Слишком много света - Юлия Николаевна Николаева
Максим снова был с ней приветлив и очарователен.
По радио передавали осадки.
Глеб Сергеевич уехал еще днем – пробежал мимо, на ходу засовываясь в пиджак, убеждая кого-то по телефону, что «точно завтра сам прослежу, чтобы все было как надо, на объект приеду, если нужно»… все, убежал.
По дороге домой Вика еще раз вспомнила странный день: Максим чем-то потрясен или расстроен, почему-то сначала боится Маргариты Николаевны, а потом не боится. Как будто должен решиться на что-то. Да еще по какой-то причине (не просто же так!) пытался спровадить Вику пораньше.
И Вера знала эту причину. И Маргарита Николаевна, и Вера, обе такие внезапные подружки (они вместе работали уже пять лет, и ни разу даже чаю вместе не попили!) сговорились о чем-то с Максимом? Жалко, Алексаши сегодня не было – сдавала отчетность. Единственный человек в офисе, кому Вика могла бы рассказать, да и расскажет завтра обязательно. Интересно, какое оно будет, это завтра, засыпала Вика, недоумевая..
Загадка, и снова ключ.
Наступило завтра. Утро было ленивым и тихим – брат до уроков бегал на тренировку по фехтованию – у него были способности, и тренер «возлагал надежды»; мама сегодня была в ночь и еще не вернулась, а отец уезжал рано – до работы было далеко и неудобно добираться. Вика не спеша позавтракала, уложила волосы, надела свежую блузку – она всегда готовила пять блузок на рабочую неделю, очень удобно! О вчерашнем неспокойном дне она вспомнила не сразу – дома было уютно и хорошо, про работу думать не хотелось.
Однако, сегодня ее могли ждать новые «удивительности», и на работу Вика пришла раньше, чем обычно. И сразу же стала свидетельницей нового события – Маргарита Николаевна была уже в офисе, была она в том же платье, а это было неслыханное дело! Она сама всегда говорила, что если на работу два раза прийти в одном и том же, то все могут подумать, что ты не ночевал дома, и поэтому ходить в одном и том же неприлично. Правда, не все обращали внимание на такие условности. Мало этого, со скомпрометировавшей себя вчерашним платьем Маргаритой Николаевной разговаривала уборщица, которая приходила по утрам, если, конечно, эти вопли можно было назвать разговором.
Вика плюхнулась на стул, по-утреннему плохо соображая. Итак, события собираются развиваться! Оказывалось, не открывается шкаф с поломойными принадлежностями – заперт. Никто его никогда не запирал, Вика даже не знала, как его заперли, там, кажется, и замка-то не было. Шкаф не открывался, Зинаида Ильинична (кажется, так звали уборщицу) не могла помыть пол. А кричала она потому, что боялась, что Глеб Сергеевич, увидев немытый пол, не заплатит ей и будет жаловаться.
Уборщица действительно работала не в «Доме Света», а в конторе хозяев всего офисного центра. Но швабры в каждом офисе были свои.
Маргарита Николаевна предлагала взять швабру и ведро у соседей. «Мы вызовем слесаря, на днях разберемся с этой дверью, не нужно кричать».
Маргарите Николаевне удалось выпроводить безутешную уборщицу. Вике показалось, что она видела, как она сунула несколько бумажек Зинаиде Ильиничне, и та затихла на полуфразе.
Маргарита Николаевна выглядела расстроенной. Расстроенное лицо на ней выглядело также неуместно, как несвежее (и немного помятое) платье. Максим как будто передал Маргарите Николаевне эстафету неряшливости и беспокойства, или это что-то заразное?
Вика поудобнее расположилась в кресле и на всякий случай проверила в зеркальце свой внешний вид. Она хотела понять, что происходит, что случилось или случается в «Доме Света», а для этого нужно было быть начеку (и в форме), чтобы ничего не упустить.
Викин стол стоял очень удобно. Коридор ей, правда, видно не было, столы менеджеров стояли у той стены, где не было окон, в середине – широкий проход- коридор к директору и секретарю, в бухгалтерию, в «чайную», в туалет, и в шкаф-нишу со швабрами. Вика торжественно отнесла в холодильник обед, подергала дверь. Действительно не открывается, хотя замка не видно. Створки, правда, тесно прилегают друг к другу, но что не дает открыться двери, неясно. Под дверью была небольшая щель, ничего просунуть было нельзя. Внутри было темно. Уборщица часто просила провести в шкаф лампочку, ведь ниша была скорее маленькой комнаткой, чем просто большим шкафом. В «Доме света» не водилось даже фонарика, да и какая бы тут была от него польза?
