Харлан Кобен - Вне игры
– Который час? – спросил он.
– Девять.
– Почему ты меня не разбудила?
– Тебе надо было выспаться. – Она протянула Майрону телефон. – Это Эсперанса.
Он взял трубку.
– Алло?
– Интересно, ты когда-нибудь спишь в собственной постели?
Майрон не был настроен шутить.
– В чем дело?
– На линии Хиггинс из министерства финансов, – сообщила секретарша. – Я подумала, ты захочешь с ним поговорить.
– Соедини. – Щелчок. – Фред?
– Да, как дела, Майрон?
– Нормально. Ты что-нибудь узнал про номера банкнот?
Короткая пауза.
– Ты вляпался в скверную историю, Майрон. В очень скверную историю.
– Я слушаю.
– Это секретная информация, понимаешь? Мне пришлось нарушить правила, чтобы до нее добраться.
– Я нем как могила.
– Ладно. – Фред глубоко вздохнул. – В общем, это купюры из Тусона, штат Аризона. Точнее, из Первого городского банка Тусона. Их похитили во время вооруженного ограбления.
Майрон сел в кровати.
– Когда?
– Два месяца назад.
Он вспомнил заголовки газет и похолодел.
– «Бригада Ворона», – пробормотал Болитар. – Это было их рук дело?
– Да Ты работал над ним с федералами?
– Нет.
Но он хорошо помнил его. Майрон и Уиндзор всегда участвовали в сложных и довольно специфичных делах, где высокая квалификация сочеталась с большой секретностью. Они идеально подходили для таких ситуаций – кто заподозрит тайных агентов в бывшей баскетбольной звезде и богатом наследнике крупной фирмы? Они могли приходить куда угодно, не вызывая ни малейших подозрений. Майрону и Уиндзору даже не пришлось придумывать себе легенду: их собственное прошлое подходило как нельзя лучше. Правда, для Болитара работа с федералами никогда не являлась главной. Это Уиндзор ходил у них в любимчиках, а Майрона привлекали от случая к случаю, когда приятелю требовалась его помощь.
Но конечно, он знал «Бригаду Ворона». Об этой организации слышали все, кто так или иначе интересовался экстремистскими течениями шестидесятых. «Бригада Ворона» стала очередной фракцией, отколовшейся от «Уэзер андерграунд»[9] под руководством своего харизматического лидера Коула Уайтмана. Действовали они примерно так же, как «Симбионистская армия освобождения», похитившая Патрицию Херст.[10] «Бригада Ворона» тоже устроила похищение одного высокопоставленного лица, но жертва погибла. Группа ушла в подполье. Их было четверо. Несмотря на все усилия ФБР, четверка террористов – в том числе Коул Уайтман, симпатичный блондин англосаксонских кровей, не похожий на экстремиста, – успешно скрывалась почти четверть века.
Теперь странные вопросы Димонте о радикальных политиках и извращенцах уже не казались странными.
– Убитая была одним из членов «Бригады Ворона»? – спросил Майрон.
– Прости, я не могу сказать.
– И не надо. Я и так знаю – это Лиз Горман.
– Черт возьми, как ты догадался?
– Имплантаты, – ответил Майрон.
– Что?
Лиз Горман, огненно-рыжая, считалась одной из основательниц «Бригады Ворона». Во время их первой миссии – неудачной попытки сжечь химическую лабораторию в университете – полиция узнала прозвище одного участника: МП. Позже выяснилось, что так другие члены группы прозвали Горман: сокращенно от Мечты Плотника, потому что «она была плоской как доска и ее было легко отделать». Радикалы шестидесятых, несмотря на свое так называемое прогрессивное мышление, вели себя как отъявленные сексисты. Вот откуда взялись имплантаты. Все, кто видел Карлу, запомнили одну примету – размер ее груди. Лиз Горман славилась своей безгрудостью, следовательно, силиконовые имплантаты являлись лучшей маскировкой.
– Федералы и копы вместе работают над этим делом, – сообщил Хиггинс. – Они не хотят, чтобы информация просочилась в прессу.
– Почему?
– За квартирой Горман ведется слежка. Они надеются поймать других членов группы.
В голове Майрона все перемешалось. Он хотел узнать больше об этой таинственной женщине и вот выяснил: она оказалась знаменитой террористкой, которая с 1975 года находилась в розыске. Парики, поддельные паспорта, имплантаты – все нашло свое объяснение. Лиз Горман не наркодилер, а женщина в бегах.
Но если Майрон надеялся, что теперь продвинется в собственном расследовании, его ждало горькое разочарование. Что могло связывать Грега Даунинга и Лиз Горман? Как профессиональный баскетболист попал в компанию экстремистки, которая стала подпольщицей еще в те годы, когда он был ребенком? Полная бессмыслица.
– Сколько они взяли в банке? – спросил Майрон.
