Франк Тилье - Пандемия
Жоан нахмурился:
– Зачем? Ты получишь то же количество. Семьсот семнадцать, так ведь?
– Это мне и хотелось бы проверить. Ручаюсь, что полицейские тебя об этом не спрашивали.
– Думаешь, им это пришло бы в голову? Они же ничего не смыслят и берут что дают.
Жоан подключился к компьютеру, связанному с термоциклером, и запросил базу данных на те же критерии, что и в прошлый раз. Через две секунды высветился результат.
Восемьсот сорок пять.
Амандина провела рукой по лбу. Они с Жоаном серьезно посмотрели друг на друга.
– Сто двадцать восемь лишних проб зарегистрировано в термоциклере, – констатировал Жоан.
– Да, сто двадцать восемь проб, которые не прошли по цепочке классической регистрации. Это очень много.
Молодая женщина вздохнула, ей было трудно переварить новость.
– Жоан, значит, это наверняка пробы, которые были у нее при себе. Какие-то пробирки она тайно проносила в лабораторию для амплификации содержимого в машине, а потом анализировала результаты вместе с лабораторным материалом.
Амандина обвела взглядом лабораторные столики:
– Никто здесь не мог знать, что она работала с левыми пробами. И не оставалось никаких бумаг, никаких следов, разве только использование этой машины. Вот почему она боялась. Это было единственное слабое место.
– Если она могла вносить пробирки, то могла и выносить их, проанализировав. Все шито-крыто.
Жоан снял перчатки и выбросил их в мусорное ведро.
– Черт, что все это значит? Откуда брались эти пробы? И ты думаешь, что неизвестный H1N1 прошел через ее руки задолго до того, как его обнаружили в организме лебедей и зараженных лиц?
Он сам не мог поверить в то, что сказал, и все же одна из их коллег обманула их доверие и использовала аппаратуру в личных целях. В обход всех процедур. На это наверняка была серьезная причина.
– Сначала поищем, на вопросы будем отвечать потом, – отрезала Амандина. – Но я очень боюсь того, что начинает вырисовываться. Северина во что-то впуталась, теперь это ясно.
Она ткнула пальцем в экран:
– Скажи, ты можешь изменить даты запросов? Посмотреть, с какого момента количество проб в термоциклере расходится с количеством зарегистрированных анализов? Чтобы понять, с каких пор Северина начала тайком проносить пробы?
Жоан повиновался и изменил начальную и конечную даты, отодвинув их в прошлое. Он начал с января 2013-го. В этом месяце все еще было в рамках: Северина использовала термоциклер столько раз, сколько сделала зарегистрированных анализов. Расхождения появились в марте. Шесть лишних анализов в термоциклере.
– Стало быть, это началось около десяти месяцев назад, – мрачно сказал Жоан. – Сперва понемножку, потом, со временем, количество призрачных анализов росло. Десять, шестнадцать, наконец до четырех десятков в месяц.
– Вошла во вкус…
– Но она никогда не делала их больше двух-трех дней, чтобы не попасться. Черт, во что же она ввязалась?
Амандина направилась к выходу из лаборатории.
– Я скажу Жакобу. Но у меня такое чувство, что я знаю, у кого она просила прощения.
Перед уходом она вымыла руки.
– Не у нас с тобой, или у кого в отдельности. А у всех…
41
Невидимый в сумраке, Шарко ждал под мостом Морлан, жуя резинку, чтобы заглушить окружавшие его запахи мочи и смерти.
Каменная ниша напротив, где жил Жаспер, была пуста. Валялись только картонки, пустые бутылки, кучка тряпья. Бомж, наверно, ушел выпрашивать пищу и мелочь на улицах города.
Человек, которого ждал полицейский, Фабрис Шомбо, появился через десять минут. Молодой, лет тридцати, с короткими черными волосами, плохо выбритый. На нем был серый рабочий комбинезон, зелено-синий жилет, в руках две каски. Большой фонарь висел на шее, к поясу крепились многочисленные инструменты. Он оглядел Шарко с головы до ног. Уходя из дома утром, полицейский знал, что его ждет, и захватил с собой старые джинсы, свитер и пару страшенных грубых башмаков. Его костюм лежал сложенный в машине.
– Обувка у вас неподходящая…
На нем самом были высокие, до щиколоток, тяжелые ботинки.
– Я это к тому, что там, куда мы идем, надо смотреть под ноги.
Шамбо снял с пояса инструмент и легко поднял крышку люка. Потом протянул Шарко пару перчаток и каску. Она отличалась от той, что нашли в пруду.
– Каска – это обязательно. Слушайте, есть ведь другие входы, ближе к тому месту, куда мы идем.
– Да, но я хочу пройти через этот.
– Хозяин – барин…
Шарко надел перчатки и каску и быстро слез по лестнице. Рабочий спустился на несколько ступенек, вернул на место крышку и присоединился к полицейскому. Он зажег свой большой фонарь, дал Шарко другой, поменьше. Длинный туннель окрасился в цвет охры, вода стала черной и блестящей. Она текла медленно, движимая только силой тяжести. Откуда она течет и куда? – мелькнуло в голове у Шарко.
