Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь
Три дня я не могла прикоснуться к биноклю. Словно он был виновен во всех случайно открывшихся грязных тайнах. Будь проклят скромный алкаш и его лукавая звезда искусительница!
На четвертый день к краснокирпичному дому подъехал свадебный кортеж — мадам Мансарда выдавала дочку замуж. Я чуть не прослезилась и рука сама потянулась к биноклю.
Чудное зрелище открылось моим глазам — невеста, как торт со взбитыми сливками, счастливый, облизывающийся жених, свидетели при параде, мадам Мансарда в желтом платье.
Бинокль был прощен.
Выдра в крашеной норке никогда.
…Разглядывая очередную норку мадам Зеро, я прикидывала сколько пуговок могло уместиться на длинном манжете лайковой перчатки (пожалуй, пуговки все же великоваты, раз я смогла их углядеть со ста метров) и машинально переставляла стопочки с медяками по прилавку.
Кому-то медяки, кому-то позолоченные пуговицы. Мне до позолоченных аксессуаров терпеть еще полгода, — полгода зубрежки и дипломных мучений, хоть и устала невозможно, — но после развода я дала себе нешуточную клятву и собираюсь ее сдержать. В наше время остаться без образования легче, чем без очередного мужа. Один раз обожглась, теперь держись дорогая. Считай чужие медяку, вникай в нюансы хеджевых сделок и любуйся проезжающими лимузинами из окна палатки.
Мадам Зеро измерила каблуками расстояние от бордюра до двери в подъезд, дождалась, пока шофер ее распахнет и, облизнув норковыми полами косяк, втекла в дом.
Я продала двум зеленым юношам банку пива (господь простит мне этот грех, а милиции рядом нету), едва не обсчитала паренька, берущего сигареты, но вовремя опомнилась и крикнула из окошка — молодой человек, вернитесь, я ошиблась, вот ваш червонец! — и выключила обогреватель, накаливший воздух внутри палатки до неприличия — еще чуть-чуть и бутылки с пивом начнут вскрываться самостоятельно, — потом открыла учебник. «Участники хеджевых сделок…»
Нет. Не мой день. Учебный план категорически не желал выполняться.
Спустя полчаса после водворения выдры на местожительства, из подъезда к лимузину пробежал МММ. В длинном кашемировом пальто нараспашку, в костюме и галстуке, с кожаным чемоданчиком в руках. Красив страдалец — нереально. Джеймс Бонд, картинка с выставки. Как можно такому изменять? Только с жиру.
Со всей возможной печалью во взоре, я проводила взглядом черный лимузин и в утешение себе съела три просроченные «Рафаэллы». Наш Душман давно собирался их выбросить или раздать по родственникам (думаю, что с предупреждением — запаситесь, братцы, чем-нибудь для желудка), но как всегда забывал и мы, по его «забывчивости» продолжали конфеты продавать, но воизбежание скандала, так же продолжали экспериментировать над собственным здоровьем. Пока никто не отравился.
В семь вечера на площади у зверинца включили иллюминацию. Из репродуктора на столбе неслась бравурная музыка, перемежаемая рекламой увеселительного заведения, под фонарями сновали люди-тени, и мне казалось, что я наблюдаю подводный мир из иллюминатора глубоководной субмарины с названием «ООО „Альянс“ владелец Тушкоев И.А.». Иногда к иллюминатору подплывали рыбки с медяками и купюрами, обменивали наживку на пиво или конфеты и улепетывали обратно в стаю.
За час моя подводная кибитка успела выстыть, — середина апреля в этом году била все рекорды по заморозкам, — я включила обогреватель и помечтала о том, как через два часа громкоговоритель на столбе заткнется, народ разойдется по домам, зверинец и цирк повесят на ворота табличку «Добро пожаловать, но завтра» (у циркачей, однозначно, директор с чувством юмора, впрочем, в цирке без оного нельзя), и я спокойно и вдумчиво разберусь с…
Примерно в половине восьмого к краснокирпичному дому подъехал шестисотый Мерседес прелюбодея Генриха. Я оторвала зад от табурета, сунула нос между коробок с «Волшебной Фантазией» и прищурилась в сторону чужого подъезда. Сегодня король номер восемь был с тюльпанами. Штук сорок, не меньше, и все ярко-алые.
«Надо будет Восьмого Марта подарить себе пяток таких же,» — подумала и поглядела, как вальяжно и неторопливо шествует негодник Генрих к чужой жене.
Блестящий черный Мерседес плавно развернулся на стоянке возле дома и, проехав по дорожке в обратном направлении, свернул на крошечный пятачок между кассами зверинца и моей палаткой.
Я попыталась разглядеть водителя через мутное плексигласовое окошко, — так старалась, что чуть пивную выставку на пол не обрушила, — но генриховский шофер не долго изводил мое любопытство, вышел из машины, поддернул брюки, поправил пиджак и валкой походочкой направился в мою сторону.
