Марина Серова - Деньги исчезают в полночь

Михал Палыч перевел дух и снова продолжил свой монолог откровений:

— Или ты, может, думаешь, мать твоя тебя бы вытащила? Она у тебя хваткая баба, да. Но уж если Сандалов ее однажды перехитрить сумел, то уж я-то тем более. Но ты не думай, будто я все затеял из-за тебя, ты мне совсем без надобности. Что с тобой будет, мне плевать, я хочу только одного — убить Витьку. И я это сделаю. Только теперь, — он выразительно глянул на меня, — придется и ее тоже… Деваться мне, Танюха, некуда. Ты все видела, все знаешь. Не лезла бы куда не следует, так жила бы долго и счастливо. А ты ведь сразу мне подозрительной показалась. Непонятно откуда появилась, тоже мне, предприниматель хренов. Я к Сандалову сунулся, мол, что за баба тут шастает, зачем она здесь. А он или молчит, как судак, или байку мне рассказывает. Ну я и без него сообразил, что ты как-то связана с покушением тем самым. Я долго не понимал, чего ты около наших дел кружишься, а как узнал, кто ты есть, так чуть со смеху не помер. Это ж надо придумать — частный детектив! Баба! Я и мильтонов в юбках никогда не воспринимал, а уж девка-детектив — это вообще чушь. Одним словом: дура ты дурой, и бояться тебя нечего. Это я сразу понял. А ведь поначалу я за тобой даже следил. Глядел, как ты металась, и только диву давался: ну надо же, сколько энергии у девки! За Мишку прицепилась, наверное, думала через него что-нибудь узнать?

— А Мишкина смерть, случайно, не на вашей ли сумрачной душе очередным грехом повисла? — решила на всякий случай прояснить я ситуацию.

— Да на хрена мне это? Я же знал, что никто тебе на меня не укажет, а уж Мишка-балбес и тем более. Этот дурак с дядькой своим все какие-то дела замысливал и, наверное, кому-то помешал дела делать, вот его и убрали. Но дуракам туда и дорога.

При последнем замечании он хитрым взглядом многозначительно окинул нас с Виталием. У последнего вид был еще более несчастный, чем всегда, что, впрочем, не удивляло в свете последних событий. Однако обычного меланхоличного спокойствия Виталий не утратил даже сейчас.

Мне же вдруг жутко захотелось позлить Михал Палыча. Не знаю почему, но страх вдруг куда-то испарился, и я стала равнодушной и циничной. О дальнейшем даже не думала. В сложившихся обстоятельствах мне казалось, что хуже я уже не сделаю.

— Да вы настоящий волк в овечьей шкуре, Михал Палыч, — насмешливо произнесла я. — Как же вам удавалось так долго скрывать от всех свое истинное лицо?

— А я ничего и не скрывал, — возразил Михал Палыч с самым искренним выражением на физиономии. Как ни удивительно, но даже сейчас он совсем не был похож на злодея, хотя и держал в руках пистолет. — Я такой, каким кажусь. А единственное, что я скрывал в течение долгих лет, так это то, что ненавижу Витьку Сандалова. Между прочим, не просто так ненавижу, а вследствие вполне веских причин. Всю жизнь ему в отличие от меня все давалось просто, хотя и был он полным дубарем. Как, скажи на милость, так выходило, что у него и на работе, и в личной жизни все складывалось по типу «лучше не бывает»? А у меня, за что ни возьмусь, ничего не выходило, хоть ты тресни! Вот, например, в молодости Витька у меня невесту увел. И для чего, спрашивается? Чтобы, женившись на ней, через полтора года ее бросить и пойти по бабам? Чтобы она умом тронулась и от этого вены себе вскрыла? Ее-то спасли, только вот голову с мозгами прежней сделать не смогли. Ну как, хорош гусь твой Сандалов?

Ответа он от меня не дождался, да и вряд ли он был ему нужен. Михал Палыч продолжал посвящать меня в подробности своей нелегкой доли:

— А может, ты думаешь, на закате лет мне к нему так хотелось прибиться, чтобы с голоду не подохнуть? Как же, конечно! Уж на жизнь я бы себе заработал и без его хренового бизнеса. Но за свое несчастное существование было обидно. Захотелось ему доказать что-то. Так захотелось, что даже на все остальное плевать стало. Тут и Виталька как нельзя кстати подвернулся.

Михал Палыч тяжело дышал, словно сейчас пробежал стометровку. Он загораживал собою дверной проем, поэтому мысль выбить у него оружие и спастись мне, с ушибленными ногами, можно было со спокойным сердцем оставить.

Только я успела об этом подумать, как раздался глухой стук. Стучали в ту дверь, которую Михал Палыч закрыл с помощью стула.

Мы с Виталькой разом переглянулись и замерли, а наш мучитель нахмурился. Потом он вышел из комнаты, закрыв ее на замок. Дальше мы услышали, как он осторожно прошел через смежную комнату и спросил:

— Ты?

