Юрий Кунов - Спроси у реки
– Я передам. Мама будет вам очень благодарна.
– До свидания.
– Счастливо! Приходите к нам еще. Если не боитесь.
Посохин развернулся и покачал головой. Почему все симпатичные девчонки такие наглые? И это не веяние времени – двадцать лет назад они были не менее раскованными. Почти все из них и раньше считали, что красота дает им право унижать, лгать, предавать и насмехаться. А в будущем что начнется, подумал майор, когда медицина всех женщин на Земле сделает красивыми, стройными и на века молодыми?!
Ворота бабы Любы оказались на запоре. Посохин поднял камешек и бросил через штакетник в окошко. Потом бросил еще один. За стеклом мелькнуло нечто белое. Посохин помахал рукой. Через минуту он услышал скрип открываемой двери и кто-то, подойдя к воротам, старушечьим голосом спросил:
– Вам кого надо?
– Мне баба Люба нужна. Я из милиции (майор не стал представляться полицейским, посчитав, что лучше будет назваться по старинке).
– А-а-а! – прозвучало за воротами. – Сычас открою.
Клацнула щеколда, ворота отворились, и майор увидел перед собой маленькую старуху в темно-коричневом платье в мелкий горошек и белом платочке, которая оценивающе смотрела на него. Взгляд у нее был ясный и цепкий.
Посохин достал удостоверение.
– Павел Петрович Посохин.
– А, я все равно ни черта не вижу! – махнула рукой старушка. – Проходи.
– А что же вы меня пускаете?
– Что я, в восемьдесят лет жулика не распознаю?! Для чего я тогда жила?
Посохин прошел во двор. Старушка снова заперла ворота.
– Ступай в хату.
Майор поднялся на крыльцо и вытер ноги о коврик.
– Ишь, воспитанный. Иди, иди.
В доме был образцовый порядок. Полы блестели, зеркала сияли, дорожки лежали идеально ровно. На телевизоре, комоде, на спинках стульев лежали вышитые крестиком салфетки. Перед висевшей в углу иконой горела восковая свеча – майор определил по запаху.
– Хорошо у вас, баба Люба. Красиво, чисто. Все на своих местах.
– Силы, слава Богу, еще есть. Чего не убраться. Еще бабка моя говорила: «Как только ляжешь, так смерть за тобой и придет. Подумает, бледня, что ты жить устала, и тут же за горло – цап!».
– А что, еще не устали, баба Люба?
– Ну, бывает, когда занедужу. А так я еще девка хоть куда!
Баба Люба засмеялась, прикрывая рот ладонью.
– Баба Люба, мне с вами посоветоваться надо.
– О чем это?
– Об одном человеке.
– А я его знаю? А то разговор пустой получится.
– Думаю, знаете.
– Об ком же это? О мужике или о бабе?
– Об Оксане Лебедевой.
– А, об Оксанке. А чего о ней говорить? Девка она неплохая. Не то жениться на ней задумал?
– Да женат я, баба Люба. Вон, кольцо на пальце, – Посохин выставил вперед руку. – Друг мой ею интересуется.
– Тоже милиционер?
– Нет, шофер.
– Ага! Это дело хорошее. Денежное. А как твой друг насчет водочки?
– Честно скажу, слабоват.
– Тогда не знаю.
– Что так, баб Люб?
– Оксанка женщина хорошая, но тихая. Боюсь, друг твой ее поколачивать будет. Водка рано или поздно всем набекрень мозги сворачивает.
– А если у него любовь?
– Это еще хуже! Оба мучиться будут.
– Так уж и оба мучиться?
– А то! Когда протрезвеет, как он себя чувствовать будет, если увидит, что любимую по пьяни расписал снизу доверху, а?
– Да, баба Люба, вы правы. Я как-то сразу не сообразил.
– Вот! Но если он зарок даст – а если душой любит, то даст, – может, все у них и сладится. Оксанка баба нежадная и на ласку ответная.
– Да, сейчас такое редко встретишь. Спасибо, баба Люба, за помощь! Буду с другом говорить, чтобы завязывал с выпивкой. А детей у Оксаны нет?
– Нет, милок. Был у нее ребеночек, но еще маленьким помер. А потом и муж скончался ейный.
– От чего?
– На север поехал на заработки и погиб. Молодой еще был. С тех пор она и одна.
– А к ней никто не ходит?
– Из мужиков, что ли?
– Ага.
– Скрывать не буду, одного ухажера я видала. Но только одного. С прошлого лета стал к ней заглядывать.
– А какой он из себя?
– Не очень молодой, но видный. Коренастый. Виски седые у него. Всегда в новое, чистое одет. Приятный мужчина.
– Вот это да! Это же мой друг Николай.
– Я же и говорю, Оксанка женщина хорошая, не гулящая. Как в кине перед мужиками балованные бабы и девки, передком не крутит.
– Мне уже пора, баба Люба, – встал из-за стола Посохин. – Приятно было с вами познакомиться.
