Виктор Пронин - Банда - 2
- Надо же... Я и не заметила...
- Темно потому что...
***
Андрей проснулся от странных звуков, раздававшихся где-то совсем рядом. Не открывая глаз прислушался. Вспомнил, где он находится. Звуки не прекращались. Так, это квартира Вики, это кровать Вики. Так... И рядом лежит, конечно. Вика. И плачет. Он открыл глаза, осторожно повернул голову. Так и есть - в слабом лунном свете он увидел тонкий профиль, рассыпавшиеся по подушке волосы, поблескивающий на щеке ручеек слезинки.
Андрей не успел сказать ни слова, наверно, и дыхание его не изменилось, но Вика почувствовала, что он проснулся. Повернувшись на живот, она вытерла лицо о подушку.
- Что-то не так? - спросил Андрей.
- Все нормально.
- Да? И слезы в подушку?
- А это самое нормальное, что вообще может быть с бабой после прекрасной ночи.
- Надо же...
- Слушай, - сипловато сказала Вика, - ты знаешь, что такое одиночество?
- Знаю.
- Ни фига ты не знаешь! Одиночество - это когда рядом спит ублаженный мужик, а ты не знаешь, куда себя деть. Ты боишься к нему притронуться, чтобы не разбудить его, потому что у него, видишь ли, горе и такие переживания, такие переживания, что ты сама их не стоишь. А твои переживания ему, как говорится, до одного места.
- Какого места? - улыбнулся Андрей.
- До жопы.
- Ну извини... Но, Вика... Ты не права. Это бывает со всеми. Мужики после всех этих дел спят обессиленные, как кролики, а у женщин открывается второе дыхание. У настоящих женщин.
- А у настоящих мужчин ничего не открывается?
- Глаза.
- И вы начинаете видеть что-то такое-этакое?
- Мы начинаем видеть любимых женщин во всех их достоинствах, о которых раньше и не догадывались.
- Скажите, пожалуйста! - сказала Вика, но в голосе у нее уже не было напряженности. Была скорее озадаченность, может быть даже смущение.
- И еще, Вика... Не надо меня попрекать моими бедами, я с ними никому не навязываюсь. Да, совсем недавно, в прошлом году, я был немного другим человеком, я был веселее, беззаботнее, глупее... С тех пор немного изменился. Но сегодня... Какой я есть, такой и есть. Тут уж ничего не поделаешь. Когда-нибудь я снова изменюсь и стану прежним. Почему ты считаешь, что я должен...
- Ты мне ничего не должен.
- А я и не говорю, что должен тебе - чуть жестковато произнес Андрей. - Я говорю о другом. Почему ты считаешь, что я обязательно должен соответствовать твоим представлениям о хорошем мужике? Или спрошу иначе... Почему тебе нужно переживать оттого, что я этим твоим представлениям не соответствую? У тебя тоже открылись глаза и ты вправе делать свои выводы... Я с ними соглашусь. Я плох? Ну что ж... Скоро утро, уже светает... Пойдут трамваи, троллейбусы... И прости-прощай село родное . В края дальние пойдет молодец.
- Да не плох ты, не плох! Ты сказал мне, чтоб я не лезла в твои переживания? Сказал. Я утерлась. И ты в мои тоже не лезь. Я тебя не будила. Проснулся - терпи. Скажите, пожалуйста, какой деловой! Баба в подушку уже поплакать не может!
Андрей приподнялся, неловко взгромоздился, лег на Вику, поцеловал ее в мокрые глаза, потерся щекой о щеку.
- Ну? - спросил. - Все в порядке?
- Да, теперь порядок. Не уходи, полежи так.
- Не тяжело?
- Ничуть... Это самое естественное положение женщины... Эта та тяжесть, о которой она только" мечтает. Я могу задать тебе один вопрос?
- Валяй.
- Нас здесь двое?
- Да.
- За шторой никого нет?
- Никого.
- Это хорошо?
- Да, - ответил Андрей помолчав. - Это хорошо. Во всяком случае нормально, - он соскользнул с нее, лег на спину. Почувствовав неладное. Вика провела рукой по его лицу, по глазам, и ощутила влагу.
- Ну вот, видишь, - проговорила она. - Люди братаются - кровь смешивают, а мы с тобой - слезы... Выходит, породнились?
- Похоже на то, Вика, похоже на то... Хорошо, что я проснулся, что мы поговорили с тобой сейчас. Нам не хватало этого разговора. Мне, во всяком случае.
- Иди ко мне, - прошептала она.
- Иду.
***
Пафнутьев некоторое время молча смотрел на лежащего на кровати человека. Со времени их последней встречи тот стал выглядеть намного лучше - порозовело лицо, движения стали увереннее, во взгляде появилась усмешка, понимание происходящего. Возле кровати лежала куча газет, подоконник тоже был завален газетами, причем, как заметил Пафнутьев, под рукой у больного лежали уже свежие, сегодняшние газеты. На Пафнутьева человек смотрел с незнакомой твердостью, даже требовательностью.
- Я вас приветствую, - сказал Пафнутьев, протягивая руку.
