Ария смерти - Донна Леон
Когда стало ясно, что восторгам публики не видно конца, все четверо, взявшись за руки, вышли на общий поклон. Это повторилось дважды, и когда аплодисменты стали затихать, четверка снова скрылась за занавесом. Помощник режиссера, руководивший этой церемонией, взмахнул обеими руками, – Брунетти видел нечто подобное в исполнении наземного обслуживающего персонала в аэропорту – в значении «самолет надежно пристыкован к терминалу». Постепенно аплодисменты в зале сошли на нет.
За спиной у Брунетти рабочие сцены уже вовсю разбирали замок Сант-Анджело. Блок за блоком массивные фрагменты «каменных стен» грузили на тележки и увозили за кулисы. Окна извлекали из общей конструкции с легкостью пазлов, чтобы положить затем на отдельные тележки и отправить вслед за замковыми стенами.
Когда Брунетти надоело наблюдать за всем этим, он огляделся по сторонам, и оказалось, что на сцене, кроме него и бригады рабочих с начальником, никого нет. Комиссар подошел к бригадиру и спросил, не подскажет ли он, как пройти к костюмерной синьоры Петрелли.
Тот смерил его взглядом и спросил:
– Кто вы такой?
– Я ее друг, – ответил Брунетти.
– Как вы попали за кулисы?
Брунетти вынул бумажник, а оттуда – полицейское удостоверение. Бригадир взял его, внимательно рассмотрел, сверил фото с оригиналом и только потом вернул.
– Не могли бы вы меня проводить? – попросил Брунетти.
– Идемте! – сказал мужчина.
Какое-то время они шли тем же путем, по которому комиссар явился сюда (или, по крайней мере, так ему показалось), потом свернули в длинный коридор. Поворот направо, затем налево, и пару этажей вверх на лифте. Там они свернули в коридор, и на третьей двери слева Брунетти прочел имя Флавии. Его провожатый удалился. Комиссар постучал, и приглушенный женский голос прокричал что-то, что совершенно не напоминало приглашение. Через несколько минут дверь открылась и вышла костюмерша, неся на вешалке красное сценическое платье. Увидев комиссара, она остановилась и спросила:
– Вы – Гвидо?
Брунетти кивнул. Костюмерша пропустила его в комнату и закрыла за ним дверь.
Флавия, босая, в белом хлопчатобумажном халате, сидела перед зеркалом, обеими руками проводя по своим коротким волосам. Парик на специальной подставке стоял тут же, слева от нее. Певица убрала руки и быстро помотала головой – так, что во все стороны полетели брызги. Она схватила полотенце и довольно долго терла волосы, а когда ей это наконец надоело, отбросила его на стол и повернулась к Брунетти.
– Он снова здесь побывал, – сказала Флавия дрожащим голосом.
– Рассказывай, – попросил Брунетти, усаживаясь слева, чтобы не нависать над ней, пока они разговаривают.
– Я пришла в гримерку после спектакля и нашла вот это, – произнесла Флавия все тем же взволнованным тоном, указывая на комок мятой упаковочной бумаги темно-синего цвета. На полу валялся обрывок тонкой золотистой ленточки.
– Что это? – спросил Брунетти.
– Вот, посмотри! – И Флавия потянулась за комком бумаги.
– Не трогай! – произнес Брунетти громче, чем следовало.
Рука певицы повисла в воздухе. Флавия сердито посмотрела на собеседника, и в ее взгляде он прочел безотчетную реакцию строптивицы, которой не дали сделать то, что ей хотелось.
– Отпечатки пальцев, – сказал Брунетти спокойно и добавил, надеясь на то, что Флавия смотрит криминальные телесериалы: – Следы ДНК.
Гнев у нее на лице сменился огорчением. Флавия проговорила:
– Прости, мне следовало бы догадаться об этом самой.
– Так что же там? – снова спросил Брунетти.
– Ты должен это увидеть.
