Маргарита Резник - Сахар…
Вопреки всем представлениям о цыганах, в квартире, которую Саша любезно предоставил Розе и Тагару, было чисто и пахло свежеприготовленной едой. Катя видела раньше цыган в маленьком карельском городке, где провела всё детство, но те все были грязные, дурно пахнущие, воры и обманщики, неудивительно, что и дома у них выглядели как сараи. Но эти двое выбивались из общей картины – может, и другие такие есть, чистоплотные, ухоженные и аккуратные. Насчёт воровства, неизвестно – Роза пока себя не проявила, но сегодня Катин глаз будет предельно зорким и обязательно заметит какую-нибудь нормальную «цыганскую» черту.
Во дворе они встретили поджидающего их Павла и уже вместе вошли в подъезд.
Дверь отворила сухощавая, невысокая, с волосами цвета серебра женщина в ярком одеянье, увешанная золотыми кольцами и янтарными бусами. На вид ей было лет шестьдесят.
– Здравствуйте! Проходите, раздевайтесь и усаживайтесь за стол.
Доброта сочилась из её уст вместе со словами, чем сразу же к себе и расположила. Катя прикинула в уме, сколько же Розе на самом деле лет, если Тагару ещё нет восемнадцати, а климакс у женщин наступает уже в сорок-пятьдесят, и тут же была ошарашена: хозяйка ответила вслух на её немой вопрос.
– Пятьдесят шесть лет мне, – произнесла Роза, с каким-то хитроватым прищуром глядя прямо в глаза ошеломлённой Кати, и даже не поясняя свою фразу для недоумевающих мужчин.
«Вот она «нормальность» цыган, – подумала Катя. – Значит, Роза обладает даром телепатии. Надо приглядеться к ней повнимательнее – может, она и ещё что-нибудь умеет».
Катя усмехнулась своим мыслями – скептик до глубины души, она ни на секунду не усомнилась в том, что Роза – всего лишь хороший душевед, и прочитала вполне естественный вопрос о своём возрасте у Кати на лице.
Стол оказался накрыт прекрасный. После часового поедания разной всячины и весёлых разговоров о прошедшем годе, Саша, Паша и Тагар пошли поиграть в снежки на улицу, а женщины остались вдвоём. Как только за мужчинами захлопнулась дверь, Роза придвинулась к девушке и мягко взяла её ладонь:
– Позволишь, я погадаю?
Катя непроизвольно одёрнула руку. Женщина хоть и располагала к себе, но всё равно вызывала некое опасение.
– Спасибо, мне однажды уже погадали, так что я без денег и золота осталась. Хорошо, хоть не забрали куртку и сапожки от «Лакост», а то я бы околела в такой мороз, – довольно резко сказал Катя, однако тут же извинилась: – Простите!
Как бы она ни была права насчёт жульнических цыганских гаданий, всё же невежливо стричь всех «провидцев» под одну гребёнку, тем более эту милейшую женщину приравнивать к шарлатанам.
– Ничего, деточка, я понимаю. Сама с такими мазуриками сталкивалась, и меня учили так делать. Сначала вводишь человека в транс, потом говоришь команду, что человек ничего не вспомнит, либо придумываешь за него какую-нибудь сказку, а он потом думает, что всё так и было. Даже карманы прочёсывать не надо – не дай бог кто из прохожих обратит внимание! Человек сам всё отдаёт.
От этого откровенного рассказа волоски на коже у девушки встали дыбом, а Роза продолжала:
– По молодости я и вправду прощелыжничала, вот только в отличие от других, совесть во мне проснулась. Поэтому и жила беднее всех, сына пришлось у родственников оставить, пока работу искала в другом месте. Взяли уборщицей в школе, но разве на такие деньги прокормишь двух человек? – Женщина говорила о тяжёлой жизни, но в её голосе не звучало ни капли жалостливости или призыва к сочувствию, она просто констатировала факт. – И за свою честность я была вознаграждена – мой сын попал в руки к посланнику божьему– Павлу Максимовичу. А теперь и меня пристроили. Твой муж, деточка моя, святой человек. – Роза снова взяла Катю за руку, которую та в этот раз уже не отдёрнула. – Не думаешь же ты, что и он влюбил тебя в себя чарами цыганскими, приворожил?
– Так Саша же не цыган! – вырвалось у Кати, но затем она вспомнила, что дед-то у любимого, как никак, но именно цыган.
На мгновение в голове у девушки возникла картинка их двоих и она рассмеялась над единственной мыслью, транспарантом возникшей перед глазами – «приворот». Следующая мысль тут же разлилась теплом по телу. «Даже если это колдовские чары, чёрт с ними, я счастлива – и это главное».
– Гадайте! – разрешила она.