– Чего же ты так быстро уходишь? Может, еще посидишь?
– Рад бы, но дела поджимают.
– Ты заходи еще! Я, ведь, одна живу. Мои все разлетелись, а мужа Бог прибрал. Соседи все про деньги да машины балакают. Мне их без интереса слушать, и мои разговоры им не всласть. Собаки у меня нету, а с кошкой много не наговоришь. Она у меня дура дурой. Маруська, ты где? – посмотрела по сторонам старушка. – Опять в чистое залезла, паразитка? Я тебе посплю на белье глаженом!
Глава 29
В просвете между кустами мелькнуло бледно-желтое пламя костра. Поднимая волну против течения, Жарких заложил плавный поворот. Заглушив мотор, он приподнял над водой гребной винт, и казанка с ходу, шурша, выползла на песчаный берег на четверть корпуса.
Через мгновенье старший лейтенант услышал, как в нескольких метрах от берега, правее того места, где он причалил, трещат сучья. Было ясно, что кто-то быстро удаляется в глубь острова.
Жарких поднялся на ноги и прокричал:
– Табанин, я за тобой бегать не буду! Сейчас порежу, к чертям собачьим, все сети, что ты тут понаставил, если не вернешься!
Треск в зарослях затих. Спустя некоторое время откуда-то справа, из-за деревьев, донеслось:
– Да я пописать хотел, Сергей Владимирович! Отошел тут недалеко!
– Я вам верю, гражданин Табанин! А ну быстро застегнул мотню и подвалил сюда! – нарочито злобно скомандовал Жарких. – Разговор к тебе есть!
Старший лейтенант сел на лавку и закурил. С начала дня это была его шестая сигарета. До завтрашнего утра можно было выкурить еще четыре.
На Рождество Жарких при девчонках поспорил с Посохиным, который никогда не курил, что к концу года сможет покончить со своей вредной привычкой. Его призом, кроме здоровья, должна была стать казачья шашка времен Первой мировой войны из коллекции холодного оружия майора. Сам старший лейтенант в запале поставил на кон свою любимую «восьмерку».
Через пару минут на берегу в расстегнутой джинсовой рубашке и плавках появился Василий Табанин. Он осторожно, мелкими шажками, приблизился к лодке. Его худые безволосые ноги были до колен изрядно поцарапаны.
– По ежевике, что ли, бегал? – посочувствовал ему Жарких. – Садись в лодку.
– Здравствуйте, Сергей Владимирович. А мы куда поедем? – перекидывая правую ногу через борт, спросил Табанин.
– Привет! Никуда мы пока не поедем. Тут будем разговаривать. На свежем воздухе. Садись!
– А в чем дело?
– Садись! – Старший лейтенант щелчком отправил окурок в реку. – Ты чего от нас бегаешь? Телефон не берешь? Мы что, тебя по всей области должны разыскивать?
Табанин, держась за борт, опустился на переднее сиденье лицом к полицейскому.
– Так я просто на рыбалку поехал. Я давно уже планировал, – ответил он, наклонив голову и приглаживая растрепавшиеся волосы. – И никуда я не бегаю. Здесь я! Вот, сижу… А телефон тут не принимает.
– Как только Квасову нашли, так ты сразу на рыбалку поехал. Причем куда подальше. Лодка твоя где?
– На той стороне острова.
– Понятно. Ты в позапрошлый понедельник на старом пляже водку пил с гражданкой Квасовой?
– С Раечкой?
– С Раечкой. По паспорту она Квасова Раиса Николаевна, если ты не в курсе.
– Я в курсе. Пил. Но, так, по паре капель. Чисто символически. Потом посидели немного и разошлись.
– Рассказывай все. И с мелкими деталями. С другом твоим Кармановым мы уже встречались.
– Да? А, ну тогда конечно! А что рассказывать?
– Сколько она выпила?
– Кто? Раечка?
– Блин, Раечка!
– Я думаю, граммов сто. Может, даже меньше. Она, в общем, была женщиной непьющей. Я ее за это очень уважал.
– А вы сколько выдули?
– Кто? А, мы! Мы все остальное.
– Точнее.
– Ну, граммов по триста.
– У вас что, две бутылки водки с собой было?
– Да, две! А как вы догадались, Сергей Владимирович?
– Что за друг с тобой был? Это его велосипед в кустах лежал?
– Кто?
– Задолбал уже! Кто с тобой был тогда?
– Карманов. Вы же сами сказали, Сергей Владимирович.
– Второй кто? Что за Стас?
– Стас?.. Да так, приятель один. Дальний очень, совсем… такой. – Табанин покрутил в воздухе пальцами. – Можно сказать, совершенно незнакомый.
– Совершенно незнакомый приятель. Хорошая формулировка. Гражданин Табанин, вопрос официальный. Разговор идет об убийстве.
Табанин облизал губы и спрятал кисти рук между колен.