Анатолий Безуглов - Черная вдова
- Ну будет, будет...
- Не верится... - отстранилась от него гостья. - Всю жизнь ждала этого часа.
Она оглянулась, словно что-то ища, затем опустилась на колени, взяла горсть снега и приложила ко рту.
И все поняли: будь земля голая, тетя Михайлина поцеловала бы ее.
Женщины зашмыгали, кто-то всхлипнул. Гринь Петрович бережно поднял тетку и начал было представлять родственников.
- Потом, дома! - остановила его Василина Ничипоровна. - А то совсем заморозим дорогую гостью.
Та и впрямь здорово озябла в синтетической шубе: губы посинели, пальцы еле шевелились. И все же, прежде чем сесть в машину, она несколько раз щелкнула фотоаппаратом, запечатлев на память эту трогательную встречу.
В "Волгу" подсели Гринь Петрович и председатель колхоза.
Молодой человек оказался переводчиком из "Интуриста", звали его Лев Владимирович. Но его помощь не понадобилась: разговор шел на украинском языке. Правда, тетя Михайлина изъяснялась довольно старомодно, иногда вставляя английские слова, которые тут же сама и переводила.
- Ты - вылитый дед Остап! - сказала она, не выпуская из своих рук ладонь племянника.
Впрочем, Гринь Петрович имел сходство и с тетей: одинаковые разрез глаз и форма носа.
В машине было жарко. Сторожук расстегнул пальто. На его груди сверкнуло два ордена, которые заставила надеть жена.
- О! - удивилась гостья. - Ты был на фронте? Почему не писал об этом?
- Да нет, - смутился Гринь Петрович, - не был я на войне. А это, дотронулся он до наград, - за другое... - И замолчал, поскольку хвалить себя было неловко.
- Он воюет на поле! - пришла на выручку Василина Ничипоровна. - За урожай! Его бригада на всю область гремит! Портрет вашего племянника на доске Почета в райцентре.
Гостья не поняла, что такое доска Почета и почему Гринь Петрович "гремит" председательнице пришлось объяснять.
- О'кей! - кивнула довольная тетя Михайлина. - Хорошо! Молодец! А какой у вас сегодня праздник? - вдруг спросила она.
- Как? - в свою очередь, удивился Гринь Петрович. - Вас встречаем...
- Да? - округлила глаза гостья. - Иа-за меня не вышли на работу, правильно я поняла? - Племянник согласно кивнул. - А хозяин разрешил? Убытка не будет?
Гринь Петрович и Василина Ничипоровна не знали, что и сказать. Поймет ли заокеанская родственница, ведь тут все иначе, чем у них, в Канаде. Как объяснить наши порядки?
Сегодня им начальство само дало "добро". А сколько не выходят на ферму или в поле из-за того, что нужно ехать в район за какой-нибудь пустяковой справкой (порой не раз и не два) или же везти чинить телевизор, стиральную машину? Не говоря уже о тех, кому важнее продать клубнику или черешню с приусадебного участка на городском рынке, чем отработать в колхозе. Ну а убытки?.. Попробуй взыщи!
Разумеется, этого гостье говорить не следовало, особенно после установки из района "показать товар лицом".
- А мы сами себе хозяева! - бодро ответила голова колхоза.
Тетя Михайлина на секунду задумалась, но больше расспрашивать не стала, схватившись за кинокамеру: ее внимание привлекли добротные красивые дома сельчан, расписанные по фасаду картинами в лубочном стиле. Она снимала до тех пор, пока машина не остановилась у ворот дома Гриня Петровича, где поджидала огромная толпа кринчан.
- Это тоже ради меня? - снова удивилась гостья и, услышав утвердительный ответ, заметила: - У нас в Канаде так встречают только президентов!
Ганна Николаевна, представленная мужем, заключила тетю Михайлину в могучие объятия и повела в дом. Гостья не удержалась, чтобы не сфотографировать колодец во дворе - подлинное произведение искусства, хоть сейчас в музей народного творчества!
Ганна Николаевна отвела тетку в комнату, подготовленную для нее, и сказала:
- Отдыхайте с дороги... Может, приляжете?
- Нет, нет! - запротестовала гостья. - У меня большие планы. Съездить в Каменец, посмотреть на дом отца... И в Колгуевичи обязательно. Родина Ивана Франко!
- Успеется, - уговаривала хозяйка. - Вон откуда ехали, из-за океана! А в вашем возрасте это нелегко.
- О, я еще совсем молодая, - заулыбалась тетя Михайлина, обнажая ряд белых, красивых зубов, слишком белых и слишком красивых, чтобы быть своими. - Мне всего пять лет!
- Пять? - переспросила Ганна Николаевна, подозрительно глянув на гостью.
- Пять! - не переставала улыбаться та.
"Господи! - подумала хозяйка. - Часом не с приветом тетка-то?"
Гостья, видя замешательство Ганны Николаевны, похлопала ее по плечу.