– Они вам хорошо заговорили зубы в техническом отделе, верно? Современная, совершенная сеть. Да, это они умеют, только не им сюда спускаться… Некоторые говорят, что канализация – это совесть города, мол, все стекается сюда. А что тут есть, скажите на милость, кроме дерьма?
– Почему же вы здесь работаете?
– Кому охота целый день месить дерьмо? Но работать-то надо, выбора нет, верно? Работающие здесь живут на семнадцать лет меньше среднего и подцепляют уйму всякой пакости. Они нам за это досрочную пенсию. Одно преимущество и есть, но когда доработаешь, ты уже почти покойник.
Шомбо развернул карту и взглянул на нее:
– Ладно, короче, добро пожаловать в Париж под Парижем. Туристов только тут поменьше, чем наверху, поспокойнее, сами увидите. Идите за мной.
– Нужна, наверно, хорошая физическая форма, чтобы спускаться сюда?
– Еще бы. И ходить надо много, и лазить, и тяжести таскать. Мэрия не нанимает никого старше сорока. Еще не допускаются страдающие клаустрофобией, но это уж само собой.
Шарко думал о типе, которого они ищут. Он тоже таскал по лесу камни, поднимал и привязывал к ним четыре скелета, перенес жертву и пса на пятьсот с лишним метров. Значит, он молод, крепок, в хорошей форме.
Они не прошли и двух минут, как лейтенант полиции увидел что-то черное, метнувшееся в метре от него справа. Крыса с жесткой шерсткой, с хвостом длиннее туловища.
– Наши самые верные друзья. Бросаются на вас, стоит подойти близко, а как прыгают – закачаешься. Надо видеть, как они нападают, паршивки. Заражают нас лептоспирозом, крысиной болезнью, через свою мочу. Иногда это лечится. А бывают жуткие кровотечения, почки отказывают. Короче, держитесь-ка от них подальше…
Шарко и не собирался приближаться. Он брал пример с крыс: шел, прижимаясь к стенам.
– Еще увидите тараканов, пауков здоровенных. Кузнечики тоже есть, это вам к площади Италии, их там тьма-тьмущая.
– Просто хочется наведаться.
– Однажды я даже видел флоридских черепах, плавали как у себя дома. А вот все эти истории про крокодилов и аллигаторов, которые будто бы здесь водятся, – полная чушь.
Они свернули в полость овальной формы, чистую и почти сухую – только струйка воды бежала посередине. Повсюду трубы, провода. Шарко представилась кабина космического корабля, как их показывают в фильмах. Вот только он увидел прямо над головой грибы, очень похожие на шампиньоны, так метко именуемые парижскими грибами.
– Говорят, они съедобные. Лично я никогда не пробовал… Кстати, что вы, собственно, ищете? Меня попросили отвести вас в то место, где скапутилась часть старой водопроводной сети. Туда больше никто не ходит, знаете?
– Вот именно, это мне и нужно. Побывать там, куда никто не ходит.
– Ну, если охота. Так, сейчас будет сложновато, мы подходим к стыку двух коллекторов сточных вод. Вы лучше зажмите нос… Или дышите ртом…
Шарко достал из кармана маску и надел ее. Шомбо ухмыльнулся:
– Вы таки подготовились.
– Не совсем…
Шарко сощурился, местечко было гнусное. Поток воды неопределенного цвета, вытекая из узкого туннеля, впадал в другой, пошире. Полуразложившиеся отходы – туалетная бумага и прочее – липли к стенам на высоте метра. У Шарко мелькнул в голове вопрос, как эти нечистоты попали так высоко. Он вспомнил о наводнениях. Вода поднимается, и все вместе с ней, понятно…
Выгнутые стены были покрыты грязью, трубы разъедены ржавчиной. Запах проникал даже через маску. Сыщик подумал о листьях мяты, найденных вблизи от мест похищения и преступления. Чтобы отбить вонь? А наркотик, лауданум? Их убийце нужен был кайф, чтобы спускаться в эти смрадные потемки?
У Шарко нарастало чувство, что он на верном пути. Тот, кого они ищут, бродил в этих глубинах. Передвигался под землей Парижа, скрытый от глаз, как крот. Среди общества, но невидимый.
В параллельном измерении.
Кто он? Зачем похитил этих людей, чтобы потом сжечь их тела кислотой?
Они перепрыгнули с берега на берег. Блуждая в этом лабиринте, Шарко понимал, что не сможет найти дорогу без своего проводника. Даже его телефон здесь не ловил сеть. Он оценил, до какой степени подземный Париж сложен, непостижим, с его станциями метро, катакомбами, канализацией. Столица стояла на настоящем сыре с дырками, где жили странные животные, а возможно, и человеческие существа, никогда не выходившие на поверхность. Обитатели ада…
