Инна Бачинская - Две половинки райского яблока
– Я думаю, это не вы, – с сожалением ответил Флеминг. – Вам было бы технически трудно осуществить акцию. Кроме того, ваше горе при исчезновении эскиза Гейнсборо было неподдельным. То есть, я хочу сказать, не было никакой нужды так притворяться…
– То есть ты готов поверить, что я украл, и не веришь исключительно потому, что мое горе было неподдельным?
– Ну, примерно, – ответил Флеминг.
– Однако… – пробормотал господин Романо. – По-твоему, я способен украсть?
– По-моему, способны. Если вы чего-то сильно захотите, никакие соображения морального толка вас не остановят… как и любого другого политика или дипломата. Извините на слове.
– Как же ты, адвокат, с этим миришься?
– Не забывайте, кто были мои родители, Джузеппе, – ответил Флеминг. – Они презирали подлую буржуазию, и парочка бурлящих генов у меня в организме не имеет ничего против… экспроприации. В конце концов, вы же не грабите бедную вдову с кучей детей. Наоборот, вы щедро делитесь.
– Однако странное представление у тебя о законности, – только и сказал ошеломленный господин Романо. – И поверь, не так уж беспринципны дипломаты и политики, как тебе кажется.
Буквально через пару месяцев Галерейный Призрак совершил еще одну дерзкую кражу: из частной коллекции американского миллиардера Саймона Коэна, располагавшейся в Париже и открытой для туристов, пропала картина Ван Гога – малоизвестный вариант знаменитых «Подсолнухов». Малоизвестный по причине пребывания ранее в другой частной коллекции, чей хозяин, в отличие от честолюбивого американца, любовался своим сокровищем единолично. Как вору удалась подобная эскапада, несмотря на присутствие охраны, камер слежения, новейших систем безопасности, было непонятно.
О том, что господин Романо вел переговоры с миллиардером о покупке картины, знали считаные люди.
– Это чертово Привидение опять перебежало мне дорогу, – сокрушался господин Романо, не столько огорченный, столько озадаченный.
– Галерейный Призрак, – поправил хозяина Флеминг. – Я же говорил, он следует за вами!
– А не ты ли, случаем, этот самый призрак? – спросил полушутливо господин Романо.
Флеминг только взглянул на хозяина и пожал плечами. Спустя пару дней он предложил господину Романо эксперимент – подсунуть Призраку дезу. Если тот клюнет – можно будет считать установленным, что Призрак следит за господином Романо, и, если сильно повезет, определить, кто он такой, или хотя бы кто стоит за ним.
Господин Романо сказал парочке знакомых, что его старинный знакомый, шейх из Арабских Эмиратов, предложил купить у него некий раритет, а именно – Библию Гутенберга тысяча четыреста пятьдесят пятого года – первую «солидную» книгу, напечатанную в его типографии. Один из уцелевших в мире 48 экземпляров. Деза была довольно грубой – вряд ли шейх, правоверный мусульманин, стал бы хранить у себя в коллекции Библию, но тем показательнее был бы результат. Библия якобы хранится в лондонской резиденции шейха, и сделка состоится буквально на днях.
Флеминг, в свою очередь, сделал то же самое. Они, как рыбаки, закинули удочки с нацепленными на крючки жирными червяками и приготовились ждать.
Ждать пришлось недолго. Ровно через три дня в газетах появилось сообщение о дерзком ограблении резиденции шейха – была похищена жемчужина его коллекции, гравюра на меди первой карты Персидского залива «Sexta Asiae Tabula» Птолемея. Никакой Библии в сейфе и в помине не было, и дерзкий вор прихватил то, что попалось под руку.
Шейх был неутешен и поклялся убить гяура собственной рукой.
– Что и требовалось доказать, – сказал Флеминг, передавая господину Романо кипу газет с фотографиями разъяренного шейха, потрясающего кулаками, оскверненного сейфа в шикарном кабинете, а заодно – «малого» автопарка и гарема пострадавшего – семнадцати сверкающих, штучной работы автомобилей и двенадцати жен с закрытыми лицами в черных бесформенных одеждах.
Господин Романо некоторое время молча смотрел на секретаря. Потом сказал:
– Да… конфуз получился. Знаешь, Грэдди, мне жалко шейха. Ты не представляешь себе, что значит для коллекционера потеря любимого экспоната. Я чувствую себя провокатором. Эта сволочь, не найдя Библии, не ушел, как должен был поступить на его месте всякий порядочный вор, а стянул карту. Зачем тебе, спрашивается, карта Персидского залива, если ты явился за Библией? А главное, что это нам дает?
– Очень много, – ответил Флеминг. – Во-первых, теперь мы знаем точно, что Призрака интересуете именно вы. Во-вторых, он вхож в ваш круг.
– И что дальше?
Флеминг пожал плечами:
– Пока не знаю. Посмотрим. Кому сказали о сделке?
