Елена Арсеньева - Любимая девушка знахаря
– Господи, Иисусе Всемилостивый, да где же я тебе трезвых в Падежине найду?! – взрыднула Зиновия. – Их тут отродясь не было, не припомню я такого. Наши сестры, монастырские-то, и те к наливочкам то и знай прикладываются, а ты о мужиках говоришь, которые напиться не успели! Да они ж всегда напившись! Они и протрезветь-то не успевают!
– Тимка... – слабо выговорил Понтий. – Тимка Феич, он вроде не пьет. И его гость, может, тоже. Их зови!
«Гость, значит, Леший, – сообразила Алёна. – Тот да, в рот не берет, на дух не переносит. Ах ты, поганец Понтий, то Лешего в овраг свалил, а теперь помощи от него ждешь?! А что с ним, с поганцем Понтием, случилось, интересно знать? Куда-то он провалился? Где-то застрял, что ли? Вот так, поделом вору и мука, не фиг было против Феича злоумышлять! Жаль, что и Зиновия тоже не застряла с ним за компанию!»
– Ты в уме, Понтюшенька?! – возопила между тем Зиновия. – Если я Феича позову, он сюда в девять уж не придет, и весь мой план рухнет, и мы не узнаем никогда, нашел ли он...
– А если ты его не приведешь, тут все на хрен на меня рухнет! – прорычал Понтий. – Сейчас не до шуток с вашими поисками, сейчас надо меня спасать! Да беги, беги же, а то я подумаю, что ты смерти моей хочешь!
– Ой, бегу, бегу! – отозвалась Зиновия, и доски снова заскрипели-застучали – на сей раз под ее удаляющимися шагами. А Понтий вскричал ей вслед:
– Феича зови! И художника, слышишь? Черт с ними, с вашими фантазиями, спасайте меня!
Ответа не последовало. Шаги Зиновии стихли вдали.
Что рассказала бы Маруся Павлова, если бы захотела
Сруб оказался небольшим, для трех нар. На полу набросана привядшая трава, оттого стоял в нем пряный, живой аромат, несмотря на то что воздуху через малое окошко вливалось немного. Ничем оно не было затянуто, не застеклено, конечно, однако рядом на гвозде болталась грязная марлечка, которой, очевидно, его на ночь завешивали от комаров. Немножко тянуло дымком, и Маруся поняла по запаху, что здесь жгли, выкуривая неотвязных кровопийц, сухую ромашку. Тетя Дуня научила Марусю так делать, и сейчас она догадалась, что на ночь жег ромашку Вассиан. Здесь трое нар, значит, Вассиан спит здесь же, где Тимка, теперь третьим они положат Митюху. А куда же на ночь поместят ее, Марусю? Наверное, на пол бросят лапника... Но как же ей в одном помещении с мужчинами спать?! Может, ей хотя бы какую-нибудь ряднинку дадут, уголок отгородить? Ведь неловко будет спать, зная, что Тимка за ней подсматривает. А за то, что он станет подсматривать, Маруся готова была поручиться. Уже и сейчас, пока она озирает новое свое обиталище, его глазищи синие так и липнут к ней, так и жгут, ну просто в жар от его взглядов кидает!
Виски повлажнели, девушка смахнула пот со лба. Тимка заметил, спросил дружелюбно:
– Упарилась? Ты робу-то свою сними, жарко. Хочешь, я выйду, коли стесняешься?
– Да у меня там платье внизу, чего стесняться? – пробормотала Маруся, проворно скидывая сапоги и спуская солдатские штаны.
Платье прилипло к вспотевшим ногам, и она его торопливо расправила, исподтишка поймав Тимкин смешливый взгляд. Стремясь как-то загородиться от жгучих синих глаз, начала снимать гимнастерку, но лишь только выпросталась из рукавов, как Тимка на нее и накинулся.
Маруся только охнула. Но не от страха или неожиданности: ведь ждала, ждала этого в глубине души, знала, что вот-вот случится неминучее! – а от смелости своей и дерзости, когда, отбросив гимнастерку, не оттолкнула парня, а обняла. Губы его липли к ее шее, руки липли к груди, тискали и мяли грубо, незнакомо, но Маруся не отстранялась, все норовила извернуться и поймать губы Тимкины. Во всех книжках, которые она читала, во всех рассказах более опытных подружек непременно присутствовал поцелуй как начало чего-то нового, особенного, что связывает мужчину и женщину навечно. Однако Тимка не целовал ее в губы, а словно бы присасывался к шее и груди, а руки его уже сползли на бедра Маруси и задрали платье.
– Ой, что ты, что ты... – только и бормотала она, продолжая осыпать его лицо, голову, волосы меленькими поцелуями. – Ой, что ты, что ты...
Она вскрикнула было, когда Тимка резко подхватил ее под коленки и бросил на нары, а сам вскочил верхом, словно на кобылку, и дернул вниз штанишки.
– Понавзденут на себя городские... – выдохнул нетерпеливо, глядя на Марусин голый живот.