Вика успокаивающе улыбнулась Маргарите Николаевне:
– Глеб Сергеевич придет, разберется.
– Глеб Сергеевич? – глухим голосом спросила секретарша., – А..а…а он сегодня не придет, он уехал… в командировку!
Вика готова была поклясться, что она врет.
Глаза МН, такие прекрасные и волоокие еще вчера, сегодня были совсем другие – испуганные, круглые, бегающие. Вика заметила, как сильно побледнела Маргарита.
– У Вас все нормально? Может, принести воды? – спросила она.
– Да, нет, не надо, спасибо, все нормально… ну, такие дни, знаешь, женские…, и бледная дрожащая тень невозмутимой Маргариты Николаевны направилась к себе.
А Максима и вовсе не было видно. Однако, он пришел, пришел вовремя, и выглядел куда лучше. Галстук, во всяком случае, был на месте.
Кивнув Маргарите «ну что, все готово? Подписываем?», он деловито и оживленно обратился к Вере: «Вы будете свидетелем, как договорились? Вот и отлично! Пора начинать!»
Из сказанного Вика не поняла ровным счетом ничего.
Почему-то кроме них никого в офисе не оказалось. Татьяна не пришла (Вера сказала, что Татьяна позвонила и сказала, заболела, может быть, после вчерашнего?), Алексаша и бухгалтерия опять поехали сразу в налоговую, дядя Саша, заведующий рабочими бригадами, в офисе появлялся редко.
А Глеб Сергеевич, как говорят, внезапно оказался в командировке! Одна Вика была, казалось, непрошеным свидетелем чего-то, что не предназначалось для чужих ушей.
Что? Что собирался подписать Максим? Вика зябко поводила плечами, руки у нее были ледяные, и это не от кондиционера. Ей было не по себе.
Она спросила у Веры про Глеба Сергеевича. Как Вика и боялась, Вера, зарывшись в бумаги, невнятно забормотала что-то о его внезапном отъезде.
– А зачем он тебе? – вдруг подозрительно уставилась она. Глаза – буравчики, обычно злобно-презрительные, сегодня смотрели с новым, неизвестным выражением. И очень внимательно.
Вика, краснея, что-то мямлила про договор, который он должен посмотреть. Ей стало по-настоящему страшно, и больше всего она боялась выдать свой страх.
– Это вопрос Максима, а не твой. Он сам разберется, – резко сказала Вера.
Больше Вика выступать не решилась. Отвагой, или хотя бы просто излишней инициативностью она не обладала, зато хорошо знала, что со свидетелями, которые задают вопросы, происходят нехорошие вещи.
Вика услышала, как Маргарита Николаевна говорит по телефону с нотариальной конторой. Опять о документах, которые нужно заверить. Она объясняла знакомому нотариусу, что Глеб Сергеевич не сможет подъехать, что все основные документы он подписал, что приедет его представитель, Вера, которую нотариус тоже знает, с доверенностью, и что для оформления присутствие Глеба Сергеевича необязательно.
Вика заперлась в туалете, чтобы прийти в себя. Она все поняла – эти трое сговорились переписать компанию на Максима, что все подстроила Маргарита Николаевна, ей ничего не стоило собрать необходимые документы и подписи, а Максим согласился, потому что они – пара. Неясно пока, что они предложили Вере, и что они сделали с Глебом Сергеевичем.
Вику прошибло холодным потом. Она догадалась, что сделали с Глебом Сергеевичем, и догадалась даже, где он сейчас. В кладовке. Его там заперли, и, о боже, вряд ли живого.
От этих мыслей Вике стало совсем плохо. Ее тошнило, голова кружилась, руки дрожали. Что делать? Что делать? За ней следят, позвонить в полицию не получится – она сама до сих пор жива, наверное, только потому, что ее посчитали глупенькой девочкой. Решили, что не догадается.
Кто-то постучал в дверь, и Вика подпрыгнула с криком от неожиданности. Сердце колотилось пулеметной очередью, руки пошли красными пятнами.
Оставаться тут было нельзя, это могло вызвать подозрения. Выйти было страшно – Вике казалось, что они