– Не понимаю я этого Призрака, – пробормотал господин Романо. – Какой смысл? Что ему до меня? Лорду Челтему третьему упоминал… и Аррьете.
– Лорд Челтем третий… вряд ли. Ему, насколько я помню, около восьмидесяти. И интересует его не столько Персидский залив, сколько прекрасный пол. Что до нашей Аррьеты… Что знает Аррьета, то знает мир!
– А ты кому говорил? – спросил в свою очередь господин Романо.
– Парочке знакомых судейских. За них ручаюсь – никто из них не посягнул бы на карту шейха. А вот кому они сказали… Круг знакомых у них весьма широк. Может, еще разок попробовать?
– Упаси боже, нет! Шейх может притянуть нас к ответственности.
– Если узнает – то запросто.
– Ты законченный авантюрист, Флеминг! – с осуждением произнес господин Романо.
– Birds of feather stick together[3], – ответил Флеминг.
– Я никогда не позволял себе ничего подобного, – обиделся господин Романо.
– А… Якушкины? – напомнил Флеминг.
– Тише! – господин Романо оглянулся и приложил палец ко рту, призывая адвоката к молчанию.
Глава 16
Карты на стол!
– Добрый день, Наталья, – приветствовал меня Флеминг, когда я вошла в знакомую уже гостиную на другой день. – Рад вас видеть. Это господин Романо. Аррьету, Клермона и Гайко вы уже знаете. Меня тоже. – Он подвел меня к человеку в инвалидной коляске.
– Здравствуйте, Наташа, – произнес с чувством господин Романо, протягивая мне руку. Пожатие его теплой руки было энергичным.
Аррьета и Клермон молча кивнули с дивана. Аррьета улыбалась. У Клермона физиономия была кислой и какой-то сонной. Господин Романо – инвалид? Изумление отразилось на моем лице.
– Не пугайтесь, Наташа, – рассмеялся господин Романо. – Это, разумеется, неудобство, но жизнь ведь все равно продолжается, не так ли?
Я судорожно кивнула, не сводя взгляда с господина Романо. Он все еще держал в своей теплой руке мою руку, и я чувствовала себя кроликом перед удавом, хотя ничего страшного в господине Романо не было. Напротив – он был красив той зрелой красотой, которая проявляется с возрастом, и значителен. Твердый взгляд, правильные черты лица, седые волосы. Шрамы на лице подчеркивали его мужественность. Он смотрел на меня так… не знаю – как будто оценивал… Не столько смотрел, сколько рассматривал!
– Здравствуйте, – сказала я внезапно севшим голосом. – Очень приятно!
– Нам всем тоже очень приятно, – ответил господин Романо, выпуская, наконец, мою руку и продолжая улыбаться. – Добро пожаловать в нашу дружную семью. Прошу вас, садитесь. Грэдди!
Флеминг осторожно под локоток препроводил меня к креслу, в котором в прошлый раз сидел Клермон.
– Вы, наверное, задаете себе вопрос, зачем мы здесь? – взял быка за рога господин Романо.
Я неопределенно кивнула.
– Это весьма старая история, – начал господин Романо. В голосе его звучала легкая грусть. – Очень старая. Я, да будет вам известно, человек самых широких взглядов, всю свою жизнь колесил по миру. Корни у меня, если хорошенько покопаться, уходят не только в глубину веков, но и, так сказать, в ширину – среди моих предков были итальянцы, французы, немцы, финны, чехи… да, да – чехи. Один из них состоял кем-то вроде оруженосца при Яне Гусе. Как оказалось, среди моих предков были также и русские. Недавно умерла моя дальняя родственница, дама ста трех лет, которую я видел всего раз в жизни – в раннем детстве. Правда, мы обменивались поздравительными открытками на Рождество и Пасху. Муж ее служил дипломатом, как и я, и они были, как говорится, гражданами мира. Переписку этого славного человека с известными политическими фигурами времен Первой мировой войны моя родственница завещала мне, к моему великому удивлению. Когда Грэдди… господин Флеминг стал разбирать документы, оказалось, что там была не только переписка покойного дипломата, но и бумаги моей родственницы – ее дневники, письма, фотографии и рисунки. Оказывается, ее девичья фамилия – Якушкина. Софья Владимировна Якушкина, единственно уцелевшая ветвь славного старинного рода помещиков Якушкиных, проживавших в вашем городе чуть ли не с шестнадцатого века до самой революции семнадцатого года. История семьи Якушкиных достойна пера летописца. Среди представителей ее – военные, путешественники, меценаты… и так далее. И я горжусь тем, что я – один из ее представителей, судя по документам Софьи Якушкиной. К сожалению, последний… И я приехал в ваш город, потому что меня потянуло к истокам… – Он улыбнулся, словно извиняясь за пафос. – И вот я здесь… Знаете, Наташа, в жизни каждого человека наступает момент, когда чувствуешь: пора собирать камни. Видимо, в моей жизни наступил такой момент. Я хочу побывать в музее, посетить поместье Якушкиных…
