Ларс Кеплер - Призраки не лгут
Элин поняла, что скоро потеряет его.
Когда социальные службы сделали очередную попытку вернуть Викки к ее родной матери, Элин почувствовала, что им с Джеком и правда нужно сделать паузу, чтобы снова обрести друг друга. Викки не отвечала по телефону, который Элин ей купила, чтобы они могли постоянно поддерживать связь.
Элин с Джеком поужинали в подвальчике «Оперы», потом занимались любовью и в первый раз за несколько месяцев проспали всю ночь непотревоженные. Утром Джек объявил, что уйдет от нее, если она и дальше будет проявлять интерес к усыновлению.
Элин согласилась, чтобы он позвонил в службу опеки и попросил, чтобы их больше не рассматривали как ресурсную семью. Они не справляются.
Викки с матерью сбежали из диспансера в Вестеросе и нашли себе укрытие в домике на игровой площадке. Мать стала оставлять Викки одну по ночам. Когда она исчезла на двое суток, Викки в одиночку отправилась в Стокгольм.
В тот вечер, когда Викки поднялась на крыльцо и позвонила в дверь, Джека не было дома.
Элин не знала, что делать. Она помнила, как стояла в холле, прижавшись к стене, и слушала, как девочка снова и снова звонит в дверь и шепчет ее имя.
В конце концов Викки заплакала и открыла щель для писем.
— Ну можно мне войти? Я хочу к тебе. Пожалуйста, Элин, открой… я буду хорошо себя вести. Ну пожалуйста…
Когда Элин с Джеком сложили с себя обязательства касательно Викки, работница социальной службы предупредила:
— Ни в коем случае не говорите Викки, что вы не справились.
— Почему? — спросила тогда Элин.
— Потому что тогда ребенок возьмет вину на себя. Будет думать, что это она во всем виновата.
И вот Элин стояла в прихожей, словно онемев; после десяти минут, показавшихся ей вечностью, шаги Викки застучали вниз по ступенькам крыльца.
Глава 63
Элин встала перед огромным зеркалом и посмотрела себе в глаза. Непрямой свет создавал блики на радужной оболочке. Элин приняла две таблетки валиума и выпила бокал эльзасского рислинга.
В большой гостиной молодой фотограф Vogue Нассим Дюбуа устанавливал осветительное оборудование. Само интервью Элин дала еще на прошлой неделе, когда была в Провансе с благотворительной акцией. Она продала свою коллекцию картин французских художников и выстроенный Жаном Нувелем дом в Ницце, чтобы основать фонд микрокредитов женщинам Северной Африки.
Элин отошла от зеркала, взяла телефон и набрала номер Джека — она хотела рассказать, что угнанную Викки машину нашли в Индальсэльвене.
Она стояла и слушала гудки, хотя адвокат Джека когда-то сообщил ей, что вся информация, касающаяся Викки, должна идти только через юридическую контору.
На недовольство Джека ей было наплевать. Любовь к бывшему мужу прошла, но иногда Элин было необходимо услышать его голос.
Может, она просто скажет, что в ходе благотворительной акции продала принадлежавшие ему картины Баския. Однако Элин передумала и нажала «отбой», не дожидаясь, когда он возьмет трубку.
Элин вышла из ванной, ведя одной рукой по стене, как бы для опоры. Прошла через гостиную к стеклянным дверям.
Когда она вышла на большую террасу с медлительностью, которую можно было бы истолковать как чувственную, Нассим с довольным видом присвистнул.
— Ты просто великолепна, — с улыбкой сказал он.
На Элин было отливающее медью платье с узкими бретельками. Шею охватывало плоское ожерелье белого золота — оно, как и серьги, бросало отсветы на ее подбородок и длинную шею.
Фотограф распорядился, чтобы Элин встала спиной к перилам террасы, накинув на плечи огромный белый палантин от Ральфа Лорена. Элин встала так, чтобы ветер подхватил его, белая ткань наполнилась ветром и парусом раздулась у нее за спиной.
Нассим отказался от экспонометра. Он развернул покрытый фольгой светоотражатель, и лицо Элин озарилось.
Отойдя на некоторое расстояние, фотограф очень активно поснимал ее с телеобъективом, потом подошел ближе, встал в своих обтягивающих джинсах на колени и сделал несколько снимков старомодным «поляроидом».
Элин видела капли пота на лбу Нассима. Он не переставал делать ей комплименты, но сосредоточивался каждый раз на новой стороне, на композиции и свете.
— Опасная, сексуальная, — ворковал он.
— Правда? — улыбнулась Элин.
Фотограф выпрямился, взглянул ей в глаза, кивнул и широко и смущенно улыбнулся:
— Хотя больше, конечно, сексуальная.
