Елена Басманова - Автомобиль Иоанна Крестителя
– Был-был, да только никаких переводов в Лондон никто не отправлял. Вышел я из здания почтамта, глянул вокруг – в такую хорошую погоду опять тащиться на Литейный, чтобы получать от вас тычки и зуботычины? Ну, уж нет! И направился я… Угадайте, куда?
– От гаданий увольте и не тяните кота за хвост. – Вирхов пытался скрыть раздражение.
– В типографию! В ту самую, где печатал Сайкин свои дешевые книжонки!
– И зачем?
– Вы сами, Карл Иваныч, навели меня на эту мысль! Ну, своей версией, что господин. Конан Дойлприезжал в Петербург. Дважды.
– Как это дважды? – вскинулся пораженный вольными фантазиями помощника Вирхов.
– Один раз, чтобы вручить господину Сайкину свою рукопись. А другой, чтобы поквитаться с ним за присвоение гонорара.
– Чушь, милостивый государь, – фыркнул старый следователь, – истинная чушь. Вдумайтесь сами. Если б такое светило пожаловало сюда – вся столица бы гремела банкетами в честь британского гения!
– Да я знаю, что это чушь! – воодушевившись, Тернов вскочил и уперся обеими руками в стол вирховского стола. – Но с какой-то рукописи должен же был наборщик набирать книгу? Так? Так. И проник я в типографию, нашел рабочих, а уж с ними разговаривать я умею.
– Не понял, – прервал его Вирхов, в сознании которого мелькнул зловещий образ полковника Охранного отделения. – В антиправительственные кружки хаживали?
– Вот за это прогрессивная передовая молодежь и не любит нас, служителей закона, – обиделся Тернов, – за стремление всячески унизить личность, надругаться над всем святым.
– Вы эти разговорчики мне бросьте, – побагровел Вирхов, – с огнем играете. И так уж охранка сюда наведывалась.
– Что? – весь вид Тернова являл полнейшую растерянность и беспомощность.
– То, – отрезал Вирхов. – Быстро выкладывайте, что вы там накопали в вашей типографии?
Тернов обмяк и, кажется, готов был заплакать. Губы его задрожали.
– Так старался, из кожи лез, – говорил он, вынимая из кармана сюртука сложенный лист бумаги. – Подобно крысе какой-то вгрызался в Монблан бумажного хлама. И вот благодарность. Извольте, Карл Иваныч. Получите. Первый лист рукописи вашего «Автомобиля».
Вирхов встал и, приняв бумагу, погрузился в ее изучение. Прошла тягостная минута.
– Та-а-к, – протянул Вирхов, исподлобья взглянув на Тернова. – А другие листы, другие там имеются?
– Имеются, да выкапывать трудно, типография-то в подвале. Из-за наводнения там такой кавардак, – вздохнул Тернов. – Не было времени, мчался к вам.
– Вы хоть понимаете, открытие какой важности вы сделали? – угрожающе потряс бумагой Вирхов.
– Я с этого и начал, Карл Иваныч! Прикажите арестовать негодяя! Теперь все ясно! Как он ни скрывался, он изобличен! И мотив у него есть! Вы же читали эту книжонку! Там все изложено, как на духу! Вся история преступления, падение, шантаж, убийство, возмездие. Это точно он!
– Да, почерк похож на тот, который имеется в записке, обнаруженной под каменным котелком. Где она, кстати? Быстро несите!
Павел Миронович бросился в смежную комнатку и принес вещественное доказательство.
Вирхов взял записку и начал сличать буквы в обоих текстах. Затем медленно и тщательно обнюхал записку.
– Узнаю запах. Это он. Действительно, он всегда вызывал у меня подозрения.
– А самое главное – и фамилия говорящая! Теперь этот негодяй от нас не уйдет!
Глава 17
После всех треволнений минувшего дня Мария Николаевна Муромцева проснулась поздно. На лекции по истории средневековья она опоздала. Папа опять будет недоволен.
Она взглянула на соседнюю кровать, где, отвернувшись к стене, спала сестра. Тело, очертания которого угадывались под одеялом, казалось окаменевшим. Даже дыхания не слышалось. Мура поняла, что сестра не хочет с ней разговаривать.
Еще бы! Вернулась ночью, в маскарадном костюме, хорошо, хоть догадалась прислать записку, а то родители сошли бы с ума. Мура и Клим Кириллович не знали, что и думать, – как объяснить появление Брунгильды в одной коляске с московской знаменитостью на Невском, если она сообщила, что осталась у подруги в безопасной Рождественской! Сестры так долго не было дома, что Мура всерьез забеспокоилась – неужели, опьяненные друг другом и своей музыкой, Скрябин и Брунгильда все-таки ринулись в пучину волн – кататься на корабле! В наводнение!
