Фея из комиссионки - Татьяна Игоревна Луганцева
Яне совсем не понравилось, как игриво загорелись у Виталия глаза.
– Никаких старых добрых времён! Руки прочь! Сразу предупреждаю!
– Что ты за человек такой, Цветкова? Дала бы хоть помечтать.
Яна жила в Москве, владела небольшой частной стоматологической клиникой. Тем же вечером она хотела позвонить Мартину в Санкт-Петербург, чтобы сообщить о том, что ее не будет на месте недели две.
У Мартина Романовича за плечами была и спортивная карьера, и военная. Имелись награды. Потом он стал крупным бизнесменом. У него был ночной клуб и еще несколько фирм. Совершенно внезапно Мартин сам позвонил Яне, словно прочитал ее мысли.
– Яночка, извини, не удержался до вечера. Решил сейчас позвонить…
– Ты знаешь, что я всегда рада тебя слышать… И видеть… Ты на субботу, воскресенье планируешь приехать? – закусив губу, издалека начала Яна, не зная, как построить разговор так, чтобы Мартин не приезжал.
– Любимая моя, я на этой неделе не приеду, может быть, даже и на следующей… Надо отъехать по делам, по службе. Вот звоню, чтобы ты не волновалась, предупредить.
Яна на секунду даже замешкалась.
– Уезжаешь? Как же так…
Недавно Мартин вернулся с поля военных действий. О командировке не рассказывал. Яна и его мать, Стефания Сергеевна, были в шоке от того, где он побывал. Давно ушел со службы, и вот вдруг… Как объяснил Мартин, он не мог отказать друзьям, и никогда и в будущем не сможет отказать. А им понадобился именно такой специалист, как Мартин. В тот раз он был ранен, лежал в госпитале. И вот опять…
– Янка, я сейчас тебе ничего рассказать не могу. Но ты не волнуйся, это совсем не опасно. Связи тоже может некоторое время не быть, предупреждаю, но это нормально. Ты что, плачешь?
Яна зашмыгала носом.
– Не плачь, дурочка! Я тебя люблю! Я тебя обожаю. И мы будем вместе всегда-всегда!
Яна всхлипнула:
– Ага… Когда-нибудь…
Если честно, она очень расстроилась.
На вокзал Цветкова приехала на такси с большим чемоданом и большой сумкой. То есть вещей было очень мало, что говорило о нахлынувшей на Яну депрессии. Обычно за ней по перрону везли тележку с десятком чемоданов.
Виталий же Николаевич выглядел как всегда, то есть черт-те как: взлохмаченный и помятый, с одной небольшой спортивной сумкой. Хорошо хоть не с логотипом «Олимпиада-80»! Но настроение у него было прекрасное, и энергия била ключом. Заметив Яну, он кинулся к ней с распростёртыми объятиями, сгреб в охапку, а потом подхватил ее вещи.
– Я так рад! До конца не мог поверить, что ты согласишься сделать это для меня! Мама будет счастлива, я буду счастлив!..
– Рада за вас с мамой… – отстранилась от него Яна.
– А ты что, не в настроении? Всё будет хорошо, отдохнёшь на море, на лучшем курорте России. У своего отпросилась? Сказала ему правду, что будешь изображать мою невесту? Представляю его лицо! Постой! Ты такая грустная… Поссорились, что ли? Из-за меня? Вот чего-чего, а причинять тебе боль не собираюсь! Хочешь, набью ему морду? То есть поговорю с Мартином, как мужик с мужиком, и заверю его, что пальцем тебя не трону. Что ты для меня делаешь большую, дружескую услугу…
– Нет, Виталий… Этого не требуется. Я ему ничего не сказала. Не пришлось. Он первый сообщил мне, что сам уезжает.
– Как сам? Куда сам? – удивился Виталий Николаевич. – На задание? Как ты?
– Вот именно. Знаешь, у него тоже бывают командировки. Нечего удивляться. Задания бывают разные. И чего ты веселишься? Мне плохо, а ты веселишься. Хоть бы серьёзную мину сделал, что ли… Вот куда он отправился?
– Янка, успокойся. Я уверен, что это деловая поездка. Близким нужно доверять, – серьёзно сказал следователь.
– И проверять, – добавила Яна.
– Не нагнетай. Делаешь из мухи слона.
– Я-то ему тоже правду не сказала, а это нехорошо. Мы когда-то договорились, что будем честны друг с другом.
– Мы же не делаем ничего предосудительного! Не сказала ты ему ничего – и что? Плохо ему от этого? Нет! Многие знания – многие печали… А если у него ответственное задание, зачем парню отвлекаться на ненужные мысли? Поэтому пусть едет без тяжёлых дум, а мы вернёмся до его возвращения. Без шума и пыли, как говорится. Это приключение останется нашей с тобой маленькой тайной. Я тебя не подведу. Пошли!
И он направился уверенной походкой к вагону СВ.
– Интересно, других билетов не было? – спросила Яна, спеша за ним в туфлях на высоченных каблуках. – Это я так могу разбаловаться…
– Что ты как маленькая? Не было других! Ну, постой! – остановился Виталий и поставил вещи Яны на перрон. – Дай отдышусь. Между прочим, бронь выпросил на работе. Бронь следственного комитета! Это тебе не кот начихал!
Яна поджала ярко накрашенные губки и недовольно дёрнула плечиком. Вся эта ситуация ее не очень радовала.
Виталий Николаевич подхватил снова вещи, и они наконец добрались до своего вагона. Он протянул проводнице документы, та сверила со своим списком, а потом звонко рассмеялась, глядя на пассажиров.
– Что вы смеетесь? – недовольно поинтересовалась Яна. – Что вас так рассмешило? Рассказ Задорнова?
Проводница вытерла тыльной стороной ладони слезинку.
– Простите, пожалуйста. У вас третье купе. – А потом не удержалась и добавила: – В сопроводиловке отмечено, что поедет сотрудник органов со служебной собакой! – И она снова засмеялась.
Яна недовольно хмыкнула, испепелила Виталия яростным взглядом и гордо прошествовала по узкому вагонному коридору к своему купе.
Виталий, пыхтя, тащил за ней вещи.
Проводница смотрела им вслед и улыбалась.
Глава вторая
Малинина Эвелина Эдуардовна родилась в семье высокопоставленного чиновника и домохозяйки. Эдуард Изольдович обеспечивал всю семью. Сам себе мог, конечно, позволить чего-нибудь лишнего. Но не увлекался. Дом для него всегда был на первом месте и являлся храмом отдыха для души и тела. И порядок любил без всякой меры. Домашних держал в железных рукавицах. А так как жену и дочь он видел только дома и редко, потому что в основном был занят на работе, то со временем они тоже превратились для него в очень дорогие, элитные предметы интерьера и стали серьезными составляющими его имиджа, имиджа состоятельного и успешного человека.
Мама Эвелины, Дарина Валерьевна, была кроткой и милой женщиной. Друзья Эдуарда утверждали, что ему очень повезло с женой. И только такую оценку своей супруги Эдуард Изольдович и был готов слышать.
Те же требования совершенства предъявлялись и к дочери Эвелине, Эве.
