Михаил Соколов - Крематорий
- Хорошо, согласен.
А что мне оставалось?
Он просиял и сразу поднялся.
- Ну и прекрасно и прекрасно, - он щелкнул клавишей на столе и бросил в микрофон:
- Вариант "А". Все о/кей.
- Прошу, - сказал он уже мне, и мы вышли в приемную и вниз по лестнице, хрупкую скорлупу заграничной косметики которой покрывала синтетическая лента ковровой дорожки. А внизу, в вестибюле, кто-то уже открывал дверь, и я видел, как сбоку в зеркале спешит ко мне мое отражение - высокий, почти квадратный парень в спецуниформе вышибалы - лакейской дорогой кожаной куртке, а следом надвигалась толпа из брюхатого боса и приближенных...
* * *
То, что башня была круглая, вначале не имело значения, при диаметре метра четыре кривизна поверхности не ощущалась, а вот себя я ощущал мухой, прилепившейся к гладкой стене. Правда, вначале было не высоко, и все мое внимание было занято гимнастикой: нога передвигается на ступеньку, медленный перенос тяжести и одновременно выпрямляешься, подтягивая другую, потерянную внизу конечность. Скоро правая нога, на которую и выпадал весь груз моего тела, страшно заныла, потом приспособилась и вновь взбунтовалась. Но тут я догадался начинать выпрямляться уже после того, как отстающая левая нога будет подтянута на новую ступеньку (ширина - 12, длина - 25 см), - дело пошло, я взглянул вниз, что раньше как-то забывал делать, охватил взглядом всю панораму, даже часы на здании правления, крыша которого была уже ниже меня, значит я поднялся на уровень пятого этажа, метров 15 одолел, осталось почти ничего, метров 25, если не больше. Может снизу, даже со стороны кажется, что я довольно гладко вползаю...
Тут-то я услышал знакомый, ставший привычным за годы звук выстрела. Стреляли из карабина и рядом с головой - но близко, так, в метре, - выбило осколки плитки.
Я дернулся всем телом, и приобретенная в боях привычка однозначно реагировать на выстрел, едва не погубила; руки, потеряв опору, описывали в воздухе невообразимые зигзаги, тело качнулось... светящееся табло часов мигнуло: 10.30, бетон внизу заколыхался волной, я понял, почему мне уже встречались выщербленные плитки, где-то слышался смех, наконец равновесие восстановилось и судорожно дыша, я вновь прилип к стене, - как же гудели икроножные мышцы! я давно не чувствовал себя так близко к смерти и лишь поднимавшаяся из-за этого подлого выстрела волна ярости поддерживала меня.
Вновь меня настигали порывы ветра, я пережидал, потом полз выше. Прыжки с парашютом вытравили у меня не столь уж сильный страх высоты. Середину пути я одолел довольно быстро. Я посмотрел вверх - осталось несколько метров. Усилился ветер; я вновь переждал и уже привычно стал нащупывать ногой новую ступеньку. Тут он меня и стукнул по ноге: огромный, серый, с черной головой, весь нахохлившийся ворон. Судя по мрачныму взгляду из под тяжелых надбровных дуг - именно ворон, недовольный вторжением низко ползающих людей в его святая святых. Мой ботинок продвинулся и спихнул птицу; недовольно скрипнув, ворон взлетел на ступеньку выше. Все повторилось на следующих этапах, я тут же вписал его в систему мучительно одолеваемых препятствий, но ворон вдруг клюнул меня в голень, чуть выше ботинка. Никогда бы не подумал, что это может быть так больно! Клюнув и угрюмо взглянув на меня черным блестящим глазом, он немедленно все понял, а я каким-то образом, - сквозь боль, злость, смятение, - уловил его понимание.
Новый порыв ветра встряхнул меня, ворон без промаха всадил свой клюв. Я слышал, птицы произошли от ящеров, их перья - перерожденная чешуя. Ненавидя эту птицу, я ненавидел всех доисторических и нынешних пресмыкающихся. Шаг - острый удар, гимнастическое напряжение - когда же все это кончится! - я едва переводил дыхание.
Внизу часы показывали 11.05. Я уже был на такой высоте, что привычное ощущение полета на вертушках неожиданно притупило страх. А может быть просто привык; я заставил себя даже не реагировать на динозавра, регулярно расщепляющего клювом кость моей ноги. Я вновь поймал его круглый взгляд и тут новая волна паники захлестнула меня: я не сомневался никогда в справедливости тех, кто утверждал - палач и жертва ощущают близость; через пару лет работы любой опер понимает лучше рецидивиста, чем вечно недовольных пенсионерок с ближних участков; сейчас я был уверен, птице пришло в голову нечто новое, садистское - злобная радость пернатого отозвалась во мне ужасом.
Мне оставалось только ждать - недолго. С шумом, хлопаньем крыльев ворон приземлился мне на голову - тут же соскользнул и потоптался на плече. Я быстро отвернул лицо - двор был пуст, только у крыльца правления маячила маленькая фигурка, наставившая на меня блеснувшие в повороте линзы бинокля.
