Счастливая земля - Лукаш Орбитовский
Словно стук тел, падающих в мокрую яму. Словно танк, едущий по костям. Вой матери, чьих детей распотрошили живьем. Вот что-то наподобие этого.
10
Велосипеды означали свободу. Мать позволяла мне ездить только по парку, но никогда не интересовалась, куда я исчезаю на целые часы. Так что мы встречались в парке, под скелетом дота, и отправлялись в дальние экспедиции. У всех были «Вихри-3», только у меня был кремовый трехскоростной «Юбиляр», ибо только я слышал то, что слышал.
Летом мы ездили на затопленный карьер, несли велосипеды по узкой тропинке на известняковых скалах, высоко над твердым зеркалом воды. Купались голыми. Потом я злился на солнце, потому что хотел поскорей обсохнуть. У DJ Кривды в камышах была спрятана удочка, но он никогда ничего так и не поймал. Может, потому, что ловил только на хлеб?
Мы уезжали все дальше и дальше, руководствуясь дорожными знаками – столько-то до ближайшего населенного пункта. Мыслибуж, Болькув, Валбжих. Машины на полной скорости пролетали мимо нас, злобно гудя. Мы срезали дорогу через лес и поддерживали друг друга, когда дорога становилась слишком тяжелой или когда мы теряли направление. Однажды мы добрались до самой Легницы, и каждый заказал по порции мороженого со взбитыми сливками. Блекота оставил деньги дома; мы заплатили за него. Ели медленно, пьяные от победы и тайны. Никто не знал, где мы и что делаем. Эти минуты были только нашими.
На волне этой победы мы решили взять Вроцлав. Ну, не так уж он и далеко? Мы выехали сразу после завтрака, и все шло хорошо, пока мы не добрались до старой, немецкой еще, автострады, где на серых плитах подпрыгивала машина за машиной. Оставалось только грустно смотреть, как на дальний берег, оказавшийся слишком далеким. Тромбек сказал, что ничего страшного, он все равно когда-нибудь уедет. Во Вроцлав и еще дальше. Объедет весь мир, чтобы только не возвращаться в Рыкусмыку.
Мы догадывались, в чем тут дело. Домой возвращались в молчании.
11
У матери было много мужчин. Надолго не задержался ни один. Некоторые ошибочно ее оценивали. Считали, что одинокая женщина с ребенком нуждается в новой семье. Но мама желала жить в большом городе, мечтала о кафе и отелях; она задыхалась в Рыкусмыку. Сидела в «Ратуше», ловя взглядом некоторых приезжих. Раз в неделю она ехала в Легницу и не возвращалась оттуда на ночь. Но мужчины сбегали, в испуге от ее ярости и сладости, что сливались в единую подземную реку.
Она могла быть милой и доброй целыми неделями. А потом взрывалась гневом по ничтожному поводу. Как-то раз, когда я капризничал за столом, запихала в себя мой обед, свой обед и все, что нашла в холодильнике. Это случилось мгновенно. По ее подбородку стекал суп. И она сказала, что не голодна – просто несчастна.
Помню матовое стекло двери в ее комнату, озаряемое изнутри свечами. Она расставляла их на полу. Как-то раз один из ее любовников голым телом плюхнулся в огонь. Помню, лил ему на задницу холодную воду.
Когда мне было десять лет, появился полонус, эмигрант-американец. Он родился в Валбжихе, рос в Рыкусмыку, счастливая судьба забросила его за океан и вручила пачку зелени. Курсировал между Польшей и Нью-Йорком, познакомился с матерью, и они влюбились друг в друга насмерть. Она стала еще красивее. Зажигала свечи и ждала гостя. Записалась на курсы вождения и обещала, что покажет мне Америку. В рекламных целях рассказывала, что у меня будет, когда мы там поселимся. Пистолеты в кожаной кобуре. Космические корабли из «Звездных войн». Трансформеры. Компьютер «Коммодор» и кассеты с играми. Даже у DJ Кривды не было таких, хотя его отец постоянно ездил в Германию.
