Лариса Соболева - Убийство по Шекспиру
— Вы тоже были гонимым? — осведомился Степа.
— Поначалу да… — за сим последовала пауза. Степа приподнял брови, означающие: а потом? Кандыков в сердцах махнул рукой. — А потом плюнул на все.
«Сдался в плен», — припомнил Степа выражение Марины Дмитриевны и обратился к Люсе, сидевшей как на иголках:
— И вы были гонимой?
— Я сейчас гонимая, — ответила та, точно слыть гонимой большое преимущество. — То, что случилось, позор, но и закономерность.
— Значит, у вас есть предположения, кто…
— Нет, предположений у меня нет, — торопливо перебила его Люся. У нее были круглые, как у филина, глаза. Несмотря на это, она их еще больше округляла. — Или так: я могу предполагать, это мое право, но не берусь утверждать. Надо исходить из того, кому это выгодно, правильно? А выгодно Юлиану Швецу и директрисе. Между ними и Ушаковыми возникло огромное противостояние.
Раз Кандыков и Сюкина тайно договаривались дружить против директрисы, закономерно, что сейчас начнут сбрасывать на нее отравления. Скучновато стало. Степа покосился на кудряшку с бюстом, стоявшую у тяжелой шторы, которая закрывала вход в смежную комнату. Неласково она смотрела на Люсю…
— А вам не кажется, что, когда все знают о противостоянии, совершать такие преступления неразумно? — осторожно спросил он Люсю.
— Я не говорю, что она или он собственной рукой… хм, — многозначительно хмыкнула Люся. — У них полно лизоблюдов в театре. Например, Подсолнух. Что он делал у реквизиторского стола во втором акте?
— Люся, — пробасил Кандыков недовольно, — Сенька мог свой реквизит искать.
— Я спектакль наизусть знаю, — слова из Люси вылетали, как пули из пулемета. — Я на всех репетициях сидела. И записывала в тетрадь, кто и что берет, поэтому все знаю. И потом, этому барину реквизит в ручки дают, ты, Женя, забыл?
— А вы, Люся, тоже были заняты в спектакле? Я что-то вас не помню… — прикинулся Степа.
— Я не играю в этом спектакле, но смотрю часто. Актер должен следить, куда движется спектакль, это его профессиональная учеба. Я посмотрела первый акт, второй не стала смотреть, потому что спектакль шел плохо.
— Спектакль шел нормально, — возразил Кандыков.
— Что же вы делали после? — вот теперь диалог представлял интерес для Степы. — Раз вы видели Подсолнуха у стола, значит, находились где-то поблизости?
— Да. Я разговаривала с Анной Лозовской. Скажу по секрету — об этом еще никто не знает, — Ушаков ушел от нее, вернулся к жене, Аннушка очень переживала. Я случайно это узнала. В доме Ушаковых живет моя знакомая, она заведует детской библиотекой. Мы готовим сценарий «Осень в произведениях русских поэтов», я буду ведущей. На днях я пришла к ней, мы поработали, а ушла я поздно. Когда очутилась на улице, смотрю — Ушаков входит в подъезд. Странным мне это показалось. Анна несколько дней ходила как в воду опущенная. Ну а на спектакле во втором акте я с ней разговорилась, утешала.
— Анна тоже видела Подсолнуха у стола?
— Кажется нет, — вздохнула Люся. — Она в жутчайшем состоянии была. Виталик ее соблазнил, переехал к ней, а потом бросил, практически ничего не объясняя. Когда я стала с ней говорить на эту тему, Аня расплакалась. Мы за задником стояли. Потом я решила принести ей воды и валерьянки — у меня в гримерке всегда лежат лекарства, — тогда и увидела Сеню. А потом, когда обнаружилось… ну, что Ушаковы… с Анной истерика случилась, а я находилась неотлучно с ней в подсобке, там никого не было.
— Что такое подсобка?
— Помещение за сценой, там хранятся декорации идущих спектаклей.
— Так, — протянул Степа. Вот уже пошли более конкретные факты, а не эфемерные обвинения. — А какая выгода Подсолнуху убрать коллег?
— О! — всплеснула руками Люся. — Еще какая! Нас каждый день пугают, что театр закроют, куда тогда идти, что делать? Большинство уже близки к пенсионному возрасту, таких не берут на работу. А Сеня с Юликом спят и видят избавиться от Эпохи. Швец хочет в кресло директора, а Подсолнух в кресло Юлика. Но на самом деле Сенька метит в кресло директора, об этом все знают. Любое неординарное событие очень подходит для этой цели. Виновата Эпоха или не виновата, а после такого скандала ее обязаны снять с поста директора. Вот тогда пойдет драчка.
«Накрутила», — подумал Степа.
И высказал сомнение:
— Логичнее было бы убрать директора, вы не считаете?
