Джулия Хиберлин - Тайны прошлого
Я листала список, который два амбициозных репортера три недели забивали статьями на полный разворот, с двустрочными подзаголовками, а затем перешли к ежемесячным дополнениям и через время отметили первую годовщину события статьей на передовице с заголовком ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ДЖЕННИФЕР? Последняя заметка была добавлена всего шесть месяцев назад, и в ней говорилось, что к истории начали принюхиваться создатели сериала «48 часов», оценивая перспективность серии. Продюсеры решили взяться за бойфренда Дженнифер, учившегося в том же университете и пропавшего примерно во время ее убийства.
Я выхватила из сумочки кредитку и весь следующий час распечатывала, читала и подчеркивала нужное.
Это Джек мог считать, что Дженнифер Куган никак не связана с Энтони Марчетти, — я же не была уверена.
А потом, в той же шизофренической манере, которой в последнее время характеризовалась вся моя жизнь, я взбежала по лестнице наверх, выкопала из сумочки розовое письмо, проверила телефонный номер, который уже заучила за эти дни наизусть…
И позвонила — тут же, пока не передумала.
Бодрый голос секретаря сообщил:
— Пфайффер, Смит и Земек. С кем вас соединить?
* * *Джек Смит обыскал дом, пока я спала.
Не пребывай я в своем текущем обсессивно-компульсивном состоянии вкупе с паранойей, я бы и не заметила. Но признаки были везде. Синие и белые пластиковые формы для льда были разложены в морозилке в другом цветовом порядке. Синий, синий, белый, белый, синий, синий. Ящик в комнате мамы был выдвинут на полсантиметра. Содержимое моего рюкзака пребывало в чуть более компактном беспорядке, нежели обычно.
В «Нордстроме» я уставилась на себя в тройное зеркало, думая о том, что за последние две недели похудела как минимум на размер. Жизнерадостная британка по имени Беатрис разглядывала меня со спины и интересовалась, не думаю ли я, что мне больше пойдет нефритово-зеленый, мятный и оттенок морской волны. А я размышляла, кто же такой Джек Смит — частный детектив на задании или наемный убийца.
Впрочем, сегодня не он, а Розалина Марчетти дергала за ниточки, контролируя все до последней пуговицы. Мистер Земек, ее адвокат в Чикаго, был предельно краток при обсуждении моей завтрашней поездки на встречу с ней. Он устало зачитал мне инструкции Розалины:
— Встреча ровно в два. Дресскод для чая. Наденьте зеленое. Выключите мобильный. Никакого парфюма.
— Зеленое? Оттенка Гринча или молодого укропа?
— Сарказм неуместен. Она эксцентрик. — И затем, с громким выдохом: — Если вам требуется специально покупать одежду, отправьте счет моему секретарю.
— Деньги не проблема, — сказала я.
— Я не сомневаюсь. — И тихий вздох в телефонной трубке. Я представила себе испуганного маленького человечка с толстым животиком и готовностью уйти на пенсию, забыв наконец о жизни, накрепко связанной с женой мафиозного босса.
Не прошло и получаса, как его секретарь забронировала мне номер в центральном отеле Чикаго, который она описала как «самый писк», и отправила мне мой билет с открытой датой возвращения. Сэди пару раз консультировала меня по телефону по поводу одежды и приближающейся поездки. Маму оставили в госпитале до конца недели, после чего она сможет вернуться в пансионат, скорее всего, потеряв остатки памяти.
Беатрис протянула мне стопку зеленой одежды, и через пару минут я вышла из примерочной в мятного цвета платье с таким количеством крючочков и завязочек, что без инструкции не разобраться. Не знаю как, но это количество сработало. До странности элегантно. Подтянуто во всех нужных местах.
Беатрис показала мне большие пальцы.
— Я присмотрю к нему туфли, — сказала она, взглянув на мои потрепанные ковбойские сапоги. — Вернусь через секунду.
Было уже поздно, магазину пришло время закрываться. Она оставила меня в одиночестве перед тремя зеркалами и рядом закрытых примерочных кабинок. Десяти кабинок. Издевательство. Я опустилась на колени и едва на голову не встала, пытаясь рассмотреть, есть ли в кабинках ноги. Телефон зажужжал в оставленной на полу сумочке, почти у самого уха, и я от испуга стукнулась головой о ножку стула.
— Черт!
Мне хотелось швырнуть телефоном в зеркало, но это сулило семь лет неудач.
Я посмотрела на экран. Скрытый номер. Никогда раньше неопознанные номера не казались мне мрачными.
— Томми, ты там одна? — Сегодня голос Чарлы звучал, как у представителя мышиного семейства: писклявый и едва слышный. — Ты уж отцепи от меня этого охранника. Не надо меня втягивать в свою семейную бузу, а?
— Ну так прекрати мне звонить, — зашипела я. — Я и в первый раз все поняла.