А они, действительно, пошутили. Судя по всему, попали на какой-то маскарад. Плясали, веселились. Где только она сумела так промокнуть и где достала этот дурацкий костюм? И ботик потеряла, и манто котиковое испортила. И почему ее сопровождал так же нелепо выряженный Бричкин, а не Скрябин?
Мура, закалывая длинную косу узлом на затылке, сердито сдвинула соболиные брови. Такая гордячка! Ничего не стала рассказывать, а сразу же отправилась в спальню и нырнула под одеяло. Наверное, ей стыдно. Или она натворила глупостей? А может быть, поссорилась с господином Скрябиным?
Тяжело вздохнув, Мура покинула спальню. Умылась и прошествовала в столовую, где ее ожидала, как всегда подтянутая, хотя и с синими кругами под глазами, Елизавета Викентьевна.
– Доброе утро, мамочка. – Мура чмокнула мать в висок, уселась за стол и потянулась к сосискам.
– Брунгильда тебе ничего не рассказала? – Елизавета Викентьевна с надеждой воззрилась на дочь.
– Нет, – виновато ответила Мура и, чтобы отвлечь мать, поинтересовалась: – А что пишут в газетах?
– Они сегодня задержались, готовили отчеты о наводнении. Вода поднялась на 8 футов (244 см), такого сильного наводнения лет пять не было. К счастью, вода спадает. Подсчитывают убытки. Уже известны и первые жертвы. Кажется, пострадал и господин Скрябин.
– Скрябин? Александр Николаевич? – выдохнула в ужасе Мура. – Что с ним?
– Речная полиция обнаружила его поздно ночью на быке.
Мура вытаращилась, сосиска повисла на вилке около раскрытого рта.
– На каменной опоре Тучкова моста, – пояснила Елизавета Викентьевна. – Совершенно не понятно, как он там оказался? Мокрый, с шишками и ссадинами, но в больницу ехать отказался. Доставили к Беляеву – он там остановился. Публичное исполнение Третьей симфонии отменил, собрался отбыть в первопрестольную. Не думала, что такой серьезный композитор способен на столь бесшабашную лихость – лазить по мостам в наводнение.
– Не утонул, и то слава Богу. – Мура облегченно откинулась на спинку венского стула. – А утопленники есть?
– Есть. Глаша в булочную ходила, говорит, у Тучкова какую-то девушку полночи речная полиция искала. А в газетах пишут: на Голодае снесло будку, утонул сторож с семьей. Госпожа Ф. сообщила, что вчера вечером из дому ушла ее прислуга и не вернулась.
– А как звали прислугу?
– Не написано, – покорно ответила мать. – Мура, Мурочка, я так беспокоюсь за Брунгильду. Неужели она тебе совсем ничего не рассказала?
– Нет, спит еще. – Мура меланхолично жевала сосиску. – Я не стала ее будить. Думаю, ничего особенного с ней не произошло. Иначе бы она так спокойно не спала.
– Говорить ли ей о господине Скрябине? – Елизавета Викентьевна озабоченно смотрела на младшую дочь. – Она очень огорчится.
Мура подумала.
– Лучше сказать, – решила она, – пусть возвращается к нормальной жизни. А то гениальный композитор совершенно выбил ее из колеи.
– Да, ты права, – согласилась мать. – А сама, что ты думаешь делать сама?
– Поеду в свою контору. Так я быстрее узнаю у Софрона Ильича, где это он разыскал нашу Брунгильду. Да и почему сам развлекался на бале-маскараде.
– Все очень странно, – согласилась профессорская жена, – на Софрона Ильича не похоже. Может, он в кого-нибудь влюблен?
Мура обиделась. Ей и в голову не могло прийти, что ее помощник посвящает свое время, столь ценное для расследования, ухаживаниям за барышнями.
Она встала и обняла мать. Как хорошо иметь умных родителей! Они понимают, что молодость дана не затем, чтобы плесневеть на лекциях по средневековью!
Мария Николаевна оделась и выбралась из дома. По дороге она обдумывала сообщение матери о странной истории со Скрябиным. Очевидно, Брунгильда пережила ночью удивительное приключение.
Через четверть часа она переступила порог конторы детективного бюро «Господин Икс». На звук дверного колокольчика отозвался Софрон Ильич Бричкин.
– Добрый день, Мария Николаевна! – радостно говорил он, принимая ее пальто. – Когда я служил в артиллерии, в такие дни мы всегда проводили учебные стрельбы. Холодно и ясно. Воздух прозрачный. Видимость превосходная. Ну, конечно, не при таком ужасном ветре.
– Где ваш маскарадный костюм? – перебила его Мура. – И как вы объясните все происшедшее?
Бричкин вздохнул.
– Вам придется набраться терпения, Мария Николаевна, за минувшие сутки много чего случилось.
Мура устроилась за своим столиком и сложила руки на столешнице подобно прилежной гимназшлке.
