Окна в облаках - Евгения Михайлова
– Как ребенок? – спросил Николай Петрович.
– Мне кажется, неплохо, – ответила Ира. – Он даже немного порозовел, когда Соня его уложила, осмотрела. Какой-то удивительный ребенок: он совершенно спокойно, четко, ясно отвечает на вопросы. Соня права: сотрясения мозга точно нет. Его не тошнит, он даже собирается поесть после ванны и лекарств.
– Это хорошие новости. Я желаю этим двоим хорошей ночи. Для них часы и минуты важнее, чем для большинства людей. На всякий случай оставьте матери мой телефон. Не мой профиль, но если что-то срочное, вдруг чем-то помогу.
Ирина попрощалась и вдруг даже не задумалась – застыла, как на ветру. Врач ведь сказал буквально следующее: минуты и часы Сардора очень важны, потому что их у него мало… И это для врача очевидно. И даже на него эта невероятная пара произвела сильное впечатление.
Самое острое и болезненное чувство – это сопереживание. Его труднее всего переносить, потому что настоящая жалость – она не для демонстрации, это твое личное дело, ее нужно умело скрывать, чтобы никого не унизить, не оскорбить ничьих надежд, не порадовать чужую беду.
Когда Соня вынесла из ванной Сардора в пушистом полотенце, Ирина весело помахала им из кухни:
– А я тут все нашла. И чай заварила, и даже сырники начинаю печь. Как вам такое?
– Отлично. Спасибо, – сказала Соня. – Нам еще нужно минут двадцать, чтобы все правильно сделать. Если Сардор после лекарства уснет, мы с тобой съедим твои сырники.
– Я не усну. Я буду, – голосок Сардора был тихим, хрустальным и как будто треснутым.
У Иры заныло в груди, когда она представила маленькое детское сердечко, пробитое пятью пулями злой судьбы.
– А никто без тебя и не собирается ничего есть, – бодро произнесла она.
Это была странная ночь – без времени. Ирина что-то делала на кухне. Просто сидела, стояла, смотрела в темный двор с какой-то бутафорской луной над деревьями. Она ни о чем не думала, не ждала, не торопилась. Ей совершенно не хотелось домой. Ирина была уместна именно здесь, сейчас, при нужном деле. Вот она сторожит свои сырники, закутанные в полотенце, чтобы не остыли. Ей так хочется покормить и развлечь этих двоих, скрасить их одиночество в мире здоровых, толстокожих и безразличных людей.
Соня пришла в кухню одна.
– Сардор уснул, – сказала она. – Кажется, сегодня пронесло.
– Ты говорила, было четыре клинические смерти…
– Да, мальчик четыре раза умирал, нас забирали в реанимацию, я умоляла оставить меня там с ним. Мне разрешали постоять за дверью, и так везло… Всякий раз, когда врач говорил, что реанимационные действия уже бесполезны, мне удавалось туда прорваться… Я просто брала его за ручки и звала… И он возвращался. Ты можешь мне не верить. Мне даже врачи, которые это видели, говорили, что никогда бы не поверили, если бы это не произошло на их глазах.
– Я не сомневаюсь, – сказала Ирина. – Разумеется, я верю. Я это почувствовала даже в магазине. Поймала на расстоянии эту невероятную связь двоих, которые спасают друг друга. Соня, вы оба так красиво говорите по-русски. Вы на самом деле живете в Ташкенте?
– Да, я там родилась. Сардор тоже. Но моя семья из Москвы. Родные оказались в Узбекистане в эвакуации во время войны. А потом так получилось, что не смогли вернуться. Я училась в Москве, в педагогическом, на факультете русского языка и литературы. Приехала к родителям, а меня там уже сосватали. Мой муж Умар – сын друга отца. Тебе это покажется диким, но папа как бы ему пообещал. Так я вышла замуж. Опущу подробности, но муж сразу поставил крест на моей работе. Зато родилось солнышко – Сардор, и это все оправдало, даже тяжелый характер мужа и мою к нему нелюбовь.
– Как твой муж воспринял болезнь Сардора?
– Как примитивное и жестокое существо. Это бракованный сын. У нас могут быть другие, здоровые, нормальные дети, мы не должны тратить на это беспомощное недоразумение ни деньги, ни свои жизни. В тот год, что мы жили вместе, он ни разу не подошел к ребенку.
– И ты уехала…
– Да. Оформила всякие направления в московские клиники и институты. Но они вообще не сработали. В лучшем случае мне объясняют, что операция невозможна и что она по организации и затратам только лишит надежды тех детей, у которых реально есть перспектива. Но я продолжаю обивать пороги. Я скажу тебе, о чем я мечтаю. Для меня было бы великим и единственным счастьем, если бы мой мальчик прожил хоть год, хоть месяц совсем без боли. Он ведь лучше всех. Он – божество, которому я хочу просто служить. Это и есть смысл моей жизни.
Ирина была потрясена силой и неукротимостью этого чувства. Понятно, что дитя возвращается из-за грани на этот голос.
– На что вы живете? Муж помогает? – буднично спросила она.
– Я даю объявления по интернету. Частные уроки, подготовка к институту. И все, что придется. Этим вечером я мыла лестницы в одном доме. А муж… К сожалению, он нас нашел. Иногда приезжает, требует, чтобы я вернулась. Ему все равно как. Одна или с сыном.
Ирина ничего не услышала, но Соня сорвалась с места и на ходу объяснила:
– Сардор зовет.
Вернулись они вместе. Мальчик, розовый со сна, с ясными черными очами, как будто омытыми росой, в белой пушистой пижамке, казался чудесным ночным видением.
– Ира, – четко и ласково произнес он своим прелестным голоском, – давай твои сырники. Я помню. Я нечаянно уснул. И мы с мамой тебя любим. Когда ты привезешь нам бабу Тасю?
– Как только врач разрешит, – отчиталась Ира. – Я ему звонила, он сказал, что завтра ей сделает операцию, исправит косточку, которая сломалась. Мы ее заберем, когда ее немного полечат.
– Хорошо, – серьезно ответил Сардор.
Ира вернулась к себе к утру. Когда ребенок окончательно уснул после позднего перекуса, она еще долго говорила с Соней. Нужно срочно спать, завтра столько работы. Но она еще долго бродила по квартире, пытаясь ослабить путы того особого, яркого и трагического мира, в плену которого оказалась.
На следующее утро ее как будто разбудил собственный голос, который произнес два слова: Леон Петров. Это самый известный детский кардиохирург и руководитель клиники, в которую очень трудно попасть.
Ира вскочила, приняла душ, сварила черный кофе и села за компьютер. Прочитала биографию Петрова, нашла информацию о его семье. Так, есть. У Леона Артуровича внук – старшеклассник. Ира нашла
