Фуа-гра для избранных - Андрей Коптелев
– Интересно, – задумчиво произнёс я, ослабляя галстук. – А какие-то следы операций или шрамы в местах, так сказать, соединения старой и молодой кожи вы не обнаружили?
– В том-то и дело, что нет, – отозвался Михаил, закуривая сигарету. – Если фрагменты молодого тела действительно были пересажены на дряблое старушечье, скажем так, «основание», то сделано это было настолько искусно, что не осталось даже и малейших шрамов. Да и какой вообще смысл пришивать молодую голову, части рук и ног к телу старушки? Если бы такие пересадки были возможны, скорее уж богатая старушка попросила бы пришить свою старую голову к телу молодой девушки, чтобы омолодиться за счёт тела, но никак не наоборот. Помнишь, как было в «Голове профессора Доуэля» Беляева?
– Да, прекрасно помню, – ответил я. – Логика в твоих словах есть. Действительно, всё это выглядит странно и непонятно. Может, у женщины просто какая-то мутация и никаких пересадок не было?
– Я тоже сперва так подумал, – произнёс мой приятель. – И мы проконсультировались со специализированной клиникой, занимающейся кожными заболеваниями. Так вот, согласно их заключению, такого «разнокожия» на одном теле просто быть не может. Могут быть разные ненормальности и отклонения, не буду вдаваться в подробности какие, но только не такие, как в нашем случае. Ну не может быть такого, чтобы старая и молодая кожа чередовались такими аккуратными участками.
– Понятно, – ответил я в задумчивости, хотя понятно не было ни черта. – Даже не знаю, что тебе сказать на это. Хотя нет, знаю! Вы же наверняка обнаружили при трупе какие-то личные вещи?
– Вот! Правильно мыслишь! – с каким-то азартом произнёс Михаил, затушив окурок в пепельнице. – При трупе была обнаружена сумочка, в которой находился паспорт на имя Лукиной Марии Сергеевны, тысяча девятьсот тридцать восьмого года рождения. То есть владелице паспорта должно было быть восемьдесят лет, а никак не тридцать. При этом лицо на фотографии странным образом походило на лицо покойницы, только в документе оно выглядело старше. Кроме паспорта в сумочке был обнаружен смартфон, который, как мы установили, также принадлежал Марии Лукиной. Мы стали прозванивать номера родственников. Ну знаешь, практически у каждого в телефоне есть такие контакты, как «папа», мама», «брат», «сестра» и т.д. У неё из этого списка была только одна запись: «дочь». Я набрал этот номер. Практически сразу трубку взяла женщина, судя по голосу, в годах. Не успел я промолвить ни слова, как услышал в трубке упрёки: «Мама, это ты? Где ты была все эти дни? Почему не звонила?» Я перебил её, сообщив, что звонят из полиции. Что этот телефон был обнаружен в сумочке, найденной при трупе тридцатилетней женщины. Собеседница подтвердила, что номер, с которого мы звоним, был номером её мамы, и с облегчением выдохнула, услышав о возрасте трупа. Оказалось, что её мать которой восемьдесят лет, пропала примерно пять дней назад. Она не отвечала на звонки и не появлялась у себя дома последние несколько дней. Людмила Геннадьевна, как звали дочь, объявила свою мать в розыск ещё трое суток назад. Я предположил ей подъехать к нам и осмотреть вещи в сумочке, найденной при трупе. Было понятно, что это сумочка её матери, которая, видимо, была украдена у старушки.
– И что было дальше? – в нетерпении спросил я.
– Примерно через полтора часа после того разговора Людмила Геннадьевна была у нас. На вид ей было около пятидесяти пяти лет. Я показал ей содержимое сумочки, и она подтвердила, что паспорт, телефон и прочие вещи из сумочки принадлежали её пожилой матери. И тут мне пришла в голову одна идея. Я решил использовать визит этой женщины для идентификации того странного трупа – вдруг она опознает в нём какую-то свою близкую или дальнюю родственницу. Людмила Геннадьевна согласилась помочь нам, когда узнала, что лицо мёртвой женщины похоже на лицо на фотографии в паспорте её матери. Вскоре мы были в морге. Когда женщина увидела лицо покойницы, то впала в какой-то ступор. С полминуты она не могла произнести ни слова, лишь удивлённо хлопая ресницами и беззвучно открывая и закрывая рот. И знаешь, что она заявила? Что это её мать, но такой Людмила Геннадьевна помнила её, будучи ребёнком. У неё чуть истерика не приключилась, ведь ещё неделю назад она общалась со своей восьмидесятилетней мамой.
Приятель с улыбкой посмотрел на меня, оценивая произведённый эффект. Думаю, лицо у меня в этот момент было такое же ошарашенное, как у Людмилы Геннадьевны.
– На это я ей ответил, – продолжал Миша, что и для нас это тоже загадка, и что мы надеемся на генетическую экспертизу, которая даст всем нам точный ответ. Я не стал посвящать Людмилу Геннадьевну в проблему кожной аномалии трупа, а лишь попросил у неё несколько фотографий мамы, которые имелись у неё в смартфоне.
Михаил достал свой смартфон и продемонстрировал мне эти фотографии. На них была запечатлена самая обычная старушка с доброй улыбкой, вполне соответствующая своим восьмидесяти годам.
– Я также записал Людмилу Геннадьевну на генетическую экспертизу. Даже если мёртвая женщина не её мама, мы установим кем они являются по отношению друг к другу.
Я задумчиво почесал переносицу.
– Да уж, странная ситуация. Пропавшая старушка и одновременно неизвестная женщина средних лет с непонятными кожными аномалиями, напоминающая лицом эту старушку в молодости. К тому же, у этой женщине найдены документы и смартфон пропавшей старушки… Что-то говорит мне о том, что Марию Сергеевну искать бесполезно.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Михаил.
– Мне кажется, что всё становится на свои места, если предположить, что мёртвая женщина и есть та самая старушка, только с омоложённым лицом и конечностями.
– Хм, – Михаил нервно забарабанил пальцами по столу. – Эта версия, хоть и звучит логично, но больше похожа на фантастику.
Мы ещё минут двадцать обсуждали подробности этого необычного дела, а затем я засобирался домой. Приятель пообещал держать меня в курсе событий и проводил до выхода из здания.
В следующие несколько дней я постоянно мысленно возвращался к этому необычному происшествию, но для полноценного анализа не хватало информации. Работу я делал на автомате, без энтузиазма. Наконец, на четвёртый день мне позвонил Михаил и предложил встретиться тем же вечером у него в конторе. Ровно в семь я был у здания ФСБ на Лубянке, а ещё через пять минут входил в кабинет моего приятеля. Выглядел он неважно:
