Анна Малышева - Иногда полезно иметь плохую память
— Да я вовсе не утверждаю, что он убил мужика. Ладно, пусть твой Женя не убийца, а всего-навсего банальный врун и насильник, я не возражаю. От этого его образ отнюдь не становится светлее. А кое-что стало еще темнее…
Какого черта он перестал носить кольцо? Когда он надевал его в последний раз?
— Когда? — задумалась Юлька. — Постой-ка… Ну, во дворе, возле моей работы…
— В день убийства?
— Точно. А когда я была у него дома, будь проклят тот день, кольца не было. И когда он пришел ко мне — тоже…
— Какие делаем выводы? — спросил Макс. — Он что же, перестал носить кольцо сразу же после убийства?
— Выходит, так…
— Интересно… Это должно быть как-то связано… — пробормотал Макс. — Вот что я думаю: придется тебе, душа моя, пообщаться с его отцом.
Юлька замахала руками.
— Спятил?! — страшным голосом зашептала она. — Это что же — мне опять туда идти?!
Да я помру, если снова окажусь в том доме!
— Не занимайся самовнушением, — строго сказал Макс. — Помереть ты не должна. А выяснить про кольцо — обязана.
— Кому это я обязана?!
— Науке, — веско заключил Макс, и Юлька совсем сникла. — Наука, — Макс принялся вдохновенно бегать по комнате, — наука нуждается в изучении таких патологий, как твоя. Ты сама не понимаешь, насколько у тебя занятный случай. Я ведь уже начал писать историю твоей болезни.
— Мерзавец, — прошипела Юлька. — Где? Покажи?
— Вот. — Макс полез в карман, достал оттуда скрученную в трубочку школьную тетрадку и гордо протянул Юльке. — Знаешь, как я все это назвал? «Девушка, которая не могла дышать»!
Юлька схватила тетрадку, пролистала исписанные страницы и зло посмотрела на Макса:
— Опозорить меня захотел? Зачем ты написал про изнасилование?
Макс только пожал плечами:
— Я должен быть объективным… Таковы законы психоанализа. А ты не дуйся! И вообще мы с тобой все не правильно делаем.
— Ты точно делаешь все не правильно, — зашипела она. — Твой дурацкий психоанализ приносит мне только вред. Где обещанная польза?!
— Ты несешь сущую ересь! — возмутился Макс. — На Западе за сеанс психоанализа люди платят бешеные бабки, а ты отказываешься лечиться даром. Я, если хочешь, занимаюсь тобой из чистого милосердия. Потому что иначе твой комплекс сожрет тебя как личность.
— Это ты меня жрешь как личность! Ты и твои дурацкие советы! Я больше туда не пойду!
И вообще — не могу я больше слышать ни о кольце, ни об анализе… Знаешь, лучше уходи, а то я сорвусь и наговорю кучу гадостей про тебя и про твоего разлюбезного Фрейда.
— Неизвестно, что меня уязвит больше, — вздохнул Макс. — Ну что ж, раз ты настроена так серьезно, я, пожалуй, уйду… Уйду, но не надейся, что ты так просто избавишься от меня!
Юлька вытолкала Макса за дверь и вернулась к себе.
Макс постоял на лестнице, хотел было шумно, чтоб Юлька услышала, вздохнуть, но передумал. Спустился по лестнице, вышел во двор и направился к подворотне, выходящей на бульвар. Ему нужно было зайти в булочную, купить хлеба к ужину. Так он мирно шел, насвистывая все громче и веселее, пока на подходе к перекрестку ему на плечо не опустилась чья-то тяжелая рука.
Макс перестал свистеть и резко обернулся.
Перед ним стоял здоровенный парень в распахнутой кожаной куртке. Макс поморщился и удивленно вскинул брови.
— Что случилось? — поинтересовался он.
— Закурить не будет? — мрачно спросил парень.
Макс полез в нагрудный карман за сигаретами, одновременно раздумывая над несколькими вопросами: где он видел этого парня и не сказать ли ему, чтобы он шел подальше, и сколько сейчас может быть времени, и не закрылась ли уже булочная… Из всех этих вопросов он определенно смог ответить только на один: парня он видел на лестнице возле Юлькиной квартиры. Это совсем не порадовало Макса, но он все же протянул мрачному детине помятую сигарету, выуженную из кармана.
Парень взял сигарету, повертел ее и бросил на землю.
— Дерьмо, — коротко изрек он. Макс на мгновение остолбенел. — И сам ты дерьмо.