— Слушай, ты полегче, ладно? У меня тут и так стресс. Прошлой ночью девчонка из камеры напротив повесилась на шелковых стрингах, которые ее парень припер на своей собственной заднице. Тебе бы понравилось спросонья такое увидеть?
Я не знала, что она имеет в виду — мертвую девушку или факт пикантного переодевания.
Чарла довела свой писк до оперного фальцета.
— У меня от здешней еды жопа стала, как мешок с фасолью. Даже если я выйду, никто меня не захочет, кроме неудачников с маленькой пипиской и закупками в «Волмарте». А теперь мне предстоит офигенная карьера в мафиозной структуре. Так что не смей со мной задираться. Тебе нужно сообщение или нет?
— Вообще-то нет, — сказала я.
— Милая, а лучше, чтоб было нужно. Потому что стремная это фигня. Честно говоря, у твоего папочки охренительные связи — и тут, и на воле. Я здесь уже шесть месяцев, и не могу допроситься у охраны даже лишнего куска пирога, если не дам пощупать себя за сиськи. А сегодня тот гадский охранник показал мне фото из морга — парня, которого они порезали в Хантсвилле пару недель назад. Сказал, что это типа стимул для меня хорошо выполнять работу.
Не называй его моим папочкой.
— Дорогуша, ты слушаешь? Твой папс хочет, чтобы ты знала, цитирую: «Чикаго — это тупик». Как думаешь, это фразочка с двойным смыслом, или как там оно называется?
Глава 17
Я бросила потрепанный папин чемодан на одну из двух кроватей номера и поаплодировала себе за то, что добралась до Чикаго живой, не задушила в аэропорту медлительного зануду, который удивился — удивился! — требованию снять обувь и вытащить ноутбук из сумки при прохождении контроля, и не поддалась панической атаке, когда самолет внезапно задергался на высоте четыре с половиной тысячи метров над землей.
Чемодан — тяжелый бордовый пластик с застарелой сеткой царапин — выглядел настоящим анахронизмом в современном чопорном номере. Номер был не в моем вкусе, зато располагался высоко над шумом Мичиган-авеню. Фокусной точкой тут была напольная лампа с синеватым неоновым светом, вполне способная справиться с функциями ночника.
Почти все в этой комнате было холодно-нейтральным — либо белым, либо белым с металлическим отливом, либо серым, либо черным. Тон явно задавал один из тех дизайнеров интерьера, что берут по триста долларов в час, а цвета, скорее всего, назывались как-то особенно поэтично: «Любовники луны», «Ноябрьский дождь» и «Полночь в Хельсинки». Ага, умная часть моего мозга продолжала работать. А вдохновлял ее, скорее всего, розово-красный лак под названием «Моя тетушка пьет кьянти» на моих ногтях. Педикюр делала Мэдди. На трезвую голову всего юмора не понять.
Еще три часа ожидания.
С самого утра мое тело почти жужжало, как угасающая лампа дневного света. Четверть таблетки «Ксанакса» решила бы вопрос, не поспеши я выбросить всю упаковку.
Рухнув на вторую кровать, я решила, что лучше уж сидеть на Черном Дьяволе, чем в номере отеля в чужом городе одиноко размышлять о том, застрелят меня в ближайшие пару часов или позже отравят дорогим чаем. У меня было чертовски много времени для того, чтобы обдумать сообщение Чарлы.
Я вынула зеленое платье из чехла, просто чтобы занять себя, и попыталась определить, сколько времени потребуется на улаживание вопроса со всеми его застежками и завязками. В магазине я примерила только его, но Беатрис утверждала, что платье идеально. Интересно, стала бы я — та, какой я была неделю назад, — так тщательно выполнять все требования Розалины?
Я открыла мини-бар. «Доктора Пеппера» не было. Пришлось довольствоваться батончиком «Милки Уэй», баночкой «Спрайта» и маленькой упаковкой кешью. Закончив с перекусом, я долго стояла под душем, осторожно наносила макияж, убирала волосы с лица, закрепляя их серебряными бабушкиными гребнями, и все это время пыталась не думать о том, что Розалина Марчетти способна парой слов уничтожить мой мир.
В час тридцать, когда мои нервы уже отчетливо звенели на грани срыва, портье помог мне забраться в такси. Я почти не замечала проносящихся мимо картинок, за исключением моментов, когда водитель-армянин тормозил и поливал туристов на тротуаре отборными американскими ругательствами. Особенно доставалось тем, кто шагал по улице с красной сумкой «Американ Герл». Я насчитала тридцать две таких за один квартал, а потом перестала считать. Я знала, что некоторые мамочки подруг Мэдди запросто просаживают по две тысячи долларов в главном магазине компании на Мичиган-авеню, отправляясь в тур выходного дня «Мамы и дочки».
