Александр Чернов - Могила для горбатого
Вовка выгнал из гаража автомобиль; пьяная, накаченная наркотиками компания, шумно расселась на продавленные сиденья машины и старенький "Жигуленок", тарахтя, покатил к центральной дороге.
3
— Господи Боже наш! Все, в чем я в сей день согрешила словом, делом и мыслию. Ты как милостивый и Человеколюбивый, прости мне. Подай мне мирный и спокойный сон… — стоя на коленях, шептала слова вечерней молитвы Клавдия Павловна Серебрякова — полная благообразная старушка семидесяти трех лет.
Икон у Клавдии Павловны было много — две, увешанные ликами святых стены, да у третьей — киот — створчатая рама, за стеклянными дверцами которой хранились старинные образа. Иконы передавались из поколения в поколение. Большинство в роду Серебряковой были верующими и Клавдию Павловну родители воспитали благочестивой. Муж Серебряковой, правда, подсмеивался над ее набожностью, но на старости лет и сам стал ходить с нею в церковь. Не стало Ивана Антоновича, вот уж десять годков как помер. Эх, э-эх!.. А детки ее в Россию подались. Многие сейчас туда из Средней Азии уезжают. К себе зовут. Да как же она свой дом-то оставит? Да у них-то, поди, в квартире и образа повесить негде будет. Нет, никуда она не поедет. И не одиноко ей вовсе, как дети считают. Соседи кругом, вон брат Семен через дорогу живет. Внучка их Ксюша каждый день забегает проведывать. Большая уж девка, семнадцать годков стукнуло. Если помрет Клавдия Павловна, они и схоронят.
— …Пошли мне твоего Ангела Хранителя, который покрывал бы и оберегал меня от всякого зла. Ибо Ты хранитель душ и тел наших, и тебе славу воздам, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и всегда, и во веки вечные. Аминь.
Охая, Клавдия Павловна поднялась с коленей и направилась к самой большой полуовальной иконе, у которой едва теплилась лампада. Историю каждой иконы могла рассказать Серебрякова. Эту вот самую большую с изображением Божьей матери, принесла домой бабка Серебряковой. Подобрала она ее на улице, когда большевики громили в семнадцатом церкви. А этот вот большой крест Распятие Иисуса Христа из чистого серебра отлит. Работы староуральских мастеров. Достался он ей в наследство от старшей сестры. А этот вот образ из монастыря. Ой, да много чего интересного могла рассказать про иконы Клавдия Павловна. Было бы у кого желание слушать.
Старушка затушила лампаду — при ее скудной пенсии она не могла позволить себе жечь масло круглые сутки — и вышла из комнаты. Старенькие ходики в коридоре показывали без десяти десять.
"Петухи уж спят давно, а я сегодня что-то припозднилась", — подумала старушка и, ступая по скрипучим половицам, отправилась на веранду. На улице за оконной рамой тьма-тьмущая. Даже будки Тузика не видать. Задернув занавеску, проверила щеколду и вернулась в коридор. Для верности закрыла на крючок и вторую дверь. Ангел Хранитель Ангелом Хранителем, а меры предосторожности тоже нужно соблюдать. Зевая, Клавдия Павловна вошла в боковую комнату, свою спальню.
Перекрестившись еще раз на висевший в углу образ Божьей матери и пробормотав:
— Пресвятая Богородица, спаси нас! — старушка улеглась в кровать и уже через пять минут спала сном праведницы.
4
Шиляев открыл калитку и нетвердой походкой направился к дому. Метнувшаяся к нему с лаем собака получила мощный удар гвоздодером по челюсти, который отбросил ее к забору. Заскулив, пес нырнул в конуру и забился в дальний угол. Довольный своей ловкостью и удалью Сашка приблизился к крыльцу, вставил в щель между косяком и дверью расплющенный конец толстого железного прута. Старые ржавые шурупы, державшие щеколду с обратной стороны двери, отскочили, едва Шиляев надавил на гвоздодер. Не помогли Клавдии Павловне усердно прочитанные на ночь молитвы.
Наркоман негромко свистнул. Во двор вошли Женька и Колька. Ребята успели еще где-то добавить и сейчас с трудом держались на ногах. Но как бы пьяны они не были, оба отчаянно трусили, понимая, что идут на преступление.
Сашка ступил на веранду. Дверь в коридор также оказалась на запоре. Как и в первом случае Шиляев сунул в щель гвоздодер. Недолго сопротивлялся и крючок, отскочил со звуком лопнувшей струны. Шиляев прислушался. Было тихо, лишь собачий перелай разносился далеко окрест.
Наркоман отлично помнил план дома. Его в деталях начертила Зойка. Это она навела Нечистого на эту хату. Проговорилась дура, хвастаясь в первый же день, наплела языком своим поганым, а Нечистый вцепился, как клещ, разработал план и вот сегодня погнал их на дело. Сашка, впрочем, за дозу был готов на все. Зойку быстро уломали. Пацаны? Они толком еще не осознали, во что вляпались.
