Возьми моё сердце - Нина Стожкова
Превратиться в располневшую домашнюю курицу, озабоченную лишь тем, где купить еды подешевле и шмотки со скидками? Ну уж нет! Нафига такая жизнь! Даже если бывают редкие праздники, когда можно скинуть детей на бабушек и отъехать на два-три часа. Вопрос – куда? Замужние подруги предпочитают клубы, где ди-джеи ставят одни и те же песни. Подобное даже вообразить себе скучно, не то что тратить на эту фигню свою единственную и неповторимую жизнь, не говоря уже про деньги.
Кира с детства не могла без адреналина. Классе в шестом она подбила ребят сбежать с уроков ради очередной киношки в стиле фэнтези. Если бы не она, на подобное «преступление» никто не решился бы. В итоге, с ней смылась с биологии треть однокашников, в основном мальчишки. Естественно, наутро беглецов ждали жесткие разборки с классухой и с завучем. Кира слушала скучные нотации, отколупывая краску со стены – без раскаяния и уж, конечно, без всякого страха. Делов-то! Училась она хорошо, так что исключение из школы не грозило. Подобные истории только заводили ее. Когда лучшая подруга Лиза сдала Киру училке с потрохами, это не особо её расстроило. Она просто вычеркнула Лизу из своей жизни и теперь смотрела на нее так же равнодушно, как на учебные пособия в кабинете биологии. Слезы, объяснения и покаянные речи бывшей подруги ни к чему не привели. Предателей Кира не прощала.
Как ни странно, при своем взрывном и неуживчивом характере Кира училась неплохо, хотя на уроках обычно скучала. Причина ее хороших оценок была не в усидчивости, как у зубрилок и ботанов, а в зеркальной памяти. Этим удивительным свойством Киру наградили отцовские гены. Отец Киры, известный в научных кругах математик, легко запоминал целые страницы формул. Кира так же играючи, как отец, «зеркалила» страницы учебников, но в отличие от него не особо вникала в суть написанного. Особенно удачно подобный фокус проходил с гуманитарными дисциплинами. Для них важнее отточенные «правильные» формулировки, чем умение мыслить самостоятельно. В точных науках на зрительной памяти выехать не удавалось, приходилось включать соображалку. Впрочем, задачки она тоже решала легко. Это нравилось Кире больше, чем бубнить про образы и типичных героев в типичных обстоятельствах или же про роль личности в истории.
Кира рано лишилась матери. Отец вскоре женился, но ни теплоты, ни внимания от мачехи она не получила. Кира и сама не смогла ее полюбить, впрочем, даже не старалась. Мешало воспоминание из детства и все та же зеркальная память. Эта Кирина особенность распространялась не только на тексты и задачи, но и на лица. Увидев однажды чье-то лицо, Кира запоминала его навсегда.
Мама тогда была ещё жива. Кира возвращалась из школы через небольшой скверик на соседней улице. Сентябрь был теплым и солнечным, как картины художника Коровина, деревья еще не нарядились в пестрые осенние платья, оставались, как и трава, задорно-зелеными, словно не верили в то, что осень уже явилась и скоро начнет наводить свои порядки. Кира шла, размахивала мешком со сменкой, вспоминала события школьного дня, прыгала через вчерашние лужи, и тут… Она увидела отца. Он сидел на скамейке в тени дуба, какой-то необычайно спокойный, расслабленный и весело смеялся. Галстук, всегда завязанный тугим узлом, был ослаблен, а очки он зачем-то держал в руке. Кира уже хотела подбежать к папе, но тут заметила, что отец не один. Рядом с ним сидела чужая тетка, которую отец как-то по-особому, не по-братски и не по-товарищески обнимал за плечи. Он обнимал ее так, как бывает только в кино про любовь. Тетка прижималась к папе и тоже смеялась каким-то особенным, звонким и счастливым смехом. На секунду ветер отодвинул блестящие черные волосы, закрывавшие ее лицо, и Кира поняла, что за все свои десять лет не встречала в жизни подобных красавиц. Только в кино. Точеный носик, ярко синие глаза, в которых отражалось небо, губы, подведенные розовой помадой и родинка на правой щеке… Кире стало неловко, словно она нарочно подсматривает. Прячась за деревьями, девочка проскользнула мимо воркующей парочки и припустила домой. Каким-то шестым, недетским чувством, она поняла, что маме рассказывать о том, что увидела в сквере, не стоит.
Мама скончалась через год. Еще через год папа сказал, что должен поговорить с дочкой. Дескать, она уже большая девочка и должна его понять. В общем, с ними теперь будет жить тетя Вера. Кира молчала и думала о маме. Отец решил, что она согласна, вздохнул с облегчением и выглянул за дверь. В квартиру вошла та самая тетка, которую Кира видела год назад в сквере. Девочка не могла ошибиться: те же самые черные волосы, синие глаза, тот же точеный носик и, главное, та же родинка на правой щеке.
– Надеюсь, мы с тобой подружимся, – сказала тетенька.
Девочка промолчала, а сама подумала: это вряд ли.
Кира тряхнула головой, чтобы вернуться в настоящее. Она прислушалась к звукам, доносившимся с улицы и наконец выглянула из-за угла: никого. Она стала медленно продвигаться к арке, стараясь держаться вблизи деревьев, чтобы быть менее заметной в их тени под фонарями. Наконец она убедилась, что путь свободен, и осторожно выбралась на улицу.
В столице сверкал огнями и гремел голосами поп-певцов вечный праздник. Нарядные люди сидели на открытых верандах, выпивали и закусывали. Они выглядели беззаботными и веселыми, словно дело происходило не в Москве в двадцатых годов двадцать первого века, а где-нибудь в Берлине или в Париже. В столицах государств, не ведущих СВО. Прохожие – главным образом, девушки в летящих открытых платьях и парни в футболках с прикольными надписями и в укороченных джинсах – шагали по бульварам, громко смеясь и фотографируясь у каждой красиво оформленной витрины. В большинстве из них угадывались приезжие, москвичи в будни выбирались в город не такими нарядными. Казалось, люди по умолчанию решили не думать про СВО
