Пульс за сто - Олег Викторович Солод
Они вошли в просторный холл.
— Ваш рабочий кабинет — там. — Спутница показала на дверь в стене справа. — А сейчас прошу немного подождать. — Она направилась в широкий арочный проем и вскоре скрылась во внутренних помещениях.
Карпов огляделся. Холл более соответствовал охотничьему домику, чем каменному замку. Плазменная панель на стене находилась в очевидном диссонансе с обстановкой. В остальном же… Деревянная мебель, плетеное кресло у камина, винтовая лестница, ведущая на второй этаж, два кресла рядом с журнальным столиком. Столик Геннадия Ивановича заинтересовал. Он подошел поближе. Так и есть. Поверх остальных газет и журналов лежал свежий номер «Путеводной звезды».
Карпов оценил не только предупредительность хозяев, но и их возможности. В редакцию этот номер из типографии еще не поступил. С удовлетворением обнаружив на 32-й странице свою статью о творчестве Блока, Геннадий Иванович положил журнал на столик и, поддавшись любопытству, направился к двери будущего кабинета.
Целую стену довольно солидной комнаты занимала библиотека. И очень неплохая. Карпов оглядел полки с нескрываемым восхищением. Немалое место на них занимали справочники и энциклопедии. У окна стоял письменный стол с компьютером. Рядом — удобный диван, на котором наверняка приятно отдохнуть в перерывах между работой.
«Ничего не скажешь, — подумал Геннадий Иванович, — размах».
На столе рядом с компьютером примостилась рамка с фотографией неизвестного пожилого мужчины. Карпов взял ее в руки. Мужчина на снимке так жизнерадостно улыбался, что губы Геннадия Ивановича поневоле дрогнули в уголках.
— Это и есть Михаил Петрович Сергеев.
Голос за спиной раздался так внезапно, что Карпов чуть не выронил фотографию.
В дверном проеме кабинета стоял Орлов. Бесшумность его появления могли объяснить две причины: идеально подогнанный паркет и мягкая кожа домашней обуви. Сегодня Олег Валентинович был одет не так официально, как в прошлый раз, но столь же безукоризненно. Небесно-голубую рубашку и белые брюки секретарша Лена, окажись она рядом, оценила бы по достоинству.
— Простите, я вас напугал, — извинился Орлов. — Поскольку ваша работа непосредственно связана с Михаилом Петровичем, я решил, что фотография будет кстати.
Карпов не очень понял смысл фразы — ведь этого человека ему, по всей вероятности, предстоит видеть каждый день живьем. Зачем же еще и фото? Но задать вопрос не успел.
— Давайте вернемся в холл, — предложил Орлов.
Геннадий Иванович полагал, что, расположившись у журнального столика, они сразу перейдут к делу, но вместо этого представитель заказчика бесцеремонно смотрел на него в упор, будто хотел запомнить лицо собеседника во всех деталях.
Карпов заерзал в кресле.
— Мы ждем Михаила Петровича?
— Да-да, — словно бы спохватился Орлов. — Пора перейти к главному. С Михаилом Петровичем вам встретиться не удастся. Все дела будете вести со мной.
— Как это? — не понял Карпов. — Нам же с ним вместе работать над рукописью.
— У вас была такая возможность. Но вы ее упустили.
Геннадий Иванович приподнял брови.
— Что значит — упустил? Я отлично помню, когда мне сказано было прибыть: двадцать третьего мая в двенадцать часов. Сегодня двадцать третье. И на часах половина первого. Если вы за это время договорились с кем-то другим, следовало по крайней мере…
— Помолчите, Карпов, — резко оборвал его Орлов. — Лучше послушайте.
Сердце Геннадия Ивановича забилось чаще. Он понял, что попал в какой-то переплет. Только пока неясно в какой.
— Я немного расскажу вам о Михаиле Петровиче. Вопреки вашим ожиданиям, он никогда не был ни богачом, ни какой-либо иной значимой персоной. Просто человеком, честно выполнявшим свой долг перед близкими и обществом. Когда-то у него была мечта — стать писателем. Но это занятие не казалось Михаилу Петровичу серьезным, да и времени на него не оставалось. А любое дело нужно делать хорошо или не делать вовсе. И вот однажды Михаил Петрович понял: нельзя откладывать мечту бесконечно. Иначе она навсегда останется мечтой. Тогда он написал рассказ. Свой первый рассказ, который впоследствии мог стать частью большой книги. А потом отправил его в редакцию. Редакцию журнала…
— «Путеводная звезда», — закончил за Орлова Карпов.
— Совершенно верно.
— Дальше можете не продолжать. Рукопись попала ко мне, я ее «завернул», автор, конечно, возмущен. Только не понимаю, зачем понадобилось тащить меня сюда, чтобы высказать это, выдумывать историю про мифический гонорар…
Геннадий Иванович остановился. Если гонорар действительно мифический, откуда взялся уже частично потраченный им аванс? Похоже, он понадобился лишь для того, чтобы надежно заманить его в это место. Теперь деньги потребуют вернуть. Придется влезать в долги…
«Но зачем я им здесь нужен?»
— Послушайте, — продолжил Карпов, — вы ведь умный человек — это видно. Неужели не допускаете, что рассказ действительно плох? Ведь это первая проба пера, как я понял. Помилуйте, ни один даже самый великий писатель не публиковался с первого раза.
— Дело не в том, плох рассказ или хорош. Попав на ваш стол, он просто канул в Лету. Как будто его никогда не существовало.
Геннадий Иванович недоверчиво посмотрел на собеседника.
— Вы хотите сказать, автору не ответили? Но мы не обязаны…
— Я хочу сказать, что вы даже не прочли этот рассказ.
— Такого не может быть. Все поступившие рукописи регистрируются. Они получают входящий номер, а после того, как рецензент дает заключение, в журнале делается отметка…
— Или по прошествии пары месяцев Лена сама вписывает в соответствующую графу «В публикации отказано», если до тех пор рецензент не сообщил иное. Разве не так?
Геннадий Иванович остолбенел. Откуда Орлов знает такие подробности? Впрочем… понятно. Для подобного мужчины Лена готова на все.
— Иногда это случается, — нехотя согласился Карпов. — Вы не представляете, какой вал корреспонденции проходит через наши руки. Хотя почему? Вы же видели мой стол. Не удивительно, что какие-то письма могут… затеряться. Но это совершенно исключительный случай. Если вы уверены, что с вашим… то есть, с рассказом Михаила Петровича произошло нечто подобное, я от имени журнала приношу вам и ему свои искренние извинения.
Карпов готов был к тому, что его покаяние будет сочтено недостаточным. Но на лице Орлова вообще не дрогнул ни один мускул. Геннадий Иванович занервничал. В конце концов, он здесь один в чужом доме…
— Послушайте, давайте сделаем так. Раз уж я все равно здесь, мы прямо сейчас посмотрим рассказ — ведь текст у вас наверняка есть. И если там не совсем безнадежно, — Карпов мысленно обругал себя за невольно вырвавшуюся фразу, — обещаю вместе с Михаилом Петровичем бесплатно поработать над ним, чтобы довести до ума.
— Это невозможно.
— Невозможно? Почему?
— Михаил Петрович умер.
Карпов замер.
— Приношу свои собо… — Он вдруг похолодел. — Вы ведь не хотите сказать, что эти события…
— Михаил Петрович скоропостижно скончался
