Анна Данилова - Шестой грех. Меня зовут Джейн (сборник)
Я, как собака, пошла на запах. Чем ближе к выходу, тем сильнее откуда-то несло чесноком. Теперь уже мое воображение нарисовало мне запеченную с чесноком курицу. Еще теплую. Я распахнула дверь на лестницу, спустилась на один пролет и оказалась перед другой дверью. За ней было другое крыло дома, где находились помещения для гостей: комната для них (или для прислуги), две кладовые (для белья и консервов) и морозильная камера.
Неожиданно я почувствовала позади себя какое-то движение, звуки мягко ступающих ног, резко повернулась и встретилась глазами с Алленом. Он улыбался во весь рот.
— Ты что, Таисия, решила сбежать? Бросить меня? — хохотнул он, обнимая меня сзади и целуя в затылок.
Я вздрогнула, но не испугалась. Даже обрадовалась, что он нашел меня, значит, соскучился, значит, ему меня не хватало!
— Аллен, ты ничего не чувствуешь?
— Чувствую, — он еще плотнее прижался ко мне.
— Аллен… Я серьезно!
— Я тоже! — Он снова поцеловал меня и даже попробовал развернуть лицом к себе, и тут я повторила свой вопрос:
— Аллен! Постарайся понять — что-то не так! Потяни носом!
— Что сделать? — не понял мой полукровка-гость. — Как это — потянуть носом?
Однако он нарочито громко втянул в себя воздух, и лицо его просто засияло.
— Ты не подумай, что я такой… как это… сейчас… обжора… вот, но пахнет очень хорошо. Вкусно! Так всегда пахнет, когда Соланж готовит la poule.
— Что? — не поняла я.
— Куру.
— А кто такая Соланж?
— Это наша служанка.
Понятно. Значит, я права, и эти запахи мне вовсе не померещились. Да и как вообще такое может померещиться, когда ароматы становятся все явственнее и явственнее?!
— А теперь послушай меня, Аллен, — я стала невероятно серьезной. — Этих запахов здесь быть не должно!
— Почему? Разве твоя служанка не могла приготовить тебе куру? Или… постой… Где твоя кухня? Где-то рядом? — Он огляделся, словно пытаясь понять, откуда же тянутся эти гастрономические запахи.
— В том-то и дело, что нет! Моя кухня находится в совершенно другом крыле дома. А здесь никто не живет. Это вот — комната для гостей. Она пуста. Это — кладовки, понимаешь?
— Да, да.
— А это — морозилка. Понял?
— Oui, I tout a compris. C’est bo. (Да, я все понял. Хорошо.)
— Что мы будем делать?
— Пойдем. — Он взял меня за руку и, все еще шутя и веселясь, потянул за собой, где, как ему казалось, и находился источник этого запаха.
Дверь в комнату прислуги была приоткрыта. Аллен просунул туда голову, воскликнул: «О!!!», я заглянула ему через плечо и увидела сначала освещенный настольной лампой накрытый стол (салаты, куски запеченной курицы, графин с красным вином, приборы, салфетки, розы в одной из моих любимых баварских вазочек)…
Аллен вежливо отодвинулся, пропуская меня вперед, и тут я увидела прямо под нашими ногами тело мужчины. На голубом узорчатом ковре образовалось темное пятно. Как в кино. Труп в комнате для прислуги! Вот прямо так и надо назвать роман, который я, быть может, когда-нибудь напишу.
Где-то в воздухе, в теплом и душном воздухе маленькой комнаты, проступило прозрачное лицо хохочущей Аннеты: «Вот, дорогая Таечка, получай подарочек, вернее, это вам общий подарочек — труп на двоих…»
Может, это все-таки розыгрыш?
Я не знала, что мне делать. Но делать-то что-то надо! Отчего-то у меня запылали уши. Я прямо чувствовала, как в них запульсировала кровь, словно это они первыми откликнулись на мое сильнейшее волнение. Потом очередь дошла до щек. Я даже приложила к ним прохладные ладони.
Закрыв глаза, я представила себе, что произойдет через мгновение. Аллен оттолкнет меня, обложит меня площадным русским матом (русские или полукровки, живущие за границей, ругаются матом особенно смачно) и скажет, что он не останется в моем доме ни на секунду. Потом он добавит еще что-нибудь оскорбительное, убийственное, после чего я просто вообще никогда не оправлюсь.
Я стояла, словно окаменев, прислонившись к дверному косяку, и понимала, что у меня нет сил произнести ни слова! Все было кончено. Сейчас меня обвинят в том, что я хотела его подставить. За два миллиона! Хотя какие миллионы, если мы с Аннетой перевели на счет Аллена только аванс — триста тысяч. Дешевая (хотя нет, не такая уж и дешевая) подстава! Эдакая подлость по отношению к известному пианисту… Но в чем тут смысл?
