Мэри Стюарт - Лунные прядильщицы

До сих пор я не совсем уверена, что случилось в этот момент.

По некоторой причине, которой я не могу понять, вид большой странной белой птицы, запах лимонных де­ревьев, шум ветряных мельниц и падающей воды, бли­ки солнечного света на белых анемонах с черными, как сажа, пестиками, и, больше всего, мой первый взгляд на Белые горы… все это стремительно смешалось в ощуще­ние волшебства, счастья, и поразило меня, как стрела. Внезапный прилив радости иногда бывает так физиче­ски ощутим, так точно отмечен, что потом можно уве­ренно сказать, в какой момент изменился мир. Я вспом­нила, как сказала американцам, что они подарили мне день. А сейчас я увидела, что они сделали это в самом прямом смысле. Казалось, это не случайность. Я обяза­тельно должна была оказаться здесь, одна под лимонны­ми деревьями, впереди тропинка, в сумке еда, в полном распоряжении абсолютно свободный день, а передо мной летит белая птица.

Я в последний раз посмотрела на мерцающий край моря, повернулась на северо-запад и быстро пошла сре­ди деревьев к ущелью вверх по склону горы.

Глава 2

When as she gazed into the wateryglass

Andthrough her brown hair's curly tangles scanned

Her own wan face, a shadow seemad topass

Across the mirror…

Остановил меня голод. Какой бы импульс ни заставил меня совершить одинокую прогулку, он при­дал мне довольно большую скорость, и я прошла далеко, прежде чем снова начала думать о еде.

Дорога стала круче, ущелье расширилось, деревья поредели. Показался солнечный свет. Тропинка лентой вилась по крутому склону. Другая сторона ущелья резко уходила вверх. Нагромождение скал и кустарника с редкими деревьями освещало солнце. Я приближалась к обрыву. Казалось, этой тропинкой не часто пользова­лись. Ее перекрывали ветки кустов, один раз я остано­вилась, чтобы поднять незатоптанный побег лиловых орхидей прямо у ног. Но мне удалось устоять и не рвать цветов, которые росли в каждой трещине. Я проголода­лась и хотела только найти ровное место на солнце, у воды, где можно остановиться и съесть свою запоздалую еду.

Спереди справа шумела вода, ближе и громче, чем река внизу. Похоже, к реке устремился приток. За поворотом я увидела его. Скалу разбил маленький ру­чей. Он стремительно несся прямо на тропинку, кру­жился в водовороте вокруг единственного камня для перехода, а потом опять безудержно бросался к реке. Я не стала его пересекать. Оставила тропинку и полезла не без труда на валуны, которые окаймляли ручей, к солнечному свету на край ущелья.

Через несколько минут я нашла то, что искала. Я вскарабкалась на беспорядочную груду белых камней среди маков и вышла на маленький, каменистый гор­ный лужок, поляну нарциссов, зажатую между утесами. На юг открывался головокружительный вид на море, опять очень далекое. А больше я ничего не заметила, только нарциссы, зелень папоротника у воды, дерево возле скал, а в расселине высокой скалы – ручей. Вода плескалась среди зелени, затем образовала спокойное озерцо под солнцем, а потом текла к обрыву.

Я сняла с плеча сумку и бросила в цветы. Опустилась на колени возле озерка и опустила руки в воду. Солнце жарко светило в спину. Момент радости ослаб, затуманился и перешел в огромное физическое удовлетворе­ние. Я решила попить. Вода холодная, как лед, чистая и жесткая, такая ценная, что с незапамятных времен охранялась собственным божеством, наядой ручья. Не­сомненно, она все еще стерегла его из-за папоротника. Странно… я обнаружила, что смотрю украдкой через плечо на этот самый папоротник – на самом деле чув­ствовался взгляд. Сверхъестественная земля. Я улыбну­лась порожденной мифами фантазии и снова нагнулась, чтобы попить.

Глубоко в озере, глубже моего собственного отраже­ния, мелькнуло среди зелени что-то бледное. Лицо.

Это настолько совпадало с моими мыслями, что я даже не сразу обратила внимание. Постепенно я осозна­ла, заработал, как говорится, «задний ум», реальность победила миф. Я окаменела и посмотрела снова.

Я права. В зеленой глубине, прямо за отражением моего плеча плавало лицо. Но это не добрая хранитель­ница ручья. Человек, мужчина, отражение его головы, наблюдающей за мной сверху. Он смотрел на меня от края скал высоко над ручьем.

Сначала я испугалась, но не была очень встревожена. Одинокому страннику в Греции не нужно бояться слу­чайно встреченного бродяги. Несомненно, это какой-то пастушок, заинтересовавшийся видом незнакомого че­ловека, причем явно иностранца. Если он не застенчив, то, возможно, спустится поговорить со мной.

Еще попила, помыла руки. Когда я вытирала их носовым платком, лицо оставалось на месте, колыха­лось в волнующейся воде.