Она взяла со стола расческу с длинной ручкой, перевернула ее и острым концом отодвинула бумагу в сторону. В свете окружавших зеркало ламп что-то ярко блеснуло, и Флавия, подцепив это «нечто» ручкой расчески, отделила его от бумаги.
– Oddio! – промолвил Брунетти. – Оно настоящее?
Рядом с комком мятой бумаги лежало колье. Оно было золотое, с оплетенными золотой же нитью камнями, размером напоминавшими леденцы от кашля марки Fisherman’s Friend, только те были темно-коричневые, словно припыленные, а эти – насыщенного зеленого цвета.
– Камни настоящие?
– Понятия не имею, – сказала Флавия. – Кто-то оставил пакет у меня в гримерной, и я, вернувшись после спектакля, его открыла.
– Зачем ты это сделала? – спросил Брунетти, едва удержавшись, чтобы не добавить: «…учитывая сложившуюся ситуацию».
– Марина, моя костюмерша, несколько дней назад сказала, что нашла на уличной ярмарке возле церкви Сан-Маурицио одну вещицу, которая может мне понравиться, и как раз сегодня ее принесет.
Брунетти посмотрел на колье.
– М-да, таким вряд ли торгуют на уличной ярмарке на кампо Сан-Маурицио. – И уточнил: – Ты спрашивала у нее о колье?
– Нет, не пришлось. Когда Марина явилась, чтобы забрать мой сценический костюм, она сказала, что к ней привезли внуков и она напрочь обо всем забыла.
– Она видела его? – спросил Брунетти, не в силах оторваться от гипнотической зелени камней.
– Нет. Я накрыла колье полотенцем. Подумала, что если мне и нужно его кому-то показать, то только тебе.
– Спасибо, – произнес Брунетти. Его взгляд снова вернулся к колье, и он принялся пересчитывать «леденцы», из которых оно состояло. Их оказалось не меньше дюжины. – А что ты сама об этом думаешь? – поинтересовался комиссар, кивком указывая на украшение.
Флавия закрыла глаза, стиснула зубы, а потом разжала челюсти ровно настолько, чтобы прошептать:
– Меня это пугает.
16
– Разве ты не могла закрыть гримерную на замок? – мягко спросил Брунетти, показывая тем самым, что понял причину ее реакции.
Флавия передернула плечами, отвергая эту идею.
– Могла бы, но это довольно проблематично: если бы я забыла веер или шаль, Марине пришлось бы идти за ними. Да и театральный гример оставляет тут свой реквизит.
Брунетти эти аргументы не убедили, однако он промолчал. Глядя в зеркало, Флавия поймала его взгляд и сказала:
– Истинная причина – я бы не знала, куда девать ключ во время выступления. В сценическом костюме Тоски карманов нет, а в лиф я ничего засовывать не собираюсь.
– Меня все время мучил вопрос… – начал комиссар, запнулся, но было уже поздно.
– Какой? – спросила Флавия, снова проводя пальцами по волосам. Теперь – с видимым удовольствием, потому что они уже высохли.
– Либо я прочел это в какой-то книге о знаменитых певицах былых времен, либо мне что-то такое рассказывали… В общем, артисты не выходили на сцену, пока им не заплатят наличными, и эти шелковые кошельки с дукатами или долларами, или бог еще знает какими деньгами прятали в лиф своего платья.
– Боюсь, те дни, когда нам платили наличными, давно прошли, – с искренним сожалением сказала Флавия. – Сегодня все оформляется через агентов. Банковские переводы и финансовая отчетность. – Она изучила свое лицо в зеркале. – А как это было бы замечательно – получать живые деньги! – проговорила певица, словно сокрушаясь о лучших, но, увы, ушедших в прошлое временах.
Она отвернулась от зеркала и посмотрела Брунетти в глаза:
– Расскажи об этой девушке!
– Вчера ночью кто-то столкнул ее с моста, произнеся при этом: É mia!
– Бедняжка! Как она?
– Сломала руку и сильно ударилась головой, так, что края раны пришлось сшивать.
Флавия нахмурилась.
– Почему ты мне об этом рассказываешь?
– Ее возраст и то, что ей было
