Безмолвие - Джон Харт
Поднявшись и смахнув песчинки с колен, Джонни посмотрел на голые, белые полосы вдоль ствола. Много раз он говорил себе, что это только дерево, старое, огромное, полумертвое, до жути уродливое, но даже в самые светлые, самые ясные дни верилось в это с трудом. Сон был слишком реальным, чтобы быть только сном. Слишком личным, слишком горячечным.
Джонни повернулся, пересек кладбище и вышел на поляну. Миновав амбар и навес, свернул в старую церковь. Забыть тех, кто жил здесь раньше, было просто, и Джонни нередко задавался вопросом, чувствовали ли они то же, что и он, или дар достался ему одному.
— Вам нечего здесь делать.
Джонни в изумлении обернулся.
В дверном проеме стояла женщина, и ее силуэт четко вырисовывался на фоне ясного солнечного дня.
— Земля принадлежит мне, — сказал он, опомнившись.
— Не вполне. И только лишь пока.
Стройная, молодая — примерно его возраста, — в джинсах, футболке и ботинках, женщина сделала шаг вперед, и Джонни сразу же узнал ее. И ощутил внезапно вскинувшееся возмущение.
— Что вы здесь делаете?
— Я всегда сюда прихожу.
— Я бы знал, если б вы всегда приходили.
Женщина пожала плечами, и груз ее молчания обрушился на Джонни нокаутирующим ударом. Он действительно не ощутил ее присутствия, пока она не заговорила: не увидел и не услышал.
— Знаете, кто я?
— Кри. Я видел вас в зале суда.
— Тогда вы знаете, что у меня такие же притязания на эту землю, как и у вас.
— Суд с вами не согласен.
Она снова пожала плечами.
— Мои предки жили здесь двести лет. И поклонялись богу в этой церкви. — Прошла дальше, дотронулась рукой до крестильного камня. — Вам здесь не место. Это не ваше.
— А что, ваше?
— Надеюсь, мы это выясним.
Кри остановилась и посмотрела ему в глаза. Плечи у нее были узкие, волосы и кожа темные.
— Вы следите за мной? — спросил Джонни.
— А кто вы такой? — нарочито высокомерным тоном ответила она. — Вас не должно здесь быть.
— Так вы следите за мной?
Кри снова пожала плечами, и Джонни впервые почувствовал ее и уловил проблеск сомнения.
— Вы ведь выросли в Шарлотт, — продолжал он. — Ваша мать была троюродной сестрой Ливая Фримантла, то есть дальней родственницей в лучшем случае. Этого никакая апелляция не изменит.
— Может быть, и нет, но детство я провела здесь, с бабушкой и всеми остальными. Я знаю историю этого места, историю моей семьи так, как никогда не будете знать вы. Земля должна быть возвращена тем, кто больше ее любит.
— Все шесть тысяч акров?
— Конечно.
Джонни снова почувствовал ее; на этот раз инсайт был чем-то вроде яркой вспышки.
— Вам знакомо такое имя — Уильям Бойд? — Вся ее уверенность разом обвалилась, и правда отразилась на лице. — Это ведь он оплачивает ваши судебные расходы, да? Господи… И какой у вас план? Он финансирует это разбирательство и, если вы выиграете дело, покупает землю, так?
— Я не собираюсь с вами разговаривать.
— Так я прав?
— Только не в отношении меня.
Женщина вышла из церкви, и Джонни последовал за ней.
— Для вас ведь все сводится к деньгам, разве нет?
— Нет. Никогда.
— Моя семья владеет этой землей с тысяча шестьсот девяносто четвертого года. Она получила ее, когда самой этой страны еще не было. Такова история. И только это имеет значение.
Кри резко, словно вспыхнула, повернулась, такая злая, что Джонни невольно отступил на шаг.
— Ваши родные похоронены здесь? — выпалила она.
— Мои — там. — Джонни показал. — В четырех милях отсюда.
— А мои — вот здесь. — Кри ткнула пальцем в кладбище, и он, к полному своему изумлению, увидел в ее глазах слезы. — Моя бабушка, которая вырастила меня. Мои тети и дяди. Моя прабабушка, святая женщина. Вам не отобрать это все у меня.
— Вы можете приходить сюда в любое время, когда только пожелаете. Я просто хочу знать, кто бывает на моей земле, вот и всё. Кто и почему.
Кри сморгнула слезы и сразу как будто помолодела — до двадцати или даже меньше.
— Почему вы ходите к дереву?
— Вы следили за мной?
— Я видела вас там три раза.
— Просто так. Без какой-то особой причины, — соврал Джонни. — Это же история.
— Вы имеете в виду повешенье, — бросила она сквозь зубы. — Это тоже наше общее.
Кри была права. Его предок был здесь в ту ночь. И ее тоже. Они видели костер, видели покачивающиеся на веревках тела…
Видели ли они девочку с окровавленным ножом?
— Мне нужно идти, — сказала она.
— Вы на машине?
— Поймала попутку на перекрестке. Потом шла пешком.
— Почему вы спросили насчет дерева?
— Не надо было мне спрашивать.
Она отвернулась, но Джонни догнал ее возле груды обуглившегося мусора на месте сгоревшего давно дома.
— Пожалуйста. Мне хотелось бы знать.
— Так почему?
— Сам не знаю. Просто для меня это важно.
— Хорошо. — На коже у нее выступили и поблескивали на солнце крохотные капельки пота, глаза словно застыли. — Я вижу вас во сне.
— Что?
— Пламя костра и мертвые тела. — Голос ее зазвучал торжественно, но негромко. — Я вижу вас у дерева и просыпаюсь от страха.
* * *
Ноги легко и быстро несли Кри по знакомым с детства тропинкам. В Хаш Арбор она не жила уже двенадцать лет — с тех пор, как ей исполнилось семь, — но страх не был чем-то новым. В самых ранних ее воспоминаниях присутствовали и висельное дерево, и морщинистая кожа на лице прабабушки.
«Хочу, чтоб ты потрогала его… — Старуха взяла ее руку, поднесла к дереву и прижала ладонь к коре. — Это история. Это жизнь. — Она была слепой и беззубой, и морщины на лице напоминали рябь на болотной жиже. — Забудь, чему учила мать. Вот где все началось. Вот мы кто».
Девочка пыталась отнять руку, но старуха была сильна и терпелива и прижимала ладонь к коре, пока не стало больно.
«Боль — ее часть. Дай боли уйти».
Девочка пыталась, но не знала как.
«Веришь в бога своей матери? И ему тоже дай уйти».
Девочка растерялась. Как же так? Ведь все же верят?
«Почему твоя мать отдала тебя мне?»
«Потому что у нее новый муж, — сказала девочка. — И потому что я
