Андрей Константинов - Юность Барона. Обретения
Барон прыжком вскочил на ноги, разжал ладонь с по-прежнему зажатой в ней гранатой и дурным голосом завопил:
— А ну, урла, осади назад! Шустро! Иначе все вместе сейчас на луну, к архангелам отправимся!
И, демонстрируя серьезность намерений, сымитировал левой рукой процесс вырывания предохранительной чеки.
— Э-э-э… ленинградец… Ты чего?! Не балуй! Слышь? — по достоинству оценил серьезность амбал, отступая на шаг и примиряюще поднимая руки.
— Ирина! — не поворачивая головы, озвучил-скомандовал Барон, развивая линию блефа. — Беги в камыши! Быстро!.. Еще дальше. Еще… А теперь ляг на землю лицом вниз и накрой голову руками. Хорошо. Молодец… Так, теперь с вами…
— Все, мужик! Все! Потолкались маленько и буде.
— Алё, местный! Ты ничего не попутал? Ты где тут мужика увидал? Мужики, они в поле пашут!
— Извини, я не подумав шлепнул. Все, му… ленинградец. Мы уходим. Ты только того, ты не нервничай… Слышь?!
— Животное свое не забудьте! — Барон кивком головы указал на продолжающего кататься по траве, скулящего от боли Дроныча.
— Пичуга! Твою мать, ты где?
— Я здесь, — тревожно пискнул несостоявшийся обладатель нового лапсердачка, умудрившийся при виде гранаты на карачках отползти на вполне приличное расстояние.
— Помоги Дронычу встать — и валим отсюда.
— Он, по ходу, того. Руку сломал.
— Жалко, что не шею, — зло процедил Барон.
Пичуга поставил на ноги воющего подельника и, обхватив его правой рукой за пояс, повел в ночь. Продолжая держать руки вытянутыми, амбал осторожно попятился за ними спиной вперед, словно прикрывая отход с поля боя раненого командира, влекомого санитаром.
— Стоять!
Амбал покорно притормозил.
— И запомните: женщину эту отныне — за два квартала стороной! Кто у вас в городе центровой?
— Непоседа.
— Вот передайте своему Непоседе, что Барон из Питера настоятельно просил уважить и в просьбе своей не отказать. Заглотил?
— Да.
— Тогда всё, исчезни из моей жизни.
* * *«Ай да Боря! Ай да сукин сын! Небось тискаешь сейчас на сеновале свою тугоухую Гальку и ведать не ведаешь, что подарочек твой мне только что жизнь спас. И мне, и Ирине. Ей-богу, может, пойти завтра на почтамт и отстучать благодарственную телеграмму? Какой он там адрес называл? Ярославская область, Семибратовский район, колхоз «Красный маяк»?»
От этих странных, вступающих в абсолютный диссонанс с произошедшим мыслей Барон расплылся в непроизвольной улыбке. Именно таким, улыбающимся, его и застала подбежавшая, белее луны и мела, Ирина.
— О, господи!..
— Ириша! Как ты?
— Я в порядке. А вот у тебя все лицо в крови. И рубашка в двух местах порвана.
— Ерунда! Дело наживное: и лицо, и рубашка.
— Кто эти люди? Чего они от тебя хотели?
— А хр… э-э-э… Понятия не имею. Днем, недалеко от вашего музея, случайно языками зацепились. Интересно, откуда они здесь-то, такие расписные, нарисовались?
— Идем, — Ирина решительно потянула его за рукав.
— Куда?
— Ко мне. Здесь недалеко. Будем возвращать тебя в божеский вид.
Увидев, что Барон колеблется, она сердито стукнула его кулачком по спине:
— Да идем же!
— А удобно ли?
— А перед кем неудобно? Не бойся, я же говорила, что одна живу. И вообще, это, скорее, мне бояться надо.
— Чего бояться?
— Вон как ты с ними расправился. У вас в Ленинграде что, так принято? Всем поголовно с боевыми гранатами ходить?
— Не всем, только через одного, — улыбнулся Барон. — А меня, Ириша, не опасайся. Я вообще-то человек мирный. Просто немного за тебя переволновался.
— Спасибо. Признаться, я уже и забыла.
— Забыла что?
— Когда за меня кто-то в последний раз по-настоящему волновался, — не сразу ответила Ирина.
Эти слова дались ей с видимым усилием, поскольку прозвучали почти как… признание в любви.
* * *Расположенная на первом этаже двухэтажного деревянного дома по улице Подбельского, квартира Ирины оказалась столь же очаровательна и миниатюрна, как и ее хозяйка. Условно разделенная ширмой на небольшую спаленку и чуть большую по размерам гостиную, помимо обязательных семи слоников на кружевной салфеточке и герани на подоконнике, она имела и свою ярко выраженную индивидуальность. А именно — картины и рисунки, занимавшие практически все пространство стен. Их было так много, что даже обои казались здесь излишними. Детские и взрослые, наивные и вполне себе зрелые, акварельные и карандашные — словом, на любой вкус, цвет и сюжет.
