Кен Бруен - Стражи
— Тут не поспоришь — ты тому живое доказательство.
Он покачал головой:
— Вечно ты гадость скажешь, Джек.
Водитель был скроен на манер сортира из поговорки. На шее выпирали мускулы.
Кленси сказал:
— Наверное, мне надо перед тобой извиниться.
— Наверное?
— Насчет самоубийств. Похоже, ты был на верном пути.
— А, здорово: «на верном пути»… Например, насчет местопребывания мистера Плантера?
Кленси вздохнул:
— Его уже давно нет. За деньги можно все купить.
Я не хотел заходить слишком далеко в этом вопросе, поэтому сменил тему:
— Я уезжаю из Голуэя.
— В самом деле? Надеюсь, твой приятель Саттон едет с тобой?
— Нет. Его муза здесь.
Кленси помолчал, потом сказал:
— А ты знаешь, что он однажды пытался поступить в полицию?
— Саттон?
— Ну да. Ему отказали — все-таки у нас свои стандарты.
— Ты уверен? Нас же они взяли.
Он слегка улыбнулся:
— Ты мог бы далеко пойти.
— Да ну?! Может, даже стать таким, как ты?
Он протянул руку. Меня заворожили его ботинки. Черные, тяжелые, надраенные так, что в них можно смотреться, как в зеркало. Я пожал ему руку.
Он спросил:
— Ты уезжаешь из-за Коффи?
— Что… кого?
— Ты его помнишь, ростовщик из Корка.
Я отпустил его руку, оторвал взор от его ботинок и сказал:
— Ах да, большой толстый козел. Но в хоккей играть умеет.
— Он под моим началом работает, так послушать его, Энн Хендерсон трахает его, как последняя шлюха.
Слова повисли в воздухе. Я видел, как водитель неловко шевельнулся на сиденье. Мой лоб покрылся потом. Я физически чувствовал, как Кленси ухмыляется мне в спину. Мир качнулся, и я испугался, что упаду. Наверное, на солнце перегрелся. Еще секунда, и я наклонился к машине и со всей силой плюнул на его сверкающие форменные ботинки.
Я зашел в супермаркет на площади. Нужно было выпить чего-нибудь очень холодного. Взял большой стакан кока-колы, насыпал доверху льда и сел у окна. Глаза жгло, и я сжимал мячик в левой руке до тех пор, пока пальцы не заболели. Отпил большой глоток колы, почувствовал, как лед стукнул о зубы. Казалось, глаза мне закрывает красное облако. Выпил еще колы, чтобы подбросить сахару в кровь.
Помогло.
Я стал видеть четче и прекратил непрерывно сжимать мячик. К столику подошел мужчина.
— Джек!
Я поднял глаза. Знакомое лицо, но имени не мог вспомнить.
Он сказал:
— Я Брендон Флод.
— А… божий человек.
— Можно сесть?
— По мне — лучше не надо, приятель. Мне сейчас легавые не по нутру.
— Так я там не служу больше.
— Все равно.
— Мне нужно вам кое-что сказать.
— Снова о Боге?
— Все в мире о Боге.
Он сел, а я отвернулся к окну. Несмотря на солнце, на горизонте собрались черные тучи. Флод сказал:
— Гроза надвигается.
— Это из Библии или просто информация?
— Я в новостях слышал.
Я не прореагировал, решил, он что-нибудь еще в этом роде скажет и уйдет. Сколько на это уйдет времени?
Он сказал:
— Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего друга Шона Грогана.
— Спасибо.
— У меня есть кое-какая информация.
— Какая?
— По поводу машины.
— Говори.
— Желтая машина.
— Ну и что?
— Свидетель говорит, машина намеренно сбила Шона.
— Намеренно?
— Полиция опрашивала свидетелей, но одного они упустили. Мальчика одиннадцати лет, он собирает номерные знаки. Он не разглядел цифры, но наклейку заметил. — Он помолчал. — На ней стояло КЛФН.
— Клифден!
Он встал, кивнул в сторону приближающейся грозы и сказал:
— Господь выражает свое сильное неудовольствие.
Мне надо было походить по магазинам.
В кондитерской купил гигантскую коробку конфет. На крышке — забавный пес. Затем пошел в магазин, где продавали спиртное без лицензии, огляделся, но все же отыскал бутылку датского джина. Вернулся в гостиницу и оставил коробку конфет на конторке.
Миссис Бейли спросила:
— Для Джанет?
— Да.
— Она упадет в обморок от счастья.
— Как насчет выпить на посошок сегодня?
— Замечательно. Около одиннадцати?
— Заметано.