Как-то вечером мама зажгла свечи, но полонус не пришел. Я услышал звук пробки, вылетающей из бутылки. Заглянул в ее комнату. Мать лежала на полу. Из расстегнутой блузки торчал краешек соска. Она пела:
Уничтожим всех людей, всех людей, всех людей,
Пусть придется потрудиться, уничтожим всех людей.
Спровоцируем Создателя, Создателя, Создателя,
Пусть устроит страх и трепет, спровоцируем его!
Мои уши почти одновременно обрели слух. Скрежет, раньше бывший дальним зовом, зазвучал явственней. Я даже различал отдельные голоса. На крышах лежал снег.
12
У меня было много сокровищ. Часы, найденные на свалке, камень со следом раковины, похожим на бородатое лицо, шарики для подшипников, что выносили из кузнечных мастерских. Самым ценным из всех был гвоздь из Собора Мира. Собор, возведенный без единого гвоздя, все же нуждался в стали, чтоб простоять века. Тромбек украл у отца молоток, отвертку и долото. Мы пошли в парк. Было утро субботы.
Мы выбрали стену с обратной стороны от дома пастора. Там никто никогда не ходил. Мы тщательно проверили – в досягаемости руки не было ни единого гвоздя. DJ Кривда сказал, что в этом ничего странного, потому что в эту игру играли еще наши прадеды. Гвозди мы найдем выше. Так он сказал и, словно обезьяна, начал карабкаться по толстым бревнам. Залез метра на три. Мы бросили ему долото, потом молоток. Он спрыгнул, держа в зубах здоровенный ржавый гвоздь, потом дал нам всем его подержать. После него влезли Сикорка и остальные. Блекота приклеился к стене собора, словно неудачливый паук, у которого оторвали четыре ноги. Поддевал металл долотом, делая из молотка рычаг, упало долото, упал молоток, упал и Блекота. Но свой гвоздь он получил.
Пришла моя очередь. Я не смотрел вниз. Начал ковыряться близ ржавой шляпки. Понемногу вырывал металл у дерева и знал, что это буквально вопрос минут. Но тут DJ Кривда зашипел, что мне нужно торопиться, ибо пастор идет в нашу сторону. Друзья нервно поглядывали в сторону кустов. Я дернул еще несколько раз и спрыгнул без гвоздя.
Мы сбежали все, но стыд преследовал только меня.
Той ночью я не мог уснуть. Взял хлебный нож и тихо смылся из дома. Мама спала пьяная, а парк вспухал звуками ночи. Ожили духи. В кустах таились тени, скрещивая когти на худых коленях. Собор Мира тогда еще не был подсвечен. Я взобрался на ощупь и нашел свой гвоздь. Дерево долго не хотело отдавать его мне, и я выщербил нож. И наконец он был у меня в руках – теплый, как клык громадного зверя, которого я убил своими руками.
Возвращаясь домой, я избегал аллей. В кустах наткнулся на бандита, шестнадцатилетнего Вильчура, увлеченного расстегиванием лифчика у какой-то пьяной девушки. Он заметил меня, крикнул, потянулся за камнем, но пока бросил – я уже был далеко.
13
Классе в восьмом я спросил про отца. Скорей всего, спрашивал и раньше, но не помню. Раз в месяц приходили переводы на почтовых бланках, заполненные квадратным почерком. Мать всегда хватала их первой, чтобы я не подсмотрел адрес и фамилию. В Рыкусмыку все знали всех.
– Было дело, давно уже, – ответила она мне как мужчине. – Мимолетное приключение, наверняка страшное, а может, и забавное. Но удачное, потому что ты плод этого приключения. Я рада, что ты есть на свете, и рада, что мы остались вдвоем.
Я не дал ей уйти от ответа и повторил свой вопрос. Она выдохнула сигаретный дым мне в лицо.
– Выйди из дома, – услышал я. – Посмотри на стену, на потек мочи на стене, на человека у этой стены. Это и будет твой отец. Не ищи.
14
Отец DJ Кривды ездил в Германию и привозил сыну пластинки. В те времена пластинка с Запада была чем-то необычайным. У нас были свои ситец и бусы, как у индейцев.
DJ Кривда жил в двухкомнатной совсем рядом