– Трудно сказать, – ответил Хиггинс. – Примерно пятнадцать штук наличными, не считая сейфовых ячеек. Страховым компаниям предъявили иск на полмиллиона, но это, конечно, чепуха. Стоит кого-нибудь ограбить, как у него в сейфе оказывается десять «Роллексов» вместо одного. Все желают нагреть страховщиков.
– Однако, – возразил Майрон, – если у кого-нибудь хранились незаконные средства, они не стали сообщать о них полиции. Им пришлось это проглотить. – Опять наркотики и грязные доходы. Экстремистам нужны нелегальные ресурсы. Они грабят банки, шантажируют бывших членов группы, занимаются чем угодно, в том числе наркотиками. – На самом деле сумма могла быть гораздо больше. – Узнал еще что-нибудь?
– Нет, – произнес Хиггинс. – К информации имеет доступ узкий круг людей, и я к ним не отношусь. Ты не представляешь, каких трудов мне это стоило, Майрон. Ты мне очень должен.
– Я уже обещал тебе билеты, Фред.
– На VIP-места?
– Сделаю все, что сумею.
Джессика вернулась в комнату. Увидев лицо Майрона, она вопросительно взглянула на него. Майрон повесил трубку и рассказал о разговоре с Хиггинсом. Она внимательно слушала. Вспомнив замечание Эсперансы, Майрон сообразил, что провел у Джессики четыре ночи подряд – олимпийский и мировой рекорд за последний год. Его это встревожило. Он хотел здесь оставаться. Хотел. Не боялся тесных отношений, обязательств и прочей ерунды, наоборот, как раз к этому он и стремился. Но все-таки внутри его обитал какой-то смутный страх – боль от старых ран.
Майрон всегда страдал излишней откровенностью. Он знал за собой этот недостаток. С Уиндзором и Эсперансой ему было не страшно. Он доверял им полностью. А Джессику Майрон любил всем сердцем, но она причинила ему боль. Ему хотелось вести себя более сдержанно, не распахивать душу настежь. Но это не в его характере. Сталкивались две основные черты его натуры: потребность целиком отдавать себя человеку, которого любишь, и инстинктивное желание избежать страданий.
– Все это выглядит очень странно, – пробормотала Джессика, когда он закончил.
– Да, – согласился Майрон. Вчера вечером они почти не общались. Он только заверил ее, что все в порядке, и они легли спать. – Кажется, я должен тебя поблагодарить.
– За что?
– Это ты позвонила Уиндзору.
Джессика кивнула:
– Да, после того как на тебя напали бандиты.
– Ты говорила, что не станешь вмешиваться.
– Ничего подобного. Я только сказала, что не буду тебя останавливать.
Джессика прикусила нижнюю губу. Она была в джинсах и просторном джемпере. Волосы влажно блестели после душа.
– Переезжай ко мне, – объявила она.
У Майрона отвисла челюсть.
– Что?
– Прости, я не хотела тебя этим огорошить, – смутилась Джессика. – Просто не люблю ходить вокруг да около.
– Обычно это моя работа, – вставил Болитар.
Она покачала головой:
– Не самое подходящее время, чтобы говорить мне грубости.
– Извини.
– Слушай, я не очень сильна в таких вещах. Ты же знаешь.
Майрон кивнул. Он знал. Джессика пожала плечами и нервно улыбнулась:
– Короче, мне нравится, что ты тут. Я думаю, это правильно.
Он почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз и заныло от страха.
– Это серьезный шаг.
– Не такой уж серьезный, – возразила она. – Ты и так проводишь здесь почти все время. И я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю.
Пауза затянулась чуть дольше, чем следовало. Прежде чем все было бы окончательно испорчено, Джессика подхватила разговор.
– Только не говори ничего сейчас, – торопливо произнесла она. – Я хочу, чтобы ты все обдумал. Глупо поднимать эту тему, когда у тебя одни проблемы. А может, поэтому я и решилась, кто знает. Но ты подумай. Не звони мне днем. И вечером тоже. Я приду на твою игру, но потом мы с Одри отправимся куда-нибудь выпить. У нее сегодня день рождения. Ночевать будешь у себя, ладно? А позже мы побеседуем. Завтра.
– Завтра, – отозвался Майрон.
Глава 20
За столом в приемной сидела Верзила Синди. Впрочем, «сидела» не то слово. Она больше напоминала пресловутого верблюда, который пытался пройти сквозь игольное ушко. Ножки столика висели в воздухе, а крышка качалась на коленях Синди, словно детские качели. Чашка кофе утопала в ее ручищах, огромных, как две диванные подушки. Острые пики ее волос выглядели чуть бледнее обычного. Макияж напоминал смесь раскраски для фломастеров с лужей цвета «детской неожиданности». Губы накрашены белой помадой, как в архивных фильмах про молодого Элвиса. На футболке сверхкрупного размера красовалась надпись: «Чистой колы – без коалы». Майрон не сразу понял, к чему это. Фирменная шутка защитников животных?