Я проворно вернула зад на табурет и машинально ликвидировала вуайеристическую щелку между «Волшебной Фантазией» в шоколаде и такой же фантазией, но с пралине и кокосовой стружкой.
— Пачку «Парламента».
В окошко просунулась широченная ладонь с пятидесятирублевой купюрой, я, из темноты, во все глаза таращилась на звероподобного верзилу (неужели его мама была человеком?!) с перебитым носом и сплющенными боксерскими ушами, и прилежно улыбалась.
Громила каким-то образом углядел мою улыбающуюся физиономию сквозь мутный плексиглас, нахмурился сурово, но, пошевелив немного бровями, решил убить время до возвращения хозяина в приятной беседе:
— Давно работаешь? — спросил с ухмылкой.
— Получите сдачу, гражданин, — с прокурорскими интонациями, пропищала я и едва не прищемила толстые шоферские пальцы оконной задвижкой. На задвижке висела бумажка «Стучите, открыто».
Громила стучать не стал. Не отходя от палатки, закурил, потоптался какое-то время на месте и двинулся к кассам зверинца.
Я вытянула шею и посмотрела, как верзиле выдают билетик.
Странно. Обычно машина Генриха уезжает, едва хозяин встает на тротуар. Мерседес прелюбодея не светится на подступах к дому и моментально забирает шефа при выходе из подъезда.
«Видимо, сегодня рандеву пройдет по сокращенному сценарию, — подумала я. — Или шофер Генриха решил гиенами и мартышками полюбоваться…»
В радиорубке увеселительного заведения сменили пластинку и над площадью поплыли вступительные аккорды песенки Крошки Енота. С упорством обреченного, я раскрыла учебник, тупо скользнула глазами по строчкам и, не закрывая книги, переместила взор на привычную щель в «Волшебной Фантазии».
Ее не было. Щели, то есть. А я уже привыкла к окошку в мир чужих свиданий, расставаний и трагедий в непосредственной близости от рабочего места. Девчонки давно просили Душмана поставить в палатку нормально работающий телевизор, Ибрагим Асланович дважды приносил из дома нечто шипящее белым снегом, и мы продолжали торговать конфетами без сериалов и ток шоу. Хочешь, не хочешь любопытствовать начнешь.
Я дотянулась, раздвинула коробки, и, посмотрев на подъезд дома, прямо-таки окаменела в неудобной, скрюченной позе с учебником на коленях. Под веселенький припевчик «вместе весело шагать по просторам, по просторам», со ступенек крыльца, в распахнутом как крылья птицы черном пальто, стремглав сбегал Пирс Броснан. Яркие уличные лампы освещали его лицо мертвенно белым светом, казалось, мужчина парит над землей — летит, оскальзываясь начищенными ботинками на замерзших лужах, и балансирует, взмахивая крыльями.
В картине его побега из собственного дома было что-то нереальное, поставленное как трюк в Голливуде. Мужчина бежит по антрацитово черной, поблескивающей льдом земле, сам весь в черном и только белоснежная рубашка и меловое лицо, мерцают на этом фоне. Кое-где стоят нерастаяшие сугробы, но лицо беглеца белее апрельского снега во сто крат.
Не успел Мужчина Моей Мечты добежать до угла дома, как из подъезда выбежал Генрих Восьмой в расстегнутой до пупа рубашке и наброшенном кое-как, воротом внутрь, пиджаке.
Любовник догонял мужа.
Видимо, пока я отвлекалась на шофера и учебник госпожи Козловой А.М., Мужчина Моей Мечты вернулся домой. Неожиданно, как в анекдотах — «и тут возвращается муж из командировки». Что произошло в квартире на третьем этаже краснокирпичного дома, можно представить и определить одним словом — потасовка. Поле боя осталось за развратником Генрихом.
Но почему он бежит за Пирсом? Извиниться хочет?
Нет, не похоже. Лицо Мужчины Моей Мечты было просто перекошено от ужаса. Такие лица я только в кино про вампиров видела.
Поправляя на ходу ворот пиджака, Генрих Восьмой разглядел у входа в зверинец своего шофера и сделал ему знак рукой ехать наперерез несущемуся к остановке Броснану. Я, как могла, протиснулась между пивом, посмотрела на Мерседес и увидела, как ярко вспыхнули его фары, и машина рванула с места. Водитель Генриха успел сгонять к гиенам и вернуться к работе.
Перепуганный муж едва не столкнулся с черным боком машины, полы кашемирового пальто смели пыль с бампера, и МММ поменял траекторию. От проспекта его отделял кузов автомобиля, шофер уже приоткрыл дверцу, и Пирс резко крутанулся вокруг оси и помчался в толпу у входа в зверинец.
