Ария смерти - Донна Леон
Флавия покачала головой.
– Я не понимаю.
– Тот, кто на нее напал, не сказал: Sei mia[63], хотя это напрашивается само собой, учитывая юный возраст жертвы и обстоятельства – ее ведь столкнули с моста. – Брунетти надеялся, что его слова вызовут у Флавии улыбку, но этого не произошло, и комиссар продолжил: – А злоумышленник сказал: É mia! – Он выдержал паузу, но Флавия опять никак не отреагировала. – То есть либо он обращался к ней формально, на «вы», либо говорил о ком-то еще: «Она – моя».
Он не упустил момента, когда Флавия наконец все поняла.
– И этот «кто-то» – я? – спросила она так, словно не могла – или не желала – в это поверить.
Брунетти предпочел не отвечать ей, вместо этого задав новый вопрос:
– Можешь вспомнить, что именно ты сказала девушке и кто мог это слышать?
Флавия посмотрела на свои руки, которые держала сцепленными на коленях; казалось, она восстанавливала эту сцену в памяти.
– Я была со своим аккомпаниатором, Риккардо Туффо. В Венеции я всегда работаю с ним. Я услышала, что в одной из репетиционных комнат кто-то поет, и захотела узнать, кто это. Чудесный голос… Риккардо постучал, и нам открыли. Там были пианист и девушка, я ее узнала: после прошлого спектакля она ждала меня вместе с другими поклонниками в холле. Это было в тот же день, когда я виделась с вами. Эта девушка хотела поблагодарить меня за представление.
Флавия отвлеклась от созерцания своих рук, посмотрела на Брунетти и добавила:
– У нее потрясающий голос: настоящее контральто, глубокое и звучное.
– И что же ты ей сказала?
– Как обычно: что она прекрасно поет и ее ждет большой успех.
– Мог ли кто-то еще слышать ваш разговор?
Флавия ненадолго задумалась.
– Нет, нас было четверо: я, девушка, Риккардо и тот, другой рипетиторе, ее отец. И все.
– Может, был кто-нибудь еще? – не сдавался Брунетти.
В большинстве случаев, когда просишь человека перепроверить воспоминания о каком-нибудь разговоре или событии, он отвечает сразу, словно тем самым хочет показать, что сомневаться – значит оскорблять и его памятливость, и его самого. Но Флавия снова посмотрела на свои руки, а потом повернулась на стуле, чтобы видеть колье.
– Когда мы с Риккардо двинулись дальше, к своей репетиционной, нам навстречу по коридору действительно шли какие-то люди. Я продолжала нахваливать девушку, и меня могли услышать.
– Ты узнала кого-нибудь из них?
– Нет. Я много лет не пела в «Ла Фениче», так что новых лиц тут много. – Флавия взяла расческу и затолкала колье обратно под бумагу, с глаз долой. – Вообще-то я не смотрела по сторонам, – заключила она.
А потом спросила, буднично кивнув в сторону колье, словно это партитура, забытая кем-то у нее в гримерной:
– А с этим что будешь делать?
– Как обычно, – ответил Брунетти, – заберу с собой в квестуру. Там с него снимут отпечатки.
– Ты правда это сделаешь? – уточнила Флавия.
– Да. – А затем комиссар спросил: – Кого я должен указать в качестве владельца?
– Это необходимо?
– Когда криминалисты изучат это колье, оно вернется к владельцу.
– Правда? – Флавия не сумела скрыть изумления. – Оно ведь стоит кучу денег!
– Это я уже понял, – сказал Брунетти. – Хотя могу и ошибаться.
Комиссар посмотрел на то место, где лежало колье, но теперь его скрывал слой синей оберточной бумаги.
– Зачем дарить мне что-либо подобное? – продолжала недоумевать Флавия.
– Чтобы произвести на тебя впечатление, – пояснил Брунетти. – Дать неоспоримое доказательство своего уважения и привязанности.
