нудистский пляж. И правда, кого стесняться, все свои. Я взобрался на бугор, вытянул лопату и нехотя ткнул ею грунт. Копать стало лень. Вот почему я не люблю прерывать работу, на повторный рывок меня уже не хватает. Корефан, однако, собрался с силами и стал резвенько кидать глину.
Плеснула вода.
Так мы проковырялись до семи часов. Прежнего задора уже не было, и активность понемногу угасла.
От воды потянуло холодом. Слава остановился и поглядел на небо: — Вроде гроза собирается.
Опираясь на лопату, я с трудом разогнулся. Поясницу стало ломить. Плохой признак, завтра будет тяжелее.
— Где там твоя гроза?
— Вон, — показал рукой Слава.
Из-за леса на другом берегу выползало широкое темно-синее облако. В его почти черных недрах временами что-то посверкивало.
— Только грозы нам не хватало, — устало бросил я.
Туча шла прямо на нас.
— Пойдем в лагерь, вещички поможем собрать, чтобы не намокли.
Найдя подходящий предлог, чтобы оставить работу, мы вскинули лопаты на плечи и пошагали к стоянке. Спустившись в реку, я увяз в набросанной глине и зачерпнул сапогом воду.
— А, черт!
— Что случилось?
— Воды набрал.
— Ходил бы босиком, — пожал плечами Слава.
— Ревматизм, — сказал я.
В стойбище наши женщины, ни о чем не подозревая, курили у костра. В котле булькал ужин.
— Наработались? — спросила Марина.
— Гроза идет, — сообщил я. — Прячьте все промокающее в машины.
— Ой, и в самом деле. — Ксения быстро поднялась и скатала одеяло. Марина тоже оторвала зад и стала собирать мелкие шмотки.
Я отнес в палатку свое барахло и недовольно покосился на костер. Жаль, ужин не доварится.
Туча стремительно приближалась, слышно было, как ворчит гром. Откуда-то выплыли кучевые облака, похожие на комки плотной ваты, и шли в авангарде, словно легкая кавалерия, предваряющая основные силы тяжеловооруженного войска.
— Что вы хоть готовили? — поинтересовался я у Марины, подойдя к очагу. В сапоге противно хлюпало.
— Макароны по-флотски, — сказала Марина. — Но теперь уж вряд ли.
— Это точно. — Я обнял ее за талию. В лицо ударил первый порыв ветра. От костра полетела туча золы, пламя прибилось к земле. — Сейчас начнется.
— Надо бы убрать куда-нибудь, — кивнула Марина на котел.
— Вылить.
— Жалко.
Я усмехнулся. Эх, экономная женская натура!
— Потом доваривать — невкусно будет.
— Так хоть огонь загасить надо.
— Дождем зальет, — сказал я. Марина скорбно вздохнула. Никакой свободы деятельности для инициативной натуры!
— Эй! — раздался сзади вопль. Мы обернулись. У своей палатки стоял Слава, призывно размахивая пузырем «Абсолюта». — Идите к нам!
— Сейчас, — крикнул я и подтолкнул Маринку. — Иди, я через минуту буду.
Ветер в последний раз взметнул Маринкины волосы и вдруг затих. В воздухе установилась странная неподвижность. Вокруг стало быстро темнеть.
Солнце в последний раз выглянуло в разрыв кучевого облака, абрис которого украсился лучезарной короной, а затем на сверкающий диск наползла туча, и наступили зловещие мрачные сумерки.
Я люблю оставаться наедине со стихией. Люблю грозу, люблю ураган. Меня возбуждает буйство природы, есть в нем какая-то сила, которую, кажется, обрети — и станешь властелином мира. Колоссальная неподконтрольная мощь, такая, что можно попытаться схватить и удержать в кулаке молнию!
Послышался тяжелый шум, и перед лесом показалась плотная стена дождя, надвигающаяся прямо на меня. Я увидел, как река зарябилась под ударами первых капель, потом словно закипела, а я бегом бросился в укрытие. Когда я ворвался в палатку, все засмеялись.
— Ну что, навоевался? — спросил Слава. По брезенту ударил дождь. Присаживайся.
Я плюхнулся рядом с Маринкой, сидевшей спиной к выходу. Перед ней на газете была разложена закусь: ветчина, хлеб, яйца и прочая снедь. Я перегнулся и застегнул входной клапан.
— Эх-ма! — алчно изрек Слава, с треском отвинчивая пробку. — Ксюша, а стаканы где?
Ксения извлекла четыре пластиковых стаканчика. Слава наполнил их щедрой рукой, граммов по сто пятьдесят.
— Ну, — сказал он, — за «лося»: чтобы елося, пилося и… хорошо спалося!
Я выдохнул и проглотил «Абсолют». Дождь поливал палатку словно из ведра, даже подвешенный за крюк электрический фонарь раскачивался из стороны в сторону. Внутри потеплело. «Мы славно поработали и славно отдохнем!»
— Ой! — вскрикнула вдруг Ксения, поспешно отдергиваясь от стенки.
— Чего там? — заинтересовался Слава, и я понял, что мои худшие опасения оправдались — новенькая палатка протекла по швам. Скоро по скату полился второй ручеек, затем третий, и я предложил: — Давайте перебираться ко мне. Собираем все необходимые шмотки, дамы запасаются провизией, Слава, берешь банку, я — фонарь, и делаем марш-бросок.
Марина поежилась — струйка попала ей на спину.
— Итак, все готово? — спросил я, берясь за фонарный крюк. Дамы накрылись куртками, и можно было не опасаться за сохранность съестных припасов. — Дернули!
На улице шел настоящий ливень! Я мгновенно промок до нитки, не успев сделать первый шаг.
Со скоростью курьерского поезда мы домчались до нашей палатки, благо они стояли почти рядом, и стали размещаться, стараясь не намочить сухие вещи. Я разделся до пояса и в таком виде воссел, скрестив ноги по-турецки. В своем жилище я чувствовал себя уверенно и комфортно — у меня швы не протекали. Наконец все расселись, и Слава неуверено огляделся:
— А стаканы-то забыли.
Все заскучали. Вылезать обратно под дождь никому не хотелось, и я улыбнулся: — Спокойно, у меня все есть.
Собираясь в поход, я взял все, что может понадобиться в поле, учитывая численность компании.
Пошарив в сумке, я достал набор подержанных серебряных стаканчиков, когда-то по случаю купленных или обмененных уже не помню на что.
— О, здорово, — обрадовался Слава, — а чего ж мы из пластмассы пьем!
— Я про них забыл, — сказал я.
Приняв по второй, мы обильно закусили. За тонкими брезентовыми стенками бушевали природные катаклизмы, но нам было на них наплевать. Незаметно от остальных я переодел носки, вытянув из сумки шерстяные, которые мама связала мне специально для походов. Они были очень толстые и пестрые — серые, рыжие — из шерсти колли и, по слухам, помогали от ревматизма.
— За ветер добычи, за ветер удачи, чтоб зажили мы веселей и богаче! процитировал я, подняв свой стакан. Тост был встречен шумным одобрением, хотя веселей, казалось, было уж некуда.
Внезапно над нами загрохотало так, будто небесная артиллерия открыла огонь прямой наводкой.
Женщины вздрогнули.
— Где-то рядом дало, — заметил Слава.
— Молнии приближаются, — загробным голосом возвестил я. — Они бьют все ближе и ближе…
Марина поежилась.
— Пожара не будет? — спросила она. — Говорят, деревья, в которые попадает молния, горят даже в проливной дождь.