Повернулась и посмотрела вверх. Ничего. Голова ис­чезла.

Подождала, развеселившись и наблюдая за вершиной скалы. Голова снова появилась, украдкой… Так осторож­но, что, несмотря на здравый смысл и все мои знания о Греции и греках, маленькое покалывание тревоги запол­зло мне в душу. Это не просто застенчивость. В том, как голова слегка высунулась из-за скалы, было что-то таин­ственное. А когда он увидел, что я наблюдаю, он снова нырнул обратно. И это взрослый мужчина, а не пастушок. Конечно, грек. Смуглое лицо, квадратное и упрямое, за­гар цвета красного дерева, темные глаза и черная грива волос, густых как руно барана, что является одной из главных прелестей мужчин – греков.

Я только мельком на него взглянула, и он исчез. Я пристально смотрела на это место, уже обеспокоенная. Затем, словно он все еще мог наблюдать, что маловеро­ятно, я встала, старательно изображая беззаботность, подняла сумку и повернулась, чтобы уйти. Не собира­лась здесь располагаться, чтобы за мной шпионил этот подозрительный незнакомец. Того гляди еще подойти захочет.

Затем я увидела пастушью избушку и тропинку, ко­торую раньше не заметила. Ее протоптали овцы через нарциссы к избушке, прислонившейся к скале. Такие маленькие сооружения без окон обычно строят в отда­ленных местах Греции. В них живут мальчики и муж­чины, которые пасут коз и овец на голых склонах. Иногда в этих домиках доят овец и там же готовят сыр. В бурю в них укрывают самих животных. Избушка маленькая и низенькая, грубо сложена из бесформен­ных камней, соединенных глиной. Крыша из валежни­ка, так что домика вообще нельзя распознать на рассто­янии среди камней и хвороста.

Это объяснило появление хранителя ручья. Должно быть, он пастух, его стадо пасется на каком-то другом горном лугу над скалами. Услышал меня и спустился посмотреть, кто это. Кратковременная тревога утихла. Почувствовав себя дурочкой, я застыла среди нарцис­сов, наполовину решив в конце концов остаться.

Было уже далеко за полдень, солнце повернуло на юго-запад, залило светом луг. Первое предупрежде­ние – внезапно на цветах появилась тень, словно упала темная ткань. Я взглянула вверх, онемев от испуга. Со скал рядом с ручьем с грохотом посыпались камни. Шум шагов. Прямо на тропинку свалился грек.

В первое мгновение от потрясения все казалось очень ясным и спокойным. Я подумала, но не поверила: невоз­можное действительно случилось. Это опасность. Темные глаза, сердитые и осторожные одновременно. Неве­роятно спокойная рука сжимает нож. Невозможно вспомнить греческие слова, чтобы крикнуть: «Кто вы? Что вам нужно?» Невозможно убежать от него вниз с головокружительной высоты, получить помощь из без­брежной пустой тишины… Но, конечно, я попыталась. Закричала и повернулась, чтобы бежать.

Возможно, это была самая глупая вещь, которую я могла сделать. Он прыгнул на меня, схватил, потянул к себе и прижал. Свободной рукой закрыл рот. Задыхаясь, что-то говорил, ругался и угрожал, но в панике я ничего не могла разобрать. Словно в ночном кошмаре, я отби­валась и защищалась, кажется, била его ногами и оца­рапала руки до крови. Застучали и загремели камни, зазвенел упавший нож. На секунду я освободила рот и снова попыталась пронзительно завопить. Получилось похоже на слабый хрип, едва слышный. Но все равно, никто помочь не может…

Как ни странно, помощь пришла.

Сзади на пустом склоне мужской голос грубо крикнул на греческом языке. Я не расслышала, что именно, но нападающий среагировал немедленно – замер на месте. Но все еще держал меня, а рука снова сильно зажала мне рот. Повернул голову и крикнул низким деловым голосом: «Это девушка, иностранка. Шпионит. Думаю, англичанка». Никакого шума шагов за спиной. Я попы­талась извернуться под рукой и увидеть, кто меня спас, но грек держал крепко, да еще и рявкнул: «Спокойно, и перестань шуметь!»

Голос снова раздался, явно из отдаления. «Девушка? Англичанка? – Странная пауза. – Умоляю, отпусти ее и приведи сюда. Ты рехнулся?»

Грек поколебался, затем сказал угрюмо на сносном английском, но с сильным акцентом: «Пойдем со мной. И не визжи. Издашь еще хоть звук, убью. Точно. Не люблю женщин».

Мне удалось кивнуть. Он убрал руку с моего рта и ослабил хватку, но не отпустил. Теперь он только де­ржал меня за руку. Поднял нож и двинулся к скалам. Я повернулась. Никого не видно. «Внутри», – сказал грек и резко повернул голову к хижине.