Игорь Блинов - Ворона летает по геодезической
— Спасибо от них не дождешься, их бы вообще устроило, если Россию асфальтом закатать. Не нужны мы им такими.
— Но они-то нам нужны, — возразил Ермолаев. — Значит, должна быть и обратная связь.
— Смотри, вот Достоевский что писал, — Шапиро взял томик и полистал. — Ага, вот: «Европа нас готова хвалить, по головке гладить, но своими нас не признает, презирает нас втайне и явно, считает низшими себя как людей, как породу, а иногда так мерзим мы им, мерзим вовсе, особенно когда им на шею бросаемся с братскими поцелуями». Видишь — все уже сказано, надо ли переливать из пустого в порожнее?.. Чаю хочешь? — спросил Шапиро без всякого перехода.
— С медом.
— Меда нет.
— А чай-то есть?
— Чая, к сожалению, тоже нет.
— Зачем же ты предлагал? — удивился Ермолаев.
— Я не то чтобы предлагал… — затянул Шапиро.
— Понятно. А кофе есть?
— Кофе нет, но есть кофейный напиток.
— Из цикория?
— Нет, из овса.
— Час от часу не легче.
День прошел без происшествий. На душе у Ермолаева было неспокойно. Он не мог избавиться от тягостного ощущения неопределенности. «Наверное, это из-за того, что Дина опять пропала, — размышлял он. — И Вика вела себя неприветливо, как-то демонстративно неприветливо. Не договорив, убежала на тусовку. Конечно, там ей веселее. А маньяк? Ведь не покидает ощущение, что он бродит где-то рядом. Но зацепки-то нет, Баскаков со товарищи исчез, а остальные мертвецы молчат. Такой вот выдался отпуск — путаница в голове и усталость от этой путаницы… А Шапиро — занятная личность, не то что эти зануды типа Курбатова. Хотя при чем тут Курбатов, что это я про него вспомнил… И где все-таки Дина, почему даже ее брат в неведении? Вечерком опять зайду к нему, может есть новости…»
На этот раз Шапиро был совсем не в духе. «Погода влияет на нас на всех, что ли?» — подумал Ермолаев.
— Был сейчас в клубе, — рассказывал Шапиро. — Переругался со всеми… Там одна телка есть, так и та переметнулась. Зла не хватает…
— Что так, — удивился Ермолаев.
— Да, задолбали. Суют мне газету вражью — вот, журналисту Правдину политику шьют.
— Как это политику? — удивился Ермолаев.
— Ну, махинации с ценными бумагами или что… Ведь этого Правдина все знают, он в наших кругах товарищ давно известный, с биографией. Еще в школе мажором был, его и из комсомола поперли, что книгами спекулировал. Он еще потом из себя диссидента строил. Вот что обидно — все же понимают, что Правдин опять по делу вляпался, руки нагрел на чем-нибудь, а вой подняли…
— Книголюбы — народ романтический.
— Раздолбаи, а не романтический. На нем печати ставить негде, а его как героя нашего времени подают. Не понимаю, откуда это.
— Время сейчас такое, информационное. Там, на Западе, не хотят видеть своих недостатков, и на всякий случай предпочитают искать их на стороне, чтоб не волноваться понапрасну…
— Как стервозная баба, — с неожиданной досадой добавил Шапиро.
— Хорошее сравнение.
— Да, и почти не хромает. Женщины на Западе о мужчинах такого мнения, что те — скотские натуры и думают лишь о том, как бы кого сексуально домогнуться. Мои же наблюдения показывают, что напротив — женщины это дело любят, и не меньше, но всегда могут повернуть так, что чуть ли не одолжение делают.
— Где это ты таких женщин видел?
— Да все там же. По моей теории, Запад — это субстанция женская. А женщина — существо западное. Она всегда ищет итог, а не процесс. Она метафизик, а не диалектик. Если видит мужчину — у нее перед глазами свадебные картинки, потом ползунки и подгузники, потом мебель и путевки, потом еще какая-нибудь фигня.
— Ну, у мужчины тоже развито образное мышление, — возразил Ермолаев. — Он может так явственно представить бутылку пива, что она материализуется… — он хотел пошутить, но вышло неубедительно.
— Мужчина — существо восточное. Бутылка — это не итог, а процесс. Любовница — это процесс. А для женщины любовник — это будущий муж. Который немедленно должен поговорить с женой, все ей объяснить и немедленно развестись. А что, собственно, объяснять? Дорогая, мол, вот нашел я себе отдушину, она не стесняется это самое…, ну то есть… Хотя дура дурой, и выдержать я ее могу не чаще раза в неделю, да только она на днях позвонит, и начнет плести чушь, так ты ее пошли подальше, да, собственно, я и сам ее послать давно собираюсь, утомила, блин. Ну, кожа гладкая, голос сексуальный — это я признаю, но жить с такой — уж извините, лучше уж со своей дражайшей как-нибудь перекантуюсь до крематория, недолго уж осталось мне, бедняжке, тут хоть знаешь, чего ожидать, а там, представляю, сколько скандалов и истерик еще ожидает, бр-р-р. Женщина была вылеплена из западной глины. Тут всегда — цель и средства ее достижения. А ради чего?.. И вообще, какие-то они все мордастые, эти американки, и рты у них огромные — ни дать ни взять капиталистические акулы.
