Лариса Соболева - Снежный король
Когда Викулов ушел, Герман, перелистывая копии, произнес:
– Так вот ты какой, дядя Петя!
Из Ларнаки в Лимасол добирались автобусом, неприглядный каменистый вид скрашивало море, резавшее глаза. Ах, море... Оно встретило Свету музыкой лучей в лазури, которая проникала внутрь, прогоняя меланхолию. Гид в микрофон на ломанном русском повествовала о Кипре, его истории, достопримечательностях:
– Обратите внимание на три скалы, выступающие из моря. По преданиям около среднего камня родилась из морской пены Афродита Киприда...
Пассажиры вскакивали с мест, вытягивали шеи, чтобы своими очами увидеть место рождения богини любви. Въехали в Лимасол, где пышная растительность, роскошные отели, парки поражали ухоженностью и чистотой. Остановились в пятизвездочном отеле, получили пластиковые карточки, в лифте с прозрачными стенами медленно поднимались вверх. Гигантская конусообразная люстра нависла над фойе, лифт проплывал мимо нее, Марат не сдержал восторга:
– Ну и махина! Трудно поверить, что она сделана руками.
– Представляешь, если свалится? – равнодушно произнесла Света. – Мокрого места не останется от тех, на кого упадет.
– Светильда, тебя ничем не удивить.
У номера он возился с ключом, Света сначала наблюдала, потом спросила:
– Ты первый раз за границей?
– Да. А что, заметно?
– Угу. Ты открываешь номер ключом от мини-бара. Отойди.
Она вставила пластиковую карточку, дверь, как по волшебству, открылась. Марат внес чемоданы в просторный, светлый номер с видом на море, внизу как на ладони – парк и бассейн. Оглядевшись, Света растерялась:
– Здесь одна кровать.
– Ну да, номер-то для молодоженов заказан.
Света насупилась, забыла, что замужем уже третий месяц, привыкла видеть в Марате друга, слово «муж» не увязывалось ни с ней, ни с ним. Он умчался в душ и что-то говорил оттуда с тем же дурацким восторгом. На столе красовался великолепный букет, прямо на цветах белел конверт, Света вынула из него открытку... «Ласточка, желаю прекрасно провести время. Папа». Слезы сами собой навернулись, но она проглотила их и полезла в сумочку за фотографиями отца и Егора. Их самих нет, но есть снимки – странно, как все странно... Света поставила фотографии на видное место и услышала за спиной:
– Значит, две недели я проведу с покойниками.
– Проводи с живыми, – посоветовала Света, отправляясь в душ.
– Я привез тебя сюда, чтобы ты забыла...
– А я не хочу забывать. Ничего, – заговорила Света под шум воды. – Предупреждаю, если хочешь поменять деньги, меняй в банке. В отеле меняют круглосуточно, но дерут, ты много потеряешь. В банке за сто баксов получишь пятьдесят один кипрский доллар, а в отеле всего сорок семь. Так было раньше.
– Ну и ну, Светильда! Я думал, ты вообще ни в чем не гребешь. Ты точно дочь своего отца.
После ужина Марат купался в бассейне, а Света улеглась спать на краю кровати, разделив ее на две части, в качестве границы поставила чемодан и сумку поверх одеяла. Вспомнив содержание открытки, всплакнула, но когда вернулся Марат, притворилась спящей. Он лег на другом конце, ворочался.
Это чудовищно, но хватило трех дней, чтобы воспоминания о папе и Егоре погасли. Настроившись на самоизоляцию и страдания, Света не смогла сидеть затворницей и не поддаться искушению поплавать в море, съесть мороженого и экзотических блюд. Да и Марат не давал ей упиваться горем, тащил то на экскурсию, то погулять. Разве можно отказаться от всего этого, когда тебе восемнадцать? Раза два Света усиленно принималась плакать в ванной комнате, вспоминая о постигших ее несчастьях, но слезы никак не желали литься. В конце концов, лежа в постели утром пятого дня, она решила больше не страдать, раз не страдается. Отодвинув сумку, посмотрела на спящего Марата и впервые подумала, как глупо себя ведет. Ну, зачем было ставить на середину кровати чемодан и сумку? Марат не собирается покушаться на ее честь. И вдруг ее заело: «А почему, собственно? Я что, уродина? И вообще, зачем он женился на мне?» Вот сколько возникло вопросов, а посоветоваться не с кем. Всем она делилась с папой, скрыла только роман с Егором. Даже когда месячные пришли, Света прибежала к Феликсу, а не с девчонками обсуждала проблему. Так было, а как будет? Ей стало жалко себя, Света шмыгнула носом.
– Светильда, ты что – опять плачешь? – сонно промямлил Марат.
– Насморк у меня.
– Простудилась? – приподнялся он. – Давай к врачу сходим, страховка оплачена.