…Справа столовая, слева спальня бабки, прямо — зал, из него дверь направо и ведет в комнату с иконами. Колька пыхтел за спиной у Сашки. Тот знаком приказал парню пока оставаться на месте и вошел в коридор. Воздух в доме был затхлым, будто прелым. Над головой громко тикали ходики. Надрывно, тягуче заскрипела под ногой половица, и наркоман замер, прислушиваясь. Спит старуха. Зойка говорила, глуховата бабка. А если и проснется не беда, вырублю старую или, в крайнем случае, свяжу, лишь бы лицо не заметила.
Так, успокаивая себя, передвигался Сашка по коридору. А вот и зал. Шиляев переступил порог, а затем, нащупав дверь, вошел в боковую комнату. Икон здесь было так много, что в первую секунду Сашка даже растерялся, не зная какую из них брать, потом направился к киоту. С образов, освященные бликами лунного света, на него взирали скорбные глаза святых. Любой обычный человек в подобной обстановке, наверное, испытал бы суеверный страх, но только не Сашка, который испытывает страх только перед ее Величеством "ломкой". Именно этот страх остаться завтра без дозы и загнал Шиляева в этот дом на окраине города, в эту комнату с образами.
Сашка открыл дверцу киота и протянул руку к иконе, стоящей слева, именно той, которую описывала Зойка — массивная в центре большой золоченый крест.
Держа икону перед собой, Шиляев осторожно вышел в коридор и передал ее Кольке. Тот в свою очередь вынес образ на улицу, где его поджидал Женька. Придуманная Нечистым схема пока действовала безотказно.
Старушка по-прежнему крепко спала, даже похрапывала. И совсем было успокоился и обрел уверенность Сашка, если бы не вой забившейся в конуру собаки. Громко, протяжно выл пес, нагоняя тоску, будто оплакивал кого-то.
Уже знакомой дорогой Шиляев вернулся в комнату.
"Вот эту, — выбрал он для выноса следующую икону. — И еще большой крест Распятие Иисуса Христа". — Он протянул было руки к иконе, но в это время в спальне заворочалась старуха. На весь дом отчаянно заскрипели пружины кровати. Шиляев замер, прислушиваясь к тяжелому старческому кряхтению, которое, к счастью, вскоре прекратилось. Пронесло! И Сашка взялся за икону.
Разбудил-таки пес Клавдию Павловну!
"И чего же он воет-то так, — сердясь, подумала она. — Ведь накормила же! — Серебрякова с трудом поднялась с постели, вышла в коридор и, ворча, направилась к веранде. — А может, опять эти проклятые коты проникли на веранду и тревожат собаку?"
Возвращаясь с улицы, Колька, увидев в коридоре вместо Сашки хозяйку дома, на мгновение оцепенел, потом с перепугу шарахнулся в сторону, загремел посудой, ведрами, упал и, чтобы его не заметили, на четвереньках выполз назад на улицу.
— Брысь, окаянные! — сонно крикнула Клавдия Павловна, решив, что это коты, лазят по столу, поганят посуду.
От крика хозяйки Шиляев вздрогнул, пришел в себя. "Что делать? — мелькнула мысль. — Сбить старуху сзади и скрыться неопознанным?" Но страх, все тот же проклятый страх наркомана остаться утром без спасительной жидкости в капроновом шприце заставил Шиляева взять икону. Вынув из киота еще и массивный крест Распятие Иисуса Христа, он пошел к выходу.
Клавдия Павловна вышла на веранду. Никаких котов там не оказалось, и тут она, окончательно проснувшись, осознала, что дверь на веранду распахнута настежь. "А я ведь все двери с вечера запирала. Все сделала, как следует, это уж я хорошо помню". — Вдруг она увидела, что и дверь, ведущая во двор, тоже открыта. "Что все это значит?" — уже в страхе подумала Серебрякова и, на ходу твердя молитву, подошла к двери. Она хотела закрыть ее, но тут заметила, что щеколда держится на одном шурупе. "Воры!" — осенила ее ужасная догадка. Крикнуть хотела старушка, но от страха перехватило горло, и Клавдия Павловна, повернув назад, с бешено колотящимся сердцем заковыляла в избу.
Ступив в коридор, включила свет — и нос к носу столкнулась с грабителем. Худой невысокий мужчина с острым носом и тонкими губами стоял перед ней, держа в одной руке икону, а в другой крест. Клавдия Павловна оторопела, потеряла дар речи, хотела заголосить, но крик застрял у нее в горле. Серебрякова в страхе отступила и тут увидела, какую именно икону держит в руках грабитель. Это был образ "Всех скорбящих радость". Именно его благословил ей родитель, выдавая замуж. "Прими и храни эту икону, дочка, — вспомнила она слова отца. — Она не только исцеляет от всех болезней, но оберегает от всех невзгод и напастей".