Все эти мысли пронеслись в моей голове, как горячий ветер. Они буквально обожгли мое сознание, и я повела с собою внутренний диалог, представляя себя то на своем месте (что было совсем нетрудно), то на месте Аллена и пытаясь спрогнозировать, что же сейчас произойдет, к чему мне надо быть готовой?
Прошло всего лишь несколько секунд с тех пор, как я увидела, судя по всему, труп мужчины.
— Послушай, Таисия, он жив, быть может?
К моему величайшему удивлению, Аллен осторожно приблизился к телу, достал носовой платок, обмотал им руку и попытался повернуть голову этого человека, чтобы заглянуть ему в лицо, как я поняла. Я не увидела лица, но Аллен все же повернул его голову, после чего, пожав плечами, спросил:
— Ты знаешь, кто он?
И тогда я, немного справившись с волнением, тоже вошла в комнату и обошла тело, чтобы увидеть лицо мужчины. И сразу же ахнула. Да, я знала, кто это! Подумалось еще тогда, что, будь это Нестор, я удивилась бы куда меньше (начиталась в свое время сюрреалистичных романов), нежели сейчас.
— Аллен, это Алексей! Личный тренер Людмилы, моей соседки!
— Тренер? Но что он делает в твоем доме?!
Тон, которым он задавал мне эти вопросы, был скорее удивленным, чем осуждающим, чего я так боялась. То есть он словно бы и не допускал мысли, что я его обманываю. Он был пока еще на моей стороне, и это потрясло меня.
— Я не знаю. Он никогда не был в этом доме! И я видела его, исключительно когда бывала у Людмилы.
— Он мертв. Это точно. Как ты понимаешь, мне не хотелось бы оставлять здесь отпечатки своих пальцев, поэтому я не трогаю его лицо… Но и так видно, что он… гм… неживой. Кстати, вот, смотри, — он взглянул куда-то в сторону, и я увидела валявшуюся на ковре бронзовую статуэтку Гекаты.
Очень опасный предмет, вспомнилось мне. Еще когда Нестору привезли ее в подарок, кажется, это был предпоследний день его рождения, он сказал мне, что эта металлическая девушка (со змеями вместо волос, с факелом в руке, оседлавшая некое мифическое животное с лошадиным крупом, птичьими когтистыми лапами, да еще и с ангельскими крыльями) очень ему напоминает меня. Я тогда не обратила внимания на его слова и уж тем более не заинтересовалась, чем вообще примечательна эта богиня и что она собою олицетворяет. Меня беспокоило на тот момент одно-единственное — у этой бронзовой скульптуры слишком много острых граней, начиная с иглы факельного огня, когтей и хвоста животного и заканчивая застывшими в металле, развернутыми крыльями с угрожавшими уколоть вас кончиками перьев… Я представила себе, что если в нашем доме когда-нибудь появятся дети и как-то случайно уронят на себя эту статуэтку, то она расцарапает их в кровь, а то и вовсе разорвет нежную детскую кожу, не говоря уже о том, что одним только факелом этой странной богини можно запросто выколоть глаз. Мне довольно было только намекнуть на это Нестору, и он совершенно равнодушным тоном посоветовал мне поставить Гекату в комнату для гостей, благо у нас они почти никогда не бывали, не говоря уже о том, чтобы кто-то посторонний ночевал в нашем доме.
На факеле и на левой передней ноге (копыте, лапе) животного, на котором восседала Геката, была кровь. Она блестела красивыми рубиновыми каплями при свете ночной лампы. Кто-то схватил в порыве чувств довольно тяжелую статуэтку и с размаху ударил ею по голове тренера Алексея (и одновременно любовника Людмилы).
— Предлагаю сначала все хорошенько обдумать, а потом уже принимать решение, что делать с трупом, — сказал Аллен, нахмурившись.
Другой бы на его месте мгновенно сбежал, удрал бы, прихватив папку с нотами, и только бы его и видели! Как Золушка, он оставил бы в спешке свой башмак на ступенях парадного крыльца. И вот Аллен — не виртуальный, явившийся мне из глубин моих фантазий и мечтаний, пианист, а просто молодой мужчина, которого я еще толком не знала, — предлагал мне все обдумать.
— Хорошо, — я посчитала своим долгом с ним согласиться, тем более что у меня в голове внезапно образовалась какая-то предательская холодная пустота. Как если бы мне прямо в мозги надули морозного воздуха.
Мы вернулись в гостиную, я машинально зачем-то подбросила в камин еще одно полено, хотя огонь уже пылал так, что оранжевые блики плясали на противоположной стене комнаты и теплая розовость плавилась на стеклах и зеркалах.
Аллен сел на диван и замотал головой, растрепав свою кудрявую гриву.
— Тая, давай с самого начала! Я буду задавать тебе вопросы, а ты ответишь мне, хорошо?
