Лариса Соболева - Снежный король
– Что ты пишешь? – спросила Белла, войдя с закусками на подносе.
– Да так... – Он закрыл тетрадь и бросил в стол, потянулся, хрустнув костями. – Катаю план на неделю, чтобы не забыть. Я закончил.
– В обычную тетрадь? Я подарю тебе ежедневник, делать записи в обычной тетради несолидно. – Белла сервировала стол, разложила салфетки, достала бокалы для вина, не забыла о свечах. – Чем еще будешь заниматься?
– Хочу посмотреть свадьбу.
– Опять? Ты беспокоишь меня. Не больно видеть отца живым?
– Напротив. Он меня вдохновляет на великие дела. Нет, правда, не могу же я стать хуже! Предлагаю и тебе посмотреть запись Михасика. Обхохочешься.
– Что ж, раз больше нам нечем заняться... – кокетливо протянула Белла.
– Нам всегда есть чем заняться, но потом. Ты только взгляни, там такое...
Белла налила вина, а Герман вставил кассету в видеомагнитофон. Кстати, он опять забыл вернуть компактные кассеты с камерой, с которых сделал копии. Герман удобно устроился в кресле, отхлебнул вина, бубнил:
– Так, акт бракосочетания проскакиваем, это неинтересно... Предупреждаю, комментарии – жуть... Ну, ты с Михасиком неплохо знакома.
На экране толпа у ресторана встречает молодых. Подъезжает вереница убранных лентами и цветами машин. Толпа стала больше, в кадре головы и спины. Неповторимый голос Михасика:
– Ну, бля, рассоситесь! Че снимать я должен? Котлы ваши? Не, ну, че, пацаны?.. Болт! Кончай базар, в натуре! Распихай там... Ага, так...
Такой же, а-ля Михасик, Болт бесцеремонно расталкивает всех. Мужчина протестует против хамства, но он не из шишек, с ним не считается Михасик:
– Хавальник закрой и отвали. Ну, народ! Дай снять, мать твою!
В объективе Марат и Света, их встречает Галина Федоровна на пороге ресторана с хлебом и солью, толкает заученную речь тоном клинической оптимистки. Белла со смешком сказала, пригубив бокал:
– Еще чуть-чуть – и мама Марата взлетит.
– Смотри, а вот ты, Белла.
Гости ринулись занимать места, в хвосте плетется Белла в сиреневом тумане одежд, сняла с плеча такого же колера довольно большую мягкую сумку, запустила туда кисть руки. На подругу налетела Зоя, которую, в свою очередь, толкнул муж, гаркнув (надо полагать, шутливо) ей в ухо. Обе вскрикнули, у Беллы выпала сумочка. По ступеням рассыпались косметические принадлежности. Зоя давай ругать мужа, а Белла сбежала вниз, торопливо начала поднимать вещи. Молоденький мент – тот самый, предложивший Герману помощь, когда он выяснял отношения с Ритой, – помог собрать флаконы и прочие женские штучки. Белла со злостью налетела на него:
– Оставь, я сама.
А на заднем плане Михасик с женой скалит зубы, обнимая благоверную. Он поднял вверх руки, мол, вот он я, какой красавец-удалец! Их-то и снимал Болт, просивший поменять позы, Белла попала в кадр случайно. Грубо вырвав у мента некий предмет, она спохватилась, ибо тот обидчиво поджал губы и хлопал глазами, дескать, не понял, что я плохого сделал. Белла, сжав его руки, пропела:
– Ой, простите, я не хотела вас обидеть, так получилось. Я расстроилась, пудреница разбилась... Вы не сердитесь?
У него был еще один предмет, похожий на дезодорант... Забирая его, Белла поцеловала паренька в щечку, потом поднялась к друзьям, обернулась и помахала юноше. Околдованный мент проводил ее мечтательным взором, как нечто недосягаемое.
– А ты натуральная ведьма. Глянь-ка, – Герман вернул несколько кадров, – паря спекся. Не слишком ли расшаркалась перед сопляком? Белла! Ты слышишь?
– А? – очнулась она. – Что ты сказал?
– Говорю, не стоило так расшаркиваться перед сопляком.
– Перед каким сопляком? – не поняла она.
– Ты что, не смотрела? Перед ним... Все, дальше поехало. Вернуть запись?
– Не стоит. – Она пересела к нему на колени. – Просто я вежливая.
– Смотри, смотри! Дальше сплошная умора.
Камера поползла под столом, запечатлевая ноги гостей, а впереди объектива задница, которая сдвинулась в сторону, из-за нее выглянула хитрющая рожа Михасика. Он начал трогать женщин за коленки, раздался писк. Два идиота затряслись от хохота вместе с камерой. Михасик снова повернулся к объективу, приложил палец к губам, видно, что набрался он здорово. Темновато, конечно, но разобрать нетрудно, с каким неописуемым восторгом и азартом приподнял он длинную юбку и запустил лапу между ног. Женские коленки резко сжались, под столом появилась очаровательная головка, перекошенная злобой:
– Мишка! Ты совсем долбанутый? Отцепись, сказала! Козел паршивый! Жену лапай!