— Да, — гулко раздалось в ответ. Дверь открылась, и кто-то задал очередной вопрос, прозвучавший уже более отчетливо:

— Как дела, дядь Миш?

— Хреново! — прозвучал ответ.

Оценив таким образом дела, Михал Палыч вкратце аргументировал данный показатель, рассказав, как увидел меня здесь, а также изложил все последующие за этим события. Невидимый собеседник отреагировал цветистой фразой, а затем произнес:

— То-то мне сразу не понравилось, что она здесь вместе с Виталием появилась.

— Да уж. Я-то сразу не понял, что это означает. Наоборот, подумал — хороший момент представился. В любом случае теперь мне уже все равно, ты же знаешь. Лучшего времени не будет, ждать невозможно — большие деньги на кону. Сандалова убирать пора.

Я обреченно вздохнула.

Сначала мне было подумалось, что основная причина, по которой Михал Палыч хочет убить своего шефа, заключается в питаемой к нему ненависти. Это, как ни странно, меня несколько успокаивало: как ни крути, а ненависть — чувство вполне человеческое, значит, можно попробовать на нем и сыграть. Поначалу мне казалось, я смогу предложить Михал Палычу сделку, психологически надавить, вызвать жалость. Хлипко, конечно, однако хоть какая-то надежда.

Теперь же выяснялось: достучаться до его совести не получится по причине полного отсутствия таковой. Если в деле замешаны деньги, значит, плохи наши дела: Михал Палыч от своего не отступится. Наверное, он надеялся каким-то образом занять место Сандалова, а о ненависти твердил для собственного успокоения. А может быть, речь как раз о тех самых деньгах, которые свистнули из сандаловского сейфа? Не исключено, что не кто иной, как Михал Палыч, их и похитил.

Заскрежетал замок, и дверь нашей темницы отворилась. На пороге показался Михал Палыч, правда, уже без пистолета, зато не один, а в сопровождении помощника, в качестве которого выступал… охранник Дима. То-то он остолбенел, увидев меня с Виталием на пороге!

Я не удержалась и заговорила:

— О, да у вас тут целая организация! Надо понимать, Михал Палыч, это ваш непосредственный помощник? Что ж, одному в таком серьезном деле непросто, надо и людей к убийствам и воровству привлекать. Так ведь, Дим?

— Заткнись, — ответили тюремщики мне в унисон, а потом Михал Палыч обратился к охраннику:

— Дим, давай ее свяжем, что ли?

— А на фига? — вполне резонно возразил тот. — Все равно никуда не денется. Окон здесь нет, а дверь она в жизни не выбьет, — произнес он, одновременно окидывая мое телосложение тяжелым скептическим взором. — Виталька еще понятно — мужик, потому и сопротивляться стал, а ей, бабе, куда с нами тягаться. Ты лучше, дядь Миш, скажи, когда мы с тобой дело-то делать будем?

— Подожди. Не могу же я его пьяного застрелить… А он еще часа два не очнется.

— Что, Михал Палыч, неужто кодекс чести соблюдаете? — не выдержала я снова и вмешалась.

— Да нет. Хочется мне, чтобы он в сознании был, а не как пьяная скотина умирал. Дим, я тебе говорю, он часа два еще продрыхнет, это однозначно. Давай-ка с тобой наверх поднимемся, посмотрим, что там. А эти пусть здесь посидят. Подумают, например, о жизни. Для кого-то она долго не продлится.

— Дядь Миш, отдай мне ее на время, перед тем как хлопнуть? Уж больно баба красивая…

— Кобель ты, Димка, — вполне добродушно рассмеялся Михал Палыч. — Не знаю, стоит ли… Давай лучше без дополнительных проблем обойдемся. Она ж шлюха, однозначно. Еще наградит тебя чем-нибудь, будешь потом лечиться да мучиться.

Я облегченно перевела дух. Пусть я сейчас не в лучшей форме, но если бы этот гад ко мне подошел, то я бы непременно постаралась, чтобы определение «мужчина» к нему больше не относилось.

Остались мы с Виталием одни, запертые в подвальной комнате. Мне не слишком нравилось, что он выглядел каким-то странно спокойным и апатичным, несмотря на сгустившиеся над ним тучи. Я же отчаянно пыталась бороться с зарождающейся паникой, которая так сильно мешала думать.

А подумать было над чем. Я кое-как подошла к двери и констатировала печальную истину: открыть ее практически невозможно. Для этого Виталию нужно было быть по меньшей мере борцом сумо, тогда мы могли бы попробовать вышибить дверь. Но в смежной комнате наверняка наткнулись бы на Михал Палыча или Диму, или еще кого-нибудь. И даже если они действительно поднялись наверх, входная дверь в подвал в любом случае будет закрыта. Цепь с замком, которой Михал Палыч угодил мне по ногам, как раз и предназначалась для того, чтобы закрывать подвальный коридор. Очевидно, в тот момент, когда я пыталась спуститься на первый этаж, чтобы найти Виталия, Михал Палыч оставил подвальный этаж открытым, поэтому-то я и влетела в эту малоприятную историю.