- Это в шутку. - И пояснила: - Понимаешь, милая Ганна, моя внучка Лайз отдыхала с мужем летом на одном из островов архипелага Мергуи, в Андаманском море. Там существует обычай: когда рождается ребенок, то ему как бы отпускают на жизнь шестьдесят лет. И счет ведется в обратном направлении... Понятно?
- Не очень, - призналась хозяйка.
- Ну, у нас как? Сначала ребенку год, потом два, три и так далее. А у них наоборот - шестьдесят, пятьдесят девять, пятьдесят восемь... Ясно?
- Теперь ясно.
- Вэл! Хорошо! - одобрительно кивнула гостья. - А если ты доживешь до "нуля", то дают еще десять лет. Допустим, человеку шестьдесят пять. Тогда говорят: ему пять лет во второй жизни. Мне сейчас семьдесят пять, так что получается: я пятилетняя девочка в третьей жизни...
- Чудно! - покачала головой Ганна Николаевна.
- Но зато удобно для стариков! - засмеялась тетя Михайлина.
- Переодеваться будете? - поинтересовалась хозяйка, оглядев наряд гостьи - вельветовые брючки и свитер.
- Я так буду, - взяла ее под руку тетка Михайлина. - Ну, пойдем познакомимся с родными.
"Да, - подавила вздох Ганна Николаевна, - старый як малый".
Зашли в комнату, где был накрыт праздничный стол. Никто не садился ждали почетную гостью.
"А наши-то куда наряднее", - с удовлетворением отметила про себя Ганна Николаевна.
И впрямь, на многих Сторожуках костюмы и платья - даже на прием в Кремль не стыдно было бы! Ну а насчет угощения хозяйка не беспокоилась: молочные поросята, индейки, куры, домашняя колбаса и окорок, своего приготовления маринады и соления, пышные румяные пироги и караваи. Ароматы и запахи стояли такие, что и у сытого потекли бы слюнки.
Увидев все это великолепие, тетя Михайлина бросилась за фотоаппаратом, влезла на стул, щелкнула затвором. И тут же, к удивлению присутствующих, извлекла из камеры... готовый цветной отпечаток.
Всем хотелось посмотреть фото. Орыся тоже разглядывала его, как чудо. Стоявший рядом Лев Владимирович тихо пояснил, что аппарат - системы "Полароид".
- У меня в Москве такой же. Правда, трудно с фотоматериалами к нему, но на вас я не пожалел бы... - многозначительно добавил он.
Переводчик, как только зашел в дом Сторожуков, сразу "прилип" к Орысе и не отходил от нее ни на шаг. И когда наконец сели за стол, устроился рядом.
Поднялась Василина Ничипоровна и произнесла в честь гостьи целую речь. Лев Владимирович шепнул на ухо соседке:
- Выручайте, Орыся, по-украински я ни бум-бум.
Она хихикнула и тоже шепотом спросила:
- Зачем же вас послали с тетей Михайлиной?
- Положено, вот и поехал, - усмехнувшись, ответил работник "Интуриста".
Орысе пришлось переводить ему с украинского языка на русский. Лев Владимирович под этим предлогом придвинулся к ней еще ближе.
Угощение шло на "ура". Еще бы, все здорово нагуляли аппетит на морозе. Гринь Петрович, сидящий по правую руку тетки Михайлины, предлагал ей то кусок поросятины, то ломоть окорока, то индюшачью ножку. Но старушка от всего отказывалась. Она положила себе на тарелку куриное крылышко и пару кружочков свежего огурца. К знаменитому хлебу Ганны Николаевны она даже не прикоснулась.
- Хоть пирога отведайте, - попросила Ганна Николаевна, сидевшая по левую сторону тети Михайлины. - Слоеный...
- Нет! Нет! - замахала руками гостья. - Вредно!
- Как? - растерялась хозяйка. - Аль хвораете чем?
И на самом деле, тетя Михайлина выглядела такой тощенькой по сравнению с упитанными, что говорится, кровь с молоком, представительницами среднего и старшего возраста Сторожуков.
- Совсем наоборот! - возразила тетя Михайлина. - Я здорова! Но не хочу заболеть. У нас это слишком дорогое удовольствие.
- От чего тут заболеешь? - встревожилась Ганна Николаевна. - Все свежее, свое. Яички, мясо, масло...
- Да разве можно есть вместе мясо, яйца, картошку, хлеб? - ужаснулась старушка.
- А кто ест мясо без гарнира да еще без хлеба? - вытаращилась на нее Ганна Николаевна.
- Нет, белки надо есть раздельно с углеводами, а крахмал отдельно с белками! - заявила гостья. - Белки с белками тоже вредно! По системе Шелтона!
- Кого-кого? - переспросила Ганна Николаевна.
- Неужели вы не слышали о нем? - удивилась тетя Михайлина, - Шелтон знаменитый американский врач! Благодаря его системе я не знаю теперь, что такое обращаться в больницу.
- Да разве худой человек - здоровый? - не выдержав, со вздохом заметила Ганна Николаевна, которая была задета за живое.