- А мы тут уже заждались, - улыбнулся Зомби. - Не знали что и думать... Все глаза проглядели.
- Кал ты нас находишь? - спросил Овсов из-за спины Пафнутьева.
- Вижу большие перемены. И все к лучшему. Глаз горит, румянец играет, руки зудят - работы требуют. Верно говорю? - спросил Пафнутьев у Зомби.
- Да, что-то такое есть.
Человек на кровати улыбнулся, ему, видимо, было приятно слушать добрые впечатления о собственном здоровье. Хотя, как заметил Пафнутьев, улыбка не была ни заискивающей, ни слишком уж доброжелательной.
- Он называет себя Зомби, - сказал Овсов, предупреждая Пафнутьева от неловкого шага.
- Ему виднее, - сказал Пафнутьев. - Это все-таки лучше, чем Даздраперма.
- А что, и такое имя есть? - удивился Овсов.
- Да, милое девичье имя. Сокращенно - Да здравствует первое мая. Была у меня такая подследственная. Все знакомые любовно называли ее Спермой. И проще и благозвучнее. Сперма Ивановна. А Зомби... Несколько жутковато, но привыкнуть можно.
- Я уже привык, - сказал Зомби. - Живу по той программе, которую вкладывает в меня Степан Петрович. Помню только то, что со мной происходит сейчас, что прочитал уже здесь, в больнице... Я действительно Зомби. И весь тут сказ. Оживленный мертвец с вложенной чужой программой.
- Почему чужой? - спросил Овсов. - Ничуть. Программу ты выбираешь сам.
- Я имел в виду не чуждость, а новизну... Оживленный мертвец с вложенной в него новой программой жизни. Так будет точнее.
- Пожалуй, - согласился Пафнутьев, присаживаясь на белую табуретку.
- Мне кажется, у вас есть новости? - спросил Зомби у Пафнутьева. Поделитесь.
- О каких новостях вы хотите услышать?
- Несколько дней назад вы взяли у меня портрет красивой женщины... У меня такое ощущение, что вы уже знаете как ее зовут, где живет, чем занимается...
- Почему вы так решили? - Пафнутьев был озадачен проницательностью этого человека, который дальше больничного парка никуда не выходил, ни с кем, кроме Овсова не общался и ничего, включая собственное имя, не помнил из прежней жизни.
- Да ладно вам, Павел Николаевич, - Зомби легко махнул рукой. - Вы видите эту гору газет? Это не наводит вас ни на какие мысли? Я понял ваш прием, видел портрет той женщины на первой полосе...
- Где вы его видели?
- На первой полосе... Объясните, пожалуйста, я не понимаю смысл ваших вопросов.
- Вы не сказали, что видели портрет на первой странице, вы не сказали, что видели женщину просто в газете... Вы сказали, что видели на первой полосе. Это профессиональный термин - полоса. У вас нет ощущения, что вы когда-то имели отношение к газете?
- Такой уверенности у меня нет, - медленно проговорил Зомби, окидывая взглядом пол, устланный газетами, - но нет и жесткого отрицания... Другими словами, ваше предположение не кажется мне диким.
- И за это спасибо.
- Ваш прием - блестящий. Опубликовать снимок с заведомо чужой подписью... Я до этого не додумался, Наверняка кто-то позвонит в редакцию и упрекнет газетчиков в неточности... Я правильно понимаю ваш замысел?
- Ее фамилия - Цыбизова. Изольда Федоровна Цыбизова, - Пафнутьев неотрывно смотрел в глаза Зомби. Но нет, ничего в них не появилось, ничего в этих внимательных, напряженно уставившихся на него глазах Пафнутьев не прочитал.
- Изольда Цыбизова, - Зомби обессиленно откинулся на подушку. - Золя Цыбизова... - лицо его оставалось совершенно бесстрастным. То ли он прекрасно владел собой, то ли действительно не помнил этого имени.
- Глухо? - спросил Пафнутьев.
- Знаете, как иногда бывает... Услышишь имя, фамилию и они сразу кажутся несовместимыми, чуждыми друг другу... В одной из этих газет, Зомби кивнул в сторону подоконника, заваленного прочитанными газетами, - я наткнулся на человека по имени Арчибальд Васяткин. Или Васюткин. Не помню. Но сочетание незабываемое, правда? Вроде Даздрапермы Ивановны.
- И что из этого следует? - спросил Овсов.
- Изольда Цыбизова... Имя и фамилия не показались мне несовместимыми, случайными... У меня такое ощущение, что за ними стоит живой, реальный человек.
- Стоит, - мрачно кивнул Пафнутьев. - Страховой агент.
- Да? - ив глазах Зомби промелькнуло что-то осмысленное, но тут же выражение узнавания сменилось напряженным, а потом и беспомощным выражением. - Нет, не могу... И что же она страхует?
- Все, что под руку подвернется - людей, детей, дома, машины...
- И машины? - спросил Зомби. И этот его вопрос больше всего порадовал Пафнутьева за весь этот тягостный и затянувшийся разговор.