Михасик и Болт закатились со смеху. Картинка сменилась. Сцена в сортире. Писсуар. И два члена над ним, из которых льются струйки.
– Фу! – брезгливо сморщилась Белла. – Свои достоинства, что ли, снимали?
– А то чьи же! – затрясся от смеха Герман.
– Мишенька был быдлом им и подохнет. Всему же предел есть!
– Такое можно сотворить при полной потере памяти. А ржут как!
Далее. Камера запрыгала вверх-вниз, из стороны в сторону. Голос Михасика:
– Болт! Фейр... верк пшли с-сымем. Все побежали... Ща как начнут стрелять... А, ты спишь? Ща и тебя сыму. Стреляют! – заорал Михасик в ухо другу.
В самом деле, послышались первые залпы фейерверка. Морда Болта на столе среди рюмок и тарелок. При слове «стреляют» морда приподнялась, приоткрылись соловые глазоньки:
– Где стреляют? Я тоже... стрелять... Где? (Камера упала к полу, надо полагать, Михасик опустил ее вниз.) Точно, стреляют... Ща как встану, бля... (Камера заходила ходуном.) О, падла... не того я... Миха, пшли вмес-сте?
Камера, пошла, шатаясь. В кадре ноги, которые бегут и идут в одну сторону, женские и мужские ноги спешат на фейерверк, выбегают из дверей. В одну, правда, ноги заходят... Наружные двери ресторана. Камера стукнулась о них. Женский визг. Михасик:
– Сымай меня на небе!
Камера прыгнула в чьи-то руки. Рожа Михасика на фоне фейерверка, камера упала на него. Голос Михасика:
– Ты че, мудак, ваще? Разобьешь! Дай сюда. Я за нее отвалил...
Все, пошла рябь. Герман сидел без движений, глядя на экран, будто там продолжалось действо. Белла взяла из его руки пульт, выключила и сказала:
– Кино закончилось. Герман, проснись.
– Забавно, правда? – задумчиво произнес он.
– Что же там забавного? Сплошная мерзость. – Она обняла его за шею, коснулась носиком носа. – Лучше смотри на меня, мне это больше нравится.
– На тебя долго смотреть нельзя, хочется съесть! – Он перегнул ее через подлокотник, рыча и развязывая халатик.
– Ай, мне неудобно, сумасшедший!
Герман поднял Беллу... черт, ну и тяжелая! Собственно, при таких пышных формах весить пятьдесят кагэ невозможно. Донес, не уронив мужского достоинства, до кровати. О, Белла! Заводная, чудный, пушистенький котенок, а в пик страсти дьяволица...
Она плескалась в ванной, а он кинулся к телевизору. Что-то мелькнуло в последних кадрах, он не остановил вовремя... Ага, с этого места, то есть с начала фейерверка...
– О боже, Герман! – воскликнула появившаяся Белла. – Ты прямо маньяк. Эту гадость смотреть и слышать – и одного раза много.
– Я тоже так считаю. Мне кое-что показалось интересным...
– Что? – спросила она с беспокойством, приблизилась вплотную к Герману, и уставилась на экран. – Что тут может быть интересного?
– Хочу сделать два любительских фильма, – опомнился он. – Один о последнем дне отца, второй прикольный, на основе записей Михасика.
– Поступай, как знаешь, а я безумно хочу спать.
– Прекрасная мысль! Спать, спать, спать!
Герман запрыгнул в постель, рядом устроилась Белла, положив руку ему на грудь, а ногу на бедро. Здорово вот так развалиться на кровати, чувствовать, как от позвоночника распространяется по телу расслабление. Он не намерен посвящать Беллу в свои планы – хватит, одну уже посвятил. Если честно, подозрения против Риты вызваны злостью, потому они надуманные. Не могла Рита при любом раскладе выстрелить в отца. Представив ее с Андреем, Герман едва зубами не заскрипел. Нет, лучше думать о ней как об убийце. Что за черт! Почему его, только что переспавшего с уникальной во всех отношениях женщиной, волнует, с кем сейчас Рита? Но тут вдруг Белла тихонечко позвала:
– Герман...
Опять на секс потянуло?! Ненасытная! Герман притворился спящим и для пущей убедительности выдувал воздух через рот, отчего шевелились усы и губы. Он секса больше не хочет сегодня. А Белла осторожно встала, на цыпочках подошла к телевизору. Герман приоткрыл глаза и следил за ней. Вынула кассету и вышла.
– Не понял... – прошептал более чем удивленный Герман.
Теперь на цыпочках двигался он. Приоткрыл дверь... Так, внизу в гостиной блеснул свет торшера. Герман выскользнул на площадку, подкрался к перилам. Белла включила телевизор, убавила звук, вставила кассету в видеомагнитофон, нашла место и... стерла запись с собственным изображением! Мало того, проверила, надежно ли стерла! Герман поспешил в спальню в полном недоумении. Вскоре вернулась и Белла, вставила кассету назад и легла.