— Ну ты даешь, — удивился Ермолаев. — Или недоперепил, или женить тебя надо, к чертовой матери.
— Ни-ни-ни, — замахал руками Шапиро. — Мы в детстве с Динкой дрались — я еще тогда решил, что никогда не женюсь.
— Логично, — согласился Ермолаев. — Я вот тоже никогда не женюсь.
— Э-э-э, а Динка как же, ей всю жизнь в девках ходить?
— М-да, — почесал затылок Ермолаев. — Об этом я как-то не подумал.
— Напрасно, гражданин начальник. Об этом думать никому не поздно и никогда не рано. А вообще сдается мне — собрался ты на другой жениться…
— На какой на другой?!. — Ермолаев даже привстал.
— А видели тут тебя с одной. Такая шатенка с косичками, молодая. Знакомая личность.
— Да ты опупел, братец! Она же еще в школе учится.
— Вот и видно, чему она там учится…
— Не пори жеребятину. И вообще — кто видел, когда и где?
— Не помню.
— Я ей просто помог… Да что я, в конце концов, оправдываюсь?!. - в сердцах воскликнул Ермолаев.
— Динка будет недовольна… — не слушая его, продолжал Шапиро.
— Да ее маньяк преследовал, вот на этой почве мы и столкнулись. А маньяка я найду, — Ермолаев нервно стал ходить по комнате. — Найду и вырву глаза, вот этими самыми руками.
— Вот как? Вырвешь? С чувством глубокого удовлетворения? Да вы, батенька, сам маньяк, да-с. Это ведь замкнутый круг получается. Зло порождает зло, и так далее.
— А сам недавно что говорил? «Зла не хватает» — кто говорил? Значит, бросить все и сослаться на волю божью? — с раздражением процедил Ермолаев.
— Нет, конечно. Спокойнее надо, спокойнее, рассудительнее. Есть же законы человеческого общежития. А то таких дров наломаешь… Эмоции здесь — не лучший союзник.
— Легко говорить.
— А ты успокойся и сам рассуди — можно ли поддаваться сиюминутному? Помнится, в тридцатых годах вот так же все бросились японских агентов ловить, в едином порыве. Прошли те времена, прошли. И не должны возвратиться. Вот смотри, — и Шапиро вытащил из под стола книгу.
— Эти мне книголюбы! Фантазейные сочинения оставь в покое, тут не изба-читальня… И времена эти не прошли, и не скоро пройдут. И не могу я рассуждать, когда уже терпения не хватает. Убивать надо сволочей — и все.
— Когда тебя лично касается, всегда побеждают эмоции.
— Почему лично, где лично?
— У вас ведь с ней что-то было?
— С кем?
— Да с той, с кем же еще.
— Да ничего не было, — возмутился Ермолаев. — И быть не могло, с ума ты спятил, что ли… Я же говорю… А потом она участвовала в моем расследовании, вот и все.
— А зачем ей это надо было, как ты думаешь?
— По-моему, это естественно. Ведь ты тоже всегда посодействуешь, я уверен.
— Я — из чувства долга и патриотизма, и немножко — из любви к приключениям.
— И она тоже.
— Сомневаюсь, — ответил Шапиро. — В ее возрасте Родина — это уютная комнатка с плакатами на стенах и попса из наушников. Американская, кстати.
Ермолаев промолчал.
Шапиро раскрыл фолиант:
— Вот, послушай, перевел я тут одну сказку. По-моему, интересно.
— Сказку, сказку… — пробурчал Ермолаев.
— Да, слушай. «Давно это было, когда земля наша была еще среди воды. Пошел один охотник по имени Хутха в лес и видит — стоит на том берегу реки Русский Богатырь. Сам величиной с гору, а на голове его — железная шапка, верхушкой небо протыкает. Выстрелил Хутха в него из лука, отскочила стрела от железной шапки. Испугался Хутха, понял, что не справиться ему с Русским Богатырем, побежал в лес и горько заплакал. Тут Ворон пролетал. Узнал он про беду, засмеялся и говорит — а ты его угощай и песни ему пой. Послушался Хутха, предложил Русскому Богатырю угощение. Русский богатырь ест и нахваливает, а Хутха песню ему поет. Слушал Русский Богатырь, слушал, да и заснул. А Ворон опять совет дает — вот, у Русского Богатыря ружье рядом лежит, возьми его и стреляй. Взял тогда охотник ружье и выстрелил. Пробила пуля железную шапку, и умер Русский Богатырь. А Хутха потом отдал за Ворона свою дочь, и пошел от их детей новый народ».