* * *После нескольких дней напряжённой работы в съёмках получасового фильма, Агата уже возненавидела короткий метр: такой маленький, «короткий», а отбирает столько сил. Но сегодня – выходной, и наконец-то она сможет вдоволь наплакаться: тоска по Павлу выросла, как большой гнойный прыщ, и готова была вот-вот прорваться наружу. Поэтому худенькая блондинка села в постели по-турецки, приготовила набор одноразовых салфеток и – заплакала…
Но ни одной слезинки не выдавилось из глаз. Она даже напрягла мускулы лица, как это обычно бывает при рёве, – и снова ничего! Странно.
В номере с нежно-розовыми занавесками, перетянутыми золотыми канатиками, и всей остальной мебелью такого же цвета, Агата чувствовала скорее отвращение, чем горе. Вот она, Катина натура – ненависть к розовому, и вообще к сентиментальности, если говорить о цвете, как о проявлении эмоционального состояния. Как будто частичка подруги перешла к ней, когда они прощались на вокзале. И вот теперь Агата не может плакать там, где Катя никогда бы не распустила нюни.
Агата мысленно выругалась на себя. Чем теперь заниматься? Ведь она планировала весь день предаваться воспоминаниям, не есть, не пить, и вечером лечь спать с опухшим от слёз лицом. Но теперь придётся что-то придумывать.
Отель «Редиссон Роял» на Невском считается одним из лучших отелей в городе, и надо бы разведать, есть ли здесь, чем развлечься. «По-моему, кто-то из ребят говорил про фитнес-центр на первом этаже. Думаю, от пары километров на беговой дорожке моя скука сублимируется в мышечную усталость. Уж лучше пусть тело стонет от переизбытка молочной кислоты[16], чем голова пухнет от невозможности расплакаться», – решила Агата.
Она надела свой спортивный наряд, состоящий из широких штанов «адидас» в комплекте с кроссовками и топом, и, захватив бутыль воды и полотенце, спустилась в холл. На нижней ступеньке она заметила, что в фойе сидит Максим и сам Юрий Подольский. Они оживлённо о чём-то беседовали, но на лице у молодого мулата совсем не видно радости.
«Интересно, какие у них отношения? И о чём они говорят, что Макс такой недовольный?» Агата уже напрочь забыла про планы на сегодня, плакать ей уже точно не хотелось, но и беговая дорожка сейчас совсем стала неинтересна. А вот конвертик, который протянул отец сыну, заинтриговал – ведь юноша попытался от него отказаться. Надо послушать их разговор и сделать это как можно незаметнее.
Мягко ступая, девушка подошла как поближе к софе со стороны, откуда её прикрывал большой густой кипарис в кадке, и встала за ним. Проходивший мимо портье приостановился, было, на секунду – глядя на девушку со стороны можно было заподозрить, что она от кого-то прячется, – но Агата сделала вид, словно праздно разглядывает потолок зала, нисколько не скрываясь, а просто ожидая кого-то, и сотрудник гостиничного хозяйства поспешил далее по своим делам.
Девушка внимательно вслушалась вбеседу двух Подольских.
– Как бы плохо она ни играла, папа, я не прогоню её! – Голос Максима был на срыве.
– Поэтому, я и предлагаю тебе деньги. Найми профессиональную актрису, а эту просто трахни, раз так неймётся.
– Я не собираюсь её «трахать», у меня к ней куда более серьёзный интерес, но пока она сама не захочет, между нами ничего не будет.
– Вот и прекрасно, только для этого не нужно портить свой фильм и пытаться оформить в него полную бездарь.
Дальнейшие слова Агата уже не разобрала из-за шума в ушах, который вызвала последняя фраза, заглушившая все звуки вокруг. Просторный холл, украшенный золотыми вставками, вдруг поплыл и стал одним размытым жёлтым пятном. Наверное, она бы упала в обморок, но, к счастью, девушка пришла в себя, когда её рука невзначай зацепилась за веточку кипариса. Ещё немного и она бы опрокинула тяжёлый горшок с растением, обнаружив себе перед Подольскими.
Агата перевела дух, но уже через миг она лишний раз осознала открывшуюся истину – собственную никчёмность.
Она верила Максиму, другим ребятам со съёмочной площадки, Кате, да и себе, в конце концов, что у неё есть талант сниматься в кино. И вот, всё рухнуло, как будто ей итак мало горя пришлось хлебнуть за последнее время.
«Ну что ж, выше нос, блондинка», – подбодрила себя Агата, всё ещё стоя за зелёным кустом. Какой-то нехороший гнев разлился по её венам. Не тот, праведный, что она испытывала к тому же Прокопу или к агентам ФСБ в сентябре, а другой, мстительный.
«Я покажу этим толстосумам, какая я бездарная! Вот только узнаю, где они сегодня будут Новый Год встречать, и заявлюсь посреди праздника. Скандал! Не-ет, я сыграю самого Отелло, меня предали, я заставлю их молить о пощаде!» – подумала девушка.