— Какой ты милый!
Элин была без лифчика; от ветра она покрылась гусиной кожей, и отвердевшие от холода соски проступили сквозь ткань платья. Она с изумлением осознала, что надеется, что Нассим увидит это и поймет, что она начала пьянеть.
Фотограф улегся практически под нее со старым «хассельбладом», попросил Элин наклониться и сложить губы, словно для поцелуя.
— Une petite pomme,[15] — сказал он.
Они улыбнулись друг другу, и Элин вдруг почувствовала себя счастливой, взволнованной этим флиртом.
Элин отчетливо видела его грудь сквозь тонкую обтягивающую футболку. Она выскользнула из джинсов, обнажив плоский живот.
Она надула губы, Нассим фотографировал, бормоча, что она лучше всех, что она — топ-модель. Потом он опустил камеру на грудь и взглянул вверх, на Элин.
— Могу продолжать до бесконечности, — честно сказал он, — но я вижу, ты замерзла.
— Тогда пойдем выпьем виски, — кивнула Элин.
Глава 64
Когда они вошли, Ингрид уже разожгла огонь в большой изразцовой печи. Они сели на диван, выпили виски и заговорили об интервью, о микрокредитах, которые дали многим женщинам возможность изменить свою жизнь.
Элин чувствовала, как от валиума и алкоголя по телу разливается спокойствие — словно безветрие, штиль.
Нассим сказал, что француз, бравший интервью, остался очень доволен. Потом сообщил, что его мать родом из Марокко.
— Ты делаешь большое дело, — улыбнулся он. — Если бы моя бабка могла взять микрокредит, у моей матери жизнь сложилась бы совсем по-другому.
— Я пытаюсь делать что-нибудь, но… — Элин замолчала, глядя в его серьезные глаза.
— Никто не совершенен. — Нассим подвинулся поближе к ней.
— Я предала одну девочку… которую не должна была предать… которую…
Нассим, утешая, погладил ее по щеке и прошептал что-то по-французски. Элин улыбнулась ему, и опьянение пузырьками пошло по телу.
— Не был бы ты так молод, я бы влюбилась, — сказала она по-шведски.
— Что? — не понял Нассим.
— Завидую твоей подружке, — пояснила Элин.
Она ощущала его дыхание — приятный запах мяты и виски, — и разглядывала его красивый рот; ей вдруг захотелось поцеловать его, но она подумала, что он испугается.
Элин вспомнила, что Джек перестал спать с тей сразу после того, как Викки исчезла из их жизни. Она тогда не поняла, что он больше не хочет ее. Думала, что все дело в стрессе, в том, что они слишком мало времени проводят вместе, в усталости. Поэтому она мобилизовалась. Наряжалась, устраивала романтические ужины, моменты наедине.
Но Джек больше не замечал ее.
Однажды ночью он вернулся домой, увидел ее, лежащую в халатике телесного цвета, и сказал, что больше не любит ее.
Что хочет развестись, что он встретил другую женщину.
— Сейчас прольешь, — предостерег Нассим.
— Боже, — шепнула она, и в тот же миг виски выплеснулось на платье.
— Ничего страшного.
Нассим взял льняную салфетку, опустился на колени и осторожно прижал салфетку к пятну, другой рукой обняв Элин за талию.
— Мне надо переодеться. — Она встала, с трудом удержавшись на ногах.
От вина, валиума и виски шумело и как будто постукивало в голове.
Нассим поддерживал ее, когда они шли через салоны. Элин, чувствуя себя слабой и утомленной, склонилась к нему и поцеловала в шею. В прохладной спальне царил полумрак, только у прикроватного столика горел торшер под кремовым абажуром.
— Мне надо прилечь.
Элин ничего не сказала, когда Нассим уложил ее на кровать и медленно снял с нее туфли, тихо проговорив:
— Давай помогу.
Элин притворилась более пьяной, чем была, и лежала неподвижно, как бы не замечая, что Нассим дрожащими руками расстегивает на ней платье.
Слушая его тяжелое дыхание, Элин гадала, решится ли он дотронуться до нее, воспользоваться ее опьянением.
Она неподвижно лежала в своих золотистых трусах и смотрела на него сквозь колышущийся туман, а потом закрыла глаза.
Нассим что-то пробормотал, и она почувствовала, как его ледяные от волнения пальцы стягивают с нее трусы.
Когда он разделся, Элин взглянула на него из-под полуприкрытых век. У Нассима было дочерна загорелое тело, словно у работающего в поле крестьянина. Стройный, как мальчик, на плече серая татуировка — око Гора.