Удар в затылок едва не оглушил меня. Боль была такая, словно воткнули сверло. Я решительно и навсегда возненавидел ворон, а вместе с ними - всех летающих рептилий. Ворон не торопясь, тщательно прицеливаясь, вонзал в меня свой стальной - уж никак не из кости! - клюв. У меня темнело в глазах; весь комок нервов, усталости, отчаяния, я не сразу понял - что? - моя правая вытянутая рука вдруг вместо скользкой плитки встретила пустоту... нет, железный прут, по торцу обвивавший зев трубы...
Удар, удар клювом.
Рука моя сжала шершавое железо и, уже убежденный в спасении, я быстро другой рукой схватил удивленно вскрикнувшую птицу.
Не выпуская ограждения, я поднялся выше, перекинул ногу через верх трубы и, хоть и неудобно, примостился на срезе. Я добрался. Внизу было все так же пусто: человек у крыльца, маленькие коробочки машин. Я не боялся, что меня снимут пулей - было все равно, а кроме того, я понимал, что труба - только начало. В руке ещё дергался мой бывший палач и сейчас пытавшийся достать меня клювом. В трубе, метрах в полутора от торца, чем-то похожая на чугунную крышку дорожного люка, выднелась круглая, наглухо закрывающая отверствие площадка. Внутренний диаметр трубы был около метра. Ворон ещё раз дернулся. Я был едва жив, болела нога, по шее медленно засыхая стекала струйка крови. Я посмотрел - клюв у птицы был сухим и черным.
В этот момент, глядя на своего мучителя, я вдруг с непонятной силой осознал, что я сумею победить. Я помню, раз или два подобные ощущения настигали меня, уже давно, мне тогда казалось, я гибну, но вот ещё жив, до сих пор жив. И с жестокой радостью оторвав твари голову, я вдруг безоговорочно поверил, я сумею выжить.
Однако, хватит оттягивать неизбежное. Я перекинул ноги внутрь трубы и осторожно опустился на люк. Люк надежно выдержал мой мос. Напротив груди целился в небо маленький рычаг рубильника. Надпись "пуск" все объясняла. И я нажал на рычаг, желая скорее опуститься.
Опуститься - мягко сказано; люк просто исчез из под ног и падая вниз, я успел горько подумать: все напрасно, меня перехитрили, - злобная шутка извращенного безумца удалась. Я ещё пытался зацепиться - скорость и стеклянистая облицовка отполировали стены, я ожидал удара, который превратит меня в ничто, но финал затягивался. В какой-то момент, - все происходило так быстро, я не успевал осознать! - меня прижало к стене, скорость возросла, трением нагрело спину, ещё сильней и мелькнувшая мысль подсказала мне: изогнувшись, вертикальный желоб вынес меня в другие измерения, - от вертикального - ближе к горизонтальному, от смертельного к жизни.
Растягиваясь, секунды дарили мне время; я думал, меня вытряхивают, словно камешек из водосточной трубы, - обретя надежду, я вновь хотел жить.
Движение не прекращалось; ощущая разными боками жар и трение, я предположил, что, сужаясь, спираль моего пути сама гасила скорость.
Резкий свет ослепил; труба выходила в огромный овальный зал и неожиданно заканчивалась широким раструбом. Все это запечатлелось в мозгу ещё в полете; вылетев по дуге, я был буквально оглушен мертвой вонью, а внизу, куда я готовился приземлиться, холмом копошилось нечто грязно-серое, неразличимое даже в ярком, режущем свете.
Приземлившись довольно мягко, в ту же секунду с отвращением попытался вскочить - все скользило. пищало, царапалось; врассыпную метнувшиеся крысы уже возвращались, решительно попискивая и воняя. На самом деле вонь не от них, - холмом переплелись трупы людей, животных, - под рукой липко, мерзко поползла полуразложившаяся кожа, отрываясь с куском лица - что за отстойник! Трупов людей было немного: пять, шесть. Тот, который пополз под рукой принадлежал женщине - я видел изъеденную крысами грудь. Меня вывернуло - слишком неожиданный был переход к смерти. Пол был весь усеян крысами.
Занявшись своими ощущениями, я едва не попался; раструб трубы загудел, зашипел, что позволяло сил, я отпрыгнул в сторону, поскользнулся, но и в падении попытался откатиться в безопасную зону. Дохнуло едко, ещё - вдруг из трубы густо, пенно хлынул поток извести. Воистину ад! Погибая, визжали крысы, многие пытались взобраться по моим ногам. Под ботинками стало хлюпать. Стены кругом гладкие, высокие, нержавеющие. Только в одном месте словно широкое двухметровое окно из мутного стекла. Я с разбегу ударил ногой - ничего. Еще раз огляделся: с потолка свисали ржавые цепи, не дотягивались до пола метров пять - бесполезно, не допрыгнуть. Еще раз ударил по окну - только ногу отшиб. Слой пены утолщался, я не успевал сшибать спасавшихся на мне крыс. Что за грязный кошмар!