– Безумие какое-то, – проговорила Флавия, и на этот раз в ее голосе слышался гнев, а не сомнение. – Привязанность? – Это прозвучало так, словно она впервые услышала это слово. – Что ты этим хочешь сказать?
– Только то, Флавия, что ты чем-то его привлекаешь. Этот подарок – попытка вызвать у тебя интерес к дарителю, который так щедр к тебе и… способен на широкие жесты! – Прежде чем она успела отреагировать, Брунетти продолжал: – Согласен, это безумие. Но в данном случае мы вряд ли имеем дело с нормальным человеком.
Флавия сменила тональность на более игривую:
– Не слишком ли это резкое суждение для полицейского?
Брунетти засмеялся и, чеканя слова, словно робот, ответил:
– Вы правы, это недопустимо. Мы должны оставаться непредубежденными и уважать всех своих сограждан – ежесекундно, семь дней в неделю!
Сделав короткую паузу, он тоже сменил тон на более легкомысленный:
– Признаваться в том, что у него на уме, полицейский может только в кругу семьи и в разговоре с друзьями.
Флавия посмотрела на него и с улыбкой коснулась его руки:
– Спасибо, Гвидо.
Брунетти подумал, что сейчас, наверное, самое подходящее время сказать ей то, на что он так долго не решался.
– В этом деле есть еще один аспект, который нам стоило бы обсудить.
– Полагаю, достаточно и того, что этот человек – сумасшедший и знает, где я живу, – сердито отозвалась Флавия. – Хватит с меня сюрпризов!
– Это не станет для тебя сюрпризом, – произнес Брунетти, зная, что это неправда.
– О чем ты? – спросила певица, быстро убирая руку от его руки.
– Все мы почему-то решили, что твой поклонник – мужчина. Говорим о нем в мужском роде, хотя веских оснований для этого у нас нет.
– Ну конечно это мужчина! – Флавия чуть повысила тон. – Женщины не разгуливают по городу, чтобы столкнуть другую женщину с моста.
– Флавия! – начал Брунетти, прекрасно понимая, что рискует окончательно ее разозлить. Но как сказать это, чтобы не обидеть ее? С другой стороны, зачем тратить время на предположения и дополнительные вопросы? Не лучше ли сказать все как есть и будь что будет? – В прошлый свой приезд… вернее, последние два раза ты жила в Венеции с женщиной.
Она отшатнулась так, словно опасалась удара, но смолчала.
– Добавлю: с очень приятной женщиной. – Брунетти улыбнулся, но ответной улыбки не последовало. – Люди искусства на такое не обращают внимания, но это не обычный случай. Особенно если человек на чем-то зациклен.
– То есть это месть лесбиянок за то, что я снова переключилась на мужчин? – спросила Флавия, даже не пытаясь скрыть гнев. – Или какая-то женщина хочет, чтобы теперь я полюбила ее?
– Понятия не имею, – спокойно ответил Брунетти. – Но твое прошлое не тайна, и, хочешь ты или нет, мы должны учесть вероятность того, что тебя преследует, – он наконец вымолвил это слово: – женщина!
Флавия молчала, поэтому комиссар продолжил:
– То, что женщины менее жестоки в сравнении с мужчинами, конечно, успокаивает, но твой преследователь уже прибег к насилию. И если причиной послужил ваш с девушкой разговор… Ему хватило незначительного повода.
Ответ Флавии удивил Брунетти.
– За девушкой в больнице присматривают?
– Да, я отправил туда офицера. Время от времени он наведывается к ней и проверяет обстановку.
– Что это означает?
– Я сделал все, что мог, – сказал Брунетти, решив не объяснять подробнее. – Скоро Франческу выпишут, и она будет под защитой родственников, – заключил он, хотя на самом деле совершенно не был в этом уверен.
Флавия помолчала, беспокойно ерзая на стуле, потом спросила:
– Но если злоумышленник –