ПИРС НИММОРасположен на западном берегу и тянется от набережной Кладды вдоль набережной Ринганейн. Построен в 1822 году по проекту Александра Ниммо. В то время местные жители активно выступали против строительства пирса. Он использовался до тех пор, пока в 1840 году не построили новый торговый причал. Пирс Клады отремонтировали в 1843–1851 годах и соединили с пирсом Ниммо в 1852 году.* * *На восточном крае пирса видели крыс величиной с домашнюю кошку. Их так и не… окрестили.Примерно в семь вечера небеса разверзлись и дождь обрушился на город. Сильный и беспощадный. Я лежал на кровати и слушал. Старался ни о чем не думать.
В одиннадцать спустился в бар, где меня ждала миссис Бейли. Я пришел в костюме. Она тоже вырядилась. Сказала:
— Мы как два голубка.
Уверен, это был хороший вечер. Только я ничего не помню. Мой мозг превратился в кусок льда, так что миссис Бейли говорила за двоих.
— Вы не пьете крепкие напитки?
— Временно.
Она не стала расспрашивать. Я поглядывал на часы над баром. Когда стрелки показывали два часа ночи, миссис Бейли сказала:
— Пора и расходиться.
Ее прощальные слова были:
— Если вам понадобится друг…
Ее объятие меня растрогало, но не слишком.
Я вернулся в свою комнату и выглянул в окно. Пожалуй, дождь стал еще сильнее. Я взял сумку и сунул туда джин. Надел свою шинель, которую я так и не вернул. Затем позвонил Саттону и услышал:
— Алло.
— Саттон, это Джек. Ты сказал, что почти не спишь.
— Точно.
— Мне надо тебя увидеть.
— Ладно, давай завтра.
— Сейчас! Я купил бутылку джина.
— А, вот это разговор. Где встречаемся?
— На пирсе Ниммо.
— Ты что, там же настоящая буря.
— Это очень красиво. Черт, ты же художник, неужели тебя нужно уговаривать?
— Ладно, буду.
На улицах ни души. Когда я добрался до Кладды, ветер дул так сильно, что норовил перебросить меня через парапет. Я видел, как лебеди жались поближе к лодкам.
Добравшись до пирса, я прижался к стене, глядя на темный залив. Он отличался суровой красотой. У футбольного поля мелькнули фары машины, стали приближаться к пирсу. Подъехав поближе, осветили меня. Я махнул рукой. Двигатель замолк, и Саттон открыл дверцу. На нем были лишь футболка и джинсы. Он крикнул:
— Мне нравится!
Борясь с ветром, подошел ко мне и сказал:
— Ты, псих ненормальный, это была классная мысль. Где выпивка?
Я открыл молнию на сумке и вытащил бутылку джина.
Он обрадовался:
— «Дженевер»… Здорово.
Он отпил большой глоток, и я сказал:
— Помнишь, как мы ходили с тобой на танцы?
Он опустил бутылку:
— Ну…
— За нами ехала машина, и я спросил тебя, на чьей они стороне.
— Смутно припоминаю…
— Ты тогда сказал, что они на плохой стороне, а я спросил, что это за сторона.
Он кивнул, и я продолжил:
— Ты тогда сказал, что это такая сторона, когда тебя преследуют в четыре утра.
Он хохотнул, дыхнув джином. Я сказал:
— Сейчас около четырех, и ты — плохая сторона.
— Что?
— Ты убил Шона. Наклейка на номерном знаке, ее заметили.
Он поставил бутылку, подумал:
— Я сделал это для нас.
— Для нас?
Он заговорил быстрее:
— Однажды поздно, у Шона, я разозлился, пытался заставить его прибавить мне зарплату. Сказал ему, что мы убили Форда.
— И ты решил, что Шон на нас донесет?
— Не сразу… Но он меня ненавидел. Этот урод снял мои картины. Рано или поздно, но он позвонил бы.
Я сказал:
— Саттон! — И врезал ему коленом по яйцам. Схватил его за футболку и потащил к краю.
Он завизжал:
— Джек… Господи… Я же не умею плавать!
Я немного подождал, борясь с ветром, потом сказал:
— Я это знаю. — И спихнул его.
Взял каменную бутылку и понюхал. Меня пробрало аж до кончиков пальцев на ногах. Я откинул руку и зашвырнул бутылку подальше. Если и раздался всплеск, я его не слышал.
Я поплотнее застегнул пальто и вспомнил, как в пабе «Ньюри» Саттон вырвал у меня «Гончую небес» и сказал: «Фрэнсис Томпсон умер с криком: „Вот так умирают алкаши!"»