– Нет, спи. Это аллергия.
Набросив халат, убежала в ванную. Все-таки ей повезло заиметь мужа-друга. Марат заботлив, предупредителен...
Но день принес немало открытий. За завтраком Света обнаружила – как-то раньше не замечала, – что с ним кокетничает женщина типа старухи лет эдак тридцати. Поехали в аквапарк. Оказывается, Марат пользуется успехом у «старух», общителен, предупредителен и заботлив не только с женой. «Что они в нем находят?» – раздраженно думала Света, глядя на «старух» в купальниках «почти Ева», крутившихся возле него.
– Марат, дай руку. Марат, помоги мне надеть лямку (от мешка неизвестно для каких целей). Марат, поплыли наперегонки?
«Какое мне дело? – пожимала плечиками Света. – Пусть развлекается с кривляками». На ужине к их столику подплыла фальшивая блондинка и предложила посмотреть Египет с Израилем, три ночи на корабле – два дня впечатлений. Это становилось невыносимым.
– Светильда, хочешь в Египет? Пирамиды, сфинксы...
– И жара до ста градусов в тени, – буркнула она.
– Светочка, таких градусов не бывает, – улыбнулась блондинка.
– Не хочу в Египет, я там была, – отказалась Света. – А ты поезжай.
– Мы не хотим в Египет, – почему-то рассмеялся Марат.
– Я иду в номер, у меня болит голова, – поднялась Света, разозлившись.
– А я посижу еще, – сказал Марат. – Ты не против?
– С какой стати я буду против?
Белая старая лошадь подсела к нему, что-то чирикала, пошло хохоча. Не над ней ли? Противно.
С раннего утра Света плавала в бассейне. Марат пришел много позже – он соня. Поприветствовав ее, улегся в шезлонг, Света подплыла к бордюру:
– Если надо пойти на свидание, то иди. Ты не обязан сидеть возле меня.
– На свидание? С девушкой, что ли?
– Ну, не с парнем же.
– Не могу ходить на свидания, у меня жена есть.
– Какая я тебе жена, не смеши.
– К тому же ревнивая.
– Чего-чего? А что такое ревность?
– Это... – зевнул Марат. – Это как вареное или сырое яйцо, не попробуешь – не поймешь.
Света нырнула и выплыла на середине бассейна, чем выразила свое «фи»
– Светильда, выходи, у нас сегодня большая экскурсия в горы, обещали праздник «Кипрские ночи».
– Мне надоели экскурсии, – ворчала она, выбираясь из воды. – Когда-нибудь будет свободный и спокойный день?..
А было здорово. День закончился в корчме, где три киприота в национальных одеждах зажигательно танцевали, на голову одного из них туристы водрузили целую пирамиду из стаканов. В конце вечера они увлекли в танец туристов, в том числе и Свету. Возвращались ночью в джипе, а ветер, теплый средиземноморский ветер с запахом нагретых за день камней и моря, обдавал лицо и плечи. Света утомилась и дремала, прислонившись к стенке джипа. Марат перекинул через ее голову руку, взяв за плечи, привлек к себе.
– Устраивайся поудобней и спи.
«Он славный, добрый», – подумала Света.
15
– Это опять Герман. Не приехал?.. Ах, звонил... и что? Извините, Кира Викторовна, за беспокойство, до свидания.
Не вернулся Петр Ильич из командировки – кодовое название загула. Укатил в Крым с сексапильной молодой блондиночкой, у которой грива до задницы. Хорошо, должно быть, ему на берегах Тавриды командируется, раз задержался на неопределенное время. Впрочем, понять мужика легко: директриса вянет на глазах, а дядю Петю долбанула третья молодость, причем долбанула крепко. Это его дело, конечно, а вот как случилось, что он не поставил Германа в известность о строительстве завода, куда Феликс бросил кучу денег? Забыл? Ничего себе! Он же готовил документацию, составлял смету с авторами проекта, выбирал место, добывал специалистов для проб почвы и забыл? Ну, если учесть, что основная часть акций должна принадлежать Феликсу, остальное рассыпано по рукам, включая инвесторов, то, наверное, память отказать может. Не хватает-то всего ничего. А кто руководит мнением главного архитектора? Арифметика проста: мэр. А мэр друган дяди Пети. Медведя нет, а шкуру делят.
Герман полистал тетрадь, задержался на страницах с надписями «Митя» и «Люся из кафе». Заходил в кафе, выпил поддельного коньяку и, как на нечто экзотическое смотрел на Люсю, которую часто окликали. О чем ее спрашивать? Это существо вряд ли помнит вчерашний день, куда ей восстановить в памяти двадцать пятое мая? А Митя? Допустим, поговорит он с Митей, что это даст? Он свидетель Егора, которому наплевать на земные страсти. Записал: «Что это даст?» И: «Ничего».