— Ну ты… — начал было Макс, готовясь сказать нечто язвительное и вместе с тем изысканное, чтобы убить парня наповал, но тут же получил короткий и чувствительный удар под дых. Скорчившись, пытаясь перевести дыхание, Макс ясно понял одно: происходит нечто дикое и непонятное, его, Макса, бьют возле родного дома. Он выпрямился и в свою очередь нанес парню довольно бестолковый и плохо направленный удар, на который парень среагировал довольно странно — повернулся и бросился бежать. Макс был поражен его отступлением куда больше, чем нападением: он дрался первый раз в жизни. Рядом с ним остановилась патрульная машина. Из нее вылезли двое милиционеров и направились к Максу.
— Дрался? — лениво произнес старший и по званию, и по возрасту.
Макс только помотал головой.
— Так. Молчим, значит, — заметил старший. — Документы!
Документов у Макса не оказалось. Ему бы и в голову не пришло запасаться ими, чтобы сходить за хлебом.
— Почему без документов? — спросил старший. Не иначе как сам черт надоумил Макса, но он ответил милиционеру на чистом английском языке;
— Ай донт епик рашен.
— Что? — удивился старший. — Отвечай, дрался? А ну дыхни!
Это требование возмутило Макса, и он храбро продолжал:
— Ай донт андестенд ю.
— Так, набрался, — заметил милиционер, внюхиваясь для вида в младенчески невинное дыхание Макса. — Идем в машину!
Этого Макс не вынес, и его ответы стали куда менее международными.
— Фак ю! — раздалось на бульваре. Милиционер повернулся к своему напарнику, и тот, понизив голос, заметил:
— Он же тебя посылает по-английски!
— Ах так?! Оскорбление властей?!
Макса схватили за рукав, и он, следуя уже закрепившемуся рефлексу, нанес милиционеру удар — второй в своей жизни удар по живому человеку. Человек от этого пострадал куда меньше, чем сам Макс, которого, наряду с угрызениями совести, стали мучить куда более материальные ощущения: ему заломили руки за спину, пару раз дали по голове, и вокруг Макса стало совершенно темно.
Очнулся он тоже в темноте. Темнота неприятно пахла, подрагивала, шумела, и, прислушиваясь к этим звукам, Макс понял, что он находится в машине, а машина куда-то едет.
Кроме того, он выяснил источник окружающей его беспросветной тьмы — на голове у него был черный матерчатый мешок, и это от него так отвратительно пахло.
"Что мне могут пришить? — соображал он. — Шел по бульвару без документов? Ладно, согласен, шел. Дрался? Нет, буду отрицать. Что еще?
Оскорбил власти, как сказала та красная морда в погонах? Ну, оскорбил… Так ведь по-английски.
Вот повезло-то, что второй знал английский.
А то, может быть, обошлось бы… Что же еще?"
И тут Макс вспомнил ужасную вещь, которую он совсем упустил из виду: свой второй в жизни удар. Он чуть не застонал, когда до него дошло его значение. «Говорят, это хуже некуда! — бить милиционера. Сколько же мне дадут? Год? Два? Пожизненное?»
— Приехали, вылезай! — сказала ему темнота, которая вдруг исчезла — он находился в неуютном помещении с низким потолком и стенами, выкрашенными желтой краской. Здесь его допросили и предложили подписать протокол. Ему вменялись следующие преступления: нахождение на территории Москвы без документов, драка в нетрезвом виде, оскорбление властей и сопротивление при задержании вкупе с избиением офицера.
— Я не подпишу! — упрямо сказал Макс, хотя сам себя не помнил от страха. — Я согласен, что был без документов. Я действительно оказал сопротивление, но меня ведь схватили и потащили… А насчет драки я вообще подписывать отказываюсь. Тот парень на меня напал, первый ударил, я только защищался.
— Подпишешь? — спросил его человек в форме, на которого возражения Макса не произвели никакого впечатления.
— Нет, — твердо отказался Макс.
— Ладно, в камеру его, — последовал приговор, и Макса увели.
— Ну и как? — расспрашивал Сергей Павлович своего юного друга Антона.
Антон пожимал широкими плечами и смущенно улыбался:
— Да все, как и договаривались, Сергей Павлович. Я ему врезал, а он, паршивец, тоже мне дал. Драться не умеет, а лезет…
— Машину видел?
— Из подворотни видел. Сразу подъехала.
— Не подвел. — Сергей Павлович похлопал Антона по кожаному плечу. — Ладно, свободен.
Понадобишься еще — я тебя позову…
— А за девушкой больше не следить? — оживился Антон.
Сергей Павлович видел, что ему трудно устоять на месте — полученные деньги буквально жгли карман его куртки.
— Не надо, — поморщился Сергей Павлович. — И вообще, забудь про нее.
Дождавшись, когда Антон выйдет, Сергей Павлович набрал номер адвоката.
— Коля? — Сергей Павлович представил себе, как трясется его приятель, в который раз за этот день общаясь с ним — лично и по телефону. — Колечка, все прошло нормально. Мерси тебе за рекомендации. Ребята приехали те самые. Я, конечно, плачу.