— Нет, — уверенно и с максимальной категоричностью ответила Люся. — Ушаковы ничего не боялись, шли напролом. Правда, Виталька последнее время сник, но я связываю его пассивность с увлечением Анной. Шесть лет велась непрерывная война с Эпохой и Юликом. Мне передал верный человек, как мэр на последнем совещании сказал, что если не прекратится война в театре, то нас весной расформируют. Значит, все останутся без работы. Но, чтобы прекратить войну, нужен разумный компромисс. Эпоха компромиссов не приемлет. Она не знает, как это делается, к тому же у нее синдром паука — пока мух не перебьет, не успокоится. Ушаковы не упали на колени, потому что их довели до последней черты, когда им терять уже было нечего. Остался один выход — убрать в первую очередь Ушаковых, потом и остальных пощелкать. Если их опять сократить, значит, вновь суды замаячат на горизонте, следовательно, и скандалы. Видите, идет борьба за место под крышей театра.
— Вы начали с Подсолнуха и Швеца, а свели все к директору, — запутался Степа.
Кандыков открыл рот, чтобы высказать свои соображения, но Люся его опередила:
— Сеня и Юлик хотят в директорское кресло, а Эпоха не хочет терять свое место. Опять же, она могла потерять его, если б продолжилась борьба с Ушаковыми — при расформировке театра увольняются все работники, так? Получается, уничтожить непокорную парочку выгоднее. Подбросить яда — это лучше, чем суды. Поди, найди отравителя!
— Тогда… кто же мог выполнить ее заказ?
— Подсолнух, — не задумываясь, выдала она.
— Подождите, — никак не мог сообразить Степа. — Он же со Швецом…
— А ему не привыкать работать на два фронта. Юлик победит, Эпоха победит — он всегда в выигрыше останется при любом раскладе. А там и сам победит.
— Ну, а вас видел Подсолнух в тот момент, когда вы заметили его у стола?
— Нет, — усмехнулась Люся. — У меня привычка ходить на цыпочках во время спектакля, я вышла из-за задника бесшумно. Еще постояла некоторое время, глядя, как он реквизит перебирает, после ушла в гримерку на второй этаж.
— А вы никого не встречали у реквизиторского стола? — спросил Степа Кандыкова.
Тот, усиленно вспоминая, покачал головой:
— Может, и встречал, но не обратил внимания. Я же не знал, что готовится преступление.
Степан отметил, что Кандыков вел себя странно. Он то вставал, словно забыл что-то сделать, то садился на диван после короткого топтания на месте. Создавалось впечатление, будто Кандыков намерен бежать сию минуту куда глаза глядят. Чего или кого он боялся?
— Вы разделяете мнение вашей коллеги? — снова обратился Степа к нему.
— В общем-то да… — вздохнул тот. Степа смотрел на Кандыкова пристально и без всякого выражения. Евгений смутился. — Люся правильно изложила, но не сказала самого главного. Многолетняя война в театре привела к развалу, мы превратились в плохую самодеятельность. Эра, Юлик, Сеня — это люди, которые не остановятся ни перед чем. А когда обозначилась реальная угроза закрытия театра, тут и пошло-поехало. В этом смысле правдолюбцы Ушаковы всем мешали. Представьте такой поворот: Эпоху снимают, Подсолнух и Швец начинают борьбу за кресло, агитируют проголосовать в свою пользу. Думаете, Ушаковы молчали бы? Никогда. Мешали они, мешали.
Степа встал, из блокнота вырвал листок, написал номер телефона и протянул Кандыкову. Один из важных вопросов оставил напоследок:
— Да, не скажете, кому в театре мешает Клавдия Овчаренко?
— Подсолнуху! — выпалила Люся. Вот кто настоящий сыщик, все и про всех знает. — Клавка же тряпка Юлика. На художественном совете Сеню и Юлика одновременно выдвинули на звание, а представить к званию следовало только одного из них, ну разнарядка такая была — только одного. Голоса разделились, Клавка и отдала решающий голос Юлику. Представьте, унижение: Сенька в этом театре отпахал всю жизнь, а звание получил только недавно. Он не прощает несправедливости к себе.
Степа попрощался и в раздумье спускался по лестнице, когда его сверху окликнула кудряшка:
— Погодите…
2
Анна прошла в комнату, с опаской косясь на Юлика. Впервые ощутила животный ужас перед человеком, неосознанную опасность, впервые не знала, как себя вести.
Швец был для нее должностным лицом и партнером на сцене, не более. Он приглашал ее на посиделки в своем кабинете, но никогда не опускался с высоты своего величия, чтобы поговорить с ней, он игнорировал ее, отчего было неприятно и неловко. На посиделки ходила лишь потому, что там бывал Виталий Ушаков, в которого влюбилась без памяти.
