Зов пустоты - Максим Шаттам
Людивина начала признавать очевидное.
Это тот же человек. У меня мало времени. Совсем мало…
Она невольно сжала бедра, вновь подумав о нем и о том, в каком виде они с коллегами-следователями находили его жертв. Она хорошо знала это дело, и неспроста…
Запястья горели, путы огнем жгли кожу.
Нужно выбраться отсюда. Во что бы то ни стало найти способ сбежать.
Людивина откинула голову назад и ударилась затылком о рыхлую землю. Холодные крошки посыпались за воротник, вдоль позвоночника, и она вздрогнула.
Это точно он. Признав это, она снова могла ясно мыслить.
Ей нельзя здесь оставаться. Она слишком много знает. В гневе она сжала зубы, выдохнула все свое отчаяние, сдержала подступающие слезы.
Первая стадия шока – отрицание, бегство в иллюзии – осталась позади. Теперь можно сосредоточиться на текущем моменте, учесть обстоятельства, место, свои ощущения. Ей нужно было подготовиться к защите, потому что она знала. Знала, что будет дальше, но главное – кто ее похитил. И пожалуй, даже почему.
Ее похитил извращенец самой опасной породы. Безжалостный. Не склонный к сомнениям. Для него она была лишь инструментом для удовлетворения его нужд – предметом, не более. Он не видел в ней ничего человеческого. Ничего, кроме ее половых органов, и то лишь потому, что планировал ими воспользоваться. Как вести себя с таким чудовищем?
На этот вопрос точно есть ответ. Да, он не способен к эмпатии, но он остается человеком, он состоит из эмоций, пусть и крайне ограниченных, из защит, из фантазий, из слабостей. Как раз там и нужно искать вход.
Вот что нужно сделать: найти дверь в его бункер, последние крохи человечности, запрятанные в самой глубине, среди его страданий и отклонений. Нужно найти способ обойти его привычные схемы, выдернуть его из круговорота извращений.
Но что она о нем знает? И как найти трещину, в которую можно незаметно протиснуться? И сколько у нее осталось времени?
Он придет. Скоро. Потащит меня куда-то, чтобы мною воспользоваться. Все произойдет быстро, почти не будет времени что-то сделать. Импровизировать нельзя, нужно точно знать, что говорить, как заставить этого хищника забыть свои повадки, отклониться от схемы и выпустить наружу остатки того человеческого, что в нем еще сохранилось. Нужно придумать, что привлечет его внимание, вынудит услышать меня.
А что потом? Одними словами его не удержишь, а тем более не убедишь отпустить ее! Это ненасытный хищник, который наконец-то поймал добычу, способную утолить его голод. Шансов на спасение у Людивины не больше, чем у мыши, пытающейся договориться с оголодавшей змеей.
Подготовиться. Действовать. Методично. Вот что нужно делать.
А дальше видно будет.
В первую очередь надо составить психологический портрет психопата. У Людивины Ванкер страсть к этой работе была в крови: вот почему она знала, что убийство часто является проекцией душевного состояния в конкретный момент. Это тем более верно для серийного преступника, действующего по собственной извращенной схеме. Но она умела скрупулезно разбирать преступления и расшифровывать язык крови. Да, Людивина могла продвинуться по этому пути очень далеко.
Вновь забрезжила надежда. Остывающая головешка, все еще способная немного согреть и чуть рассеять темноту.
Она уцепилась за эту мысль.
Что я знаю о нем? О его первом преступлении?
Не о самом первом, а о том, из-за которого мы встретились. Вот откуда надо начинать. С дня нашего знакомства.
Это случилось в пятницу. Людивина помнила все до мельчайших подробностей.
Такое не забудешь.
4
В первой половине осени погода оставалась совсем не осенней, холода наступали нерешительно, лениво. Температура менялась безо всякой логики, словно циклоны никак не могли отпереть замок и вырваться на свободу. Порой они все-таки выбирались наружу, но к выходным их вновь сменяло почти весеннее тепло. Природа, растерявшись от такого непостоянства, отказывалась раздеваться. Она лишь снизошла до осенней моды и нарядилась в теплые цвета: все вокруг стало коричневым, желтым, красным.
После хаоса, охватившего страну в мае[2], Франция постепенно успокоилась. Лето выдалось особенно мягким, словно всех вокруг оглушило от шока. Людивину отправили в трехмесячный отпуск, памятуя о том, какую роль она сыграла в расследовании и как беспечно отнеслась к собственной безопасности. Три долгих месяца без работы. Но Людивина провела их с толком. Июнь и июль пролетели незаметно, она отсиделась в горах, у своего наставника Ришара Микелиса, который жил там с семьей. Людивина прониклась нежностью к его детям, Саше и Луи, а Ана приняла ее, словно младшую сестру, которая срочно нуждалась в утешении после серьезной передряги. Это была странная, но очень полезная поездка. Ришар Микелис считался одним из величайших в мире профайлеров. Гениальный криминолог, знаток своего дела и человек исключительных личных качеств. Но он заглянул слишком глубоко в бездну страха и решил удалиться от дел. Теперь он жил в Альпах, посвятив себя семье, – он словно хотел напиться жизнью после того, как бесконечно сталкивался со смертью. Людивина много наблюдала за ним в его альпийском уединении. Стремление каждую минуту быть с детьми, чувство к жене, порой трогательное, словно первая любовь, поразили ее. За эти два месяца она сто раз прокрутила в голове события последних двух лет, размышляла о том, кем стала, разбирала по косточкам свои неврозы. Дни напролет она гуляла по альпийским лугам, наслаждалась головокружительными, потрясающими видами и изучала свои слабости.
Отпуск в Альпах пошел ей на пользу. Микелисы помогли ей разломать броню и открыться жизни. Она ничего не делала специально, просто пришло время, словно материал, который покрывал ее, защищал и вместе с тем душил, исчерпал срок годности и распался от горного воздуха, от общения с этой семьей. Любовь подействовала лучше, чем прицельный удар по треснувшей броне.
В начале июля Людивина на несколько дней вернулась в Париж, чтобы повидать Сеньона и Летицию, которая медленно оправлялась от ран. После всего пережитого Летиция сначала решительно потребовала от мужа, чтобы тот сменил профессию или хотя бы ушел из отдела расследований. Но,