Пока Ирина, охая и причитая, хлопотала на кухоньке, Барон с пытливым интересом осматривался. Не выдержав, заглянул и в святая святых, за ширмочку. Но свет в спаленке был погашен, и толком рассмотреть ее содержимое не удалось.
— Дожила! — сердясь на саму себя, Ирина возвратилась в комнату, неся аптечку и кружку. — В доме даже йода нет. Хорошо хоть немного спирта осталось.
— Так это же замечательно! — усмехнулся Барон. — Спирт супротив йода — все равно, что столяр супротив плотника.
— От спирта, наверное, очень сильно щипать будет?
— Что значит «щипать»? Спирт суть продукт сугубо внутреннего употребления!
— Даже не думай! Для внутреннего! Надо всё хорошенько продезинфицировать!
С этими словами Ирина поставила стул под двухрожковую люстру и скомандовала:
— Садись вот сюда, поближе к свету. И голову чуть назад запрокинь.
Барон послушно уселся, откинул голову и, косясь, стал наблюдать за тем, как она выкладывает из аптечки на стол нехитрые медицинские причиндалы.
Вскоре и в самом деле запахло спиртом. Намочив кусочек ваты, Ирина приблизилась к Барону почти вплотную и взялась обрабатывать разбитый лоб осторожными, аккуратными промакивающими движениями.
— Очень больно? — поинтересовалась она участливо.
— Очень приятно, — честно признался он.
Замирая и млея от нежных женских прикосновений, Барон вдруг отчетливо, до мельчайших деталей, припомнил схожие ощущения, которые ему довелось испытать однажды, очень давно. Причем испытать в ситуации, удивительно перекликающейся с нынешней.
Ленинградская область, май 1942 года
Пускай и с огромным запозданием, но весна понемногу налаживалась. Теплый майский ветерок, пробегая по верхушкам деревьев, нес ароматы смолы и набухающих почек, а закатывающееся большим и красным солнце оптимистично обещало, впервые за много дней, хорошую погоду.
Юрка стоял в ночном дозоре, охраняя один из самых дальних подступов к новой партизанской базе. На этом участке начиналось огромное болото, а потому появление чужаков с этого направления представлялось маловероятным. Тем не менее к своему первому боевому дежурству Юрка отнесся сверхсерьезно и даже сумел убедить Митяя выдать ему винтовку с двумя боевыми патронами. Для подачи сигнала тревоги, буде таковая случится.
После нескольких часов бодрого ничегонеделания Юрку потихонечку сморило. Привалившись спиной к сосне и намотав ремень винтовки на руку, он уже почти провалился в сон, как вдруг где-то вдали послышался хруст веток, а затем постепенно и звук, который ни с чем нельзя было спутать, — звук чьих-то шагов по лесной подложке.
Юрка тревожно вскинулся, схватил винтовку и напряженно всмотрелся в ночную чащу. Шаги приближались.
— Стой! Кто идет?!
— Охта! — донеслось в ответ до боли знакомое Клавкино.
— Фонтанка! — выдохнул Юрка и положил винтовку обратно на землю. — Ты чего тут, Клаш?
— Вот, поесть тебе принесла.
— Зря ты, не нужно было. У меня хлеб есть.
— Одним хлебом сыт не будешь. Тем более тебе тут еще всю ночь комаров кормить.
— Да уж, попили кровушки. После зимней спячки изголодавшись. Что там в отряде делается? Я, когда на пост заступал, видел, что связной от «лужан» прибыл.
— Как прибыл, так и убыл. А вместе с ним десять человек наших ушли. На усиление. Говорят, «лужане» приказ получили — сразу на несколько диверсий подряд.
— Ух ты! А старшим с ними кто пошел?
— Битюг, — одновременно и с отвращением, и с облегчением сказала Клава.
— К стенке этого гада надо было ставить, а не старшим.
— Хромов вот точно так же, слово в слово, сказал. Но командир распорядился откомандировать. Дескать, дадим ему последний шанс. Ладно, бог с ним. Ушел, и — хорошо. Надеюсь, более не свидимся.
Углядев подходящий камень, Клавдия развязала узелок и споро накрыла импровизированный стол:
— Давай, Васёк, подсаживайся.
Юрка опустился на землю, и… лицо его перекосилось от гримасы боли — при каждом неловком движении отбитые Битюгом ребра по-прежнему болели нещадно.
— Ой, совсем забыла! — всплеснула руками Клавдия. — Погоди кушать. Я тебе сначала новую перевязку сделаю.