Она лежала, разбросав руки, тяжело дыша, не то боясь того, что сейчас неминуемо случится, не то желая этого, не то не веря, что это все же произойдет. Тимка расстегивал ширинку, а ее мысли почему-то вяло вились вокруг его слов: «Понавздевают на себя городские...» А что ж, деревенские девки до сих пор бесштанными ходят, будто в старые времена? Так ведь это бесстыдство!
И тут она обо всем забыла, потому что Тимка выпустил наружу из ширинки свою тяжелую, мощную плоть. Маруся впервые видела такое, впервые видела то, что прячут мужчины в штанах, и сейчас глядела недоверчиво, восхищенно, испуганно.
– Ох как охота – спасу нет... – с хрипом выдохнул Тимка. – Ты как, нетронутая или уже пихали тебе?
– Что? – чуть слышно спросила Маруся, не понимая, о чем он, только неотрывно глядя на его плоть, как на странное, неведомое существо. А оно тяжело подрагивало.
«Змей! Вот он, змей-искуситель! Пропала я!» – мысленно вскрикнула Маруся. Бояться, впрочем, она уже явно опоздала.
И поскольку девушка ничего не понимала, Тимка поспешно, грубо растолкал ее ноги коленями, подхватил под бедра, приподнял, придвинул к себе – и с такой силой ударил в неопытное лоно, что Маруся испустила пронзительный крик – да тотчас задохнулась от боли.
Тимка двигался с силой, существо мощно билось, шевелилось, мучило – и в то же время ласкало. Тимка вдруг затрясся всем телом, захрипел, а потом замер, распростерся на Марусе, придавив ее своей расслабленной тяжестью и изредка содрогаясь. Маруся почувствовала, как существо внутри ее ослабевает и вроде бы даже уменьшается в размерах. Значит, получило свое, насытилось, отдыхает.
«Ну вот я и баба, – как в тумане подумала Маруся. – Его баба. Распочал он меня...» Еще какие-то дурацкие слова лезли в голову, грубые, пугающие, но почему-то уже не пугали.
– Эй! – раздался вдруг голос Митюхи. – Вы чего тут? Ого... так вы эвона чего...
И Маруся в следующий миг увидала его на пороге – растерянного, покрасневшего, с вылупленными глазами.
Она вскрикнула, замахала руками, пытаясь не то прикрыться, не то отпихнуть Тимку, который вяло приподнялся и покосился через плечо.
– Иди покуда, – усмехнулся тот хрипло, запаленно, – не мешай.
Изумление уже сошло с лица Митюхи, оно стало прежним – равнодушным и спокойным.
– Бог в помощь, – кивнул Племяш и вышел.
– Ты больше не ори, – сказал Тимка, опираясь на согнутые руки и опять начиная шевелиться в Марусе вновь ожившим, отвердевшим существом. – Больно больше не будет.
Прежней боли не было в самом деле. Пощипывало немного в глубине, саднило как-то, но Маруся к этому ощущению скоро притерпелась, приноровилась, так же как приноровилась к то резким и порывистым, то мерным и плавным движениям неутомимого Тимки. Ну что ж, такое теперь ее бабье дело – приноравливаться к своему мужику, к своему хозяину...
Не то чтобы она сейчас была в силах толком обдумать то, что с ней приключилось, однако кое-какие мысли все же проскальзывали – о том, что досталась она человеку особенному, каких, может, на всем свете раз-два и обчелся. Это вам не дядя Вассиан Хмуров со всеми его умствованиями, который пошел золото искать, а сам на цепку попался. Тимка не такой! Также он не был похож на Марусиного отца, которым мать была вечно недовольна, на которого то и знай кричала, а отец только глаза отводил да отмалчивался и никогда ее не бил – даже когда напивался, пальцем не трогал, хотя другие барачные мужики отводили душу и месили кулаками своих жен. Маруся точно знала: если она на Тимку крикнет – он ее просто убьет на месте. Злая сила его глаз, его лица, его стати, самая жестокость и грубость его влекли ее несказанно. Даже мощный Митюха рядом с ним казался просто бесформенной глыбой мяса – без мозгов и подлинной силы.
Вообще ей повезло, что глаз на нее положил и распочал ее не Митюха, бревно тупое!
Однако что же она сама лежит, как тупое бревно, встревожилась Маруся. Вдруг Тимке станет с нею несладко? Мужики небось таких не любят, мужики любят задорных!
– Тимоша... – пробормотала она, утыкаясь губами в его ухо, и провела ладонями по влажной, напряженной, ходуном ходящей спине. – Милый... милый ты мой...
– Ишь, сучка ласковая... – удивился Тимка. – Разыгралась, гляньте на нее! Ну, держись, коли так...
* * *«Ну и ну, – подумала Алёна. – Что же, интересно знать, они ищут, если Зиновия готова рискнуть жизнью любимого племянника, только бы не прибегнуть к помощи Феича? Или Понтий не в такой уж опасности, просто преувеличивает ее, потому что мужчина, а значит, априори мнителен и трусоват?»
