Иэн Рэнкин - Открытая дверь
— Заснеженный ландшафт, — пояснила Лаура, указывая на дальнюю стену зала. — Вон тот, в вычурной золотой раме… По-моему, эта вещь не в твоем вкусе, Майк.
— И не в моем, — счел необходимым добавить Аллан. — Овцы на высокогорном пастбище сбились в кучу для тепла… Одни мохнатые зады, ничего примечательного.
— Вам, наверное, будет небезынтересно узнать, — добавила Лаура специально для Майка, — что за Мэтьюсона дают гораздо больше, если на картине видны лица… то есть морды животных. — Она знала, что подобная информация покажется ему любопытной, и Майк действительно кивнул в знак признательности.
— А как нынче обстоят дела на континенте? — продолжал расспрашивать Аллан.
Лаура немного помолчала, словно обдумывая ответ:
— Русский рынок на подъеме. То же касается Индии и Китая. Думаю, когда начнутся торги, у нас не будет недостатка в заморских участниках.
— А как насчет предварительных договоренностей?
Лаура сделала вид, будто замахивается на Аллана каталогом.
— Вот теперь ты точно вынюхиваешь, — поддразнила она.
— Между прочим, — вмешался Майк, — я наконец повесил своего Монбоддо.
— И куда же? — поинтересовалась Лаура.
— Сразу перед входной дверью. — Натюрморт Альберта Монбоддо был его единственной покупкой, сделанной на зимнем аукционе. — Ты обещала зайти, взглянуть на него, — напомнил он.
Лаура прищурилась.
— Я сброшу тебе мейл, когда соберусь. А пока… Было бы неплохо, если бы ты опроверг кое-какие слухи…
— Ого! — Аллан фыркнул в бокал.
— Какие слухи?
— Говорят, ты налаживаешь отношения с другими, менее достойными, аукционными домами.
— От кого ты это слышала? — удивился Майк.
— Мир тесен, — отозвалась она неопределенно. — Ну что ты скажешь в свое оправдание?
— Я же ничего у них не купил! — возразил Майк.
— Этот поросенок действительно покраснел или мне кажется? — ухмыльнулся Аллан.
— Смотри, как бы рядом с твоим Монбоддо я не обнаружила вещей с аукционов «Кристис» или «Сотбис», — предупредила Лаура. — В этом случае ты меня больше не увидишь. Понятно?
Прежде чем Майк успел что-нибудь ответить, на его плечо легла чья-то мясистая рука. Обернувшись, он встретился взглядом с темными, пронзительными глазами профессора Роберта Гиссинга. Куполообразная лысина профессора блестела от испарины, твидовый галстук сбился набок, голубой полотняный пиджак был безнадежно измят и совершенно потерял форму, и все же выглядел Гиссинг весьма внушительно, а его гулкий голос звучал уверенно и властно.
— А, золотая молодежь. Приехали, чтобы спасти меня от этого кошмара? — Профессор экспансивно взмахнул своим бокалом из-под шампанского, словно дирижер — палочкой, потом его взгляд остановился на Лауре. — Нет, вас я ни в чем не обвиняю, моя дорогая, — прогудел он. — В конце концов, это ваша работа.
— Банкетное обслуживание заказывал Хью.
Гиссинг выразительно качнул головой.
— Вообще-то я имел в виду картины, — уточнил он. — Даже не знаю, зачем я хожу на эти жалкие поглядушки…
— Может, из-за бесплатной выпивки? — лукаво предположил Аллан, но профессор и ухом не повел.
— Десятки, сотни превосходных работ талантливых мастеров! И за каждым взмахом кисти, за каждым движением карандаша своя история, бессонные ночи, мучительные размышления и поиски наиболее удачного варианта… — Гиссинг сжал пальцы, словно держа невидимую кисть. — Эти картины принадлежат всем, они — часть нашего коллективного сознания, наша история, концентрированное выражение нашего национального духа, если угодно… — Профессор сел на своего любимого конька, и Майк незаметно подмигнул Лауре. Оба уже много раз слышали эту речь — или ее варианты. — Этим картинам не место в залах заседаний банков и корпораций, куда не попасть простому смертному, — продолжал тем временем Гиссинг. — И тем более они не должны томиться в защищенных хранилищах страховых компаний или украшать собой охотничьи домики капитанов индустрии…
— …А также квартиры скороспелых миллионеров, сколотивших состояние на программном обеспечении, — вставил Аллан, но Гиссинг только погрозил ему сосискообразным пальцем.
— Вы в вашем Первом Каледонском едва ли не хуже всех! — прогремел он. — Вы совершаете настоящее преступление, когда переплачиваете за произведения молодых, еще не до конца раскрывшихся художников, которые сразу начинают воображать о себе невесть что…
Он ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, потом снова хлопнул Майка по плечу.
— Тем не менее я не желаю, чтобы кто-то нападал на моего юного друга… — Гиссинг сильнее сжал плечо Майка, и тот поморщился. — Особенно если он намерен угостить старика-профессора пинтой виски.
— Ладно, мальчики, развлекайтесь, а я вас оставлю. — Лаура помахала всем троим свободной рукой. — И не забудьте: аукцион состоится ровно через неделю! — И с улыбкой, которая, как показалось Майку, была адресована персонально ему, она ушла.
— Ну что, «Вечерняя звезда»?.. — предложил Гиссинг.
Майк не сразу сообразил, что профессор имеет в виду винный бар, расположенный дальше по улице.
2
Бар «Вечерняя звезда», расположившийся в низком полуподвальном помещении, был отделан панелями красного дерева и обставлен коричневой кожаной мебелью. Гиссинг не раз утверждал, что находиться здесь — все равно что лежать в дорогом гробу. И все же после предварительных просмотров и торгов все трое частенько заходили сюда, чтобы, по выражению профессора, произвести «разбор полетов».
Сегодня заведение было заполнено больше чем наполовину; большинство посетителей составляли студенты, причем не из самых бедных.
— У каждого из них в городе своя квартира, — проворчал Гиссинг. — То есть не своя, конечно, а богатеньких родителей.
— Зато пока у них есть охота учиться, вы имеете возможность зарабатывать свой кусок хлеба с маслом, — поддразнил его Аллан.
Компания заняла свободный полу кабинет и сделала заказ. Профессор и Майк взяли виски, а Аллан попросил шампанского.
— Мне нужен бокал настоящего «Маккоя», чтобы смыть вкус той кислятины, которой нас потчевали в галерее, — заявил он.
— Кстати, — сказал Гиссинг, делая руками такое движение, словно мыл их с мылом, — насчет картин, которые на годы и десятилетия оказываются в самом настоящем заточении, я говорил совершенно серьезно. Или вы не согласны?
Роберт Гиссинг возглавлял городское Художественное училище, но его дни на этом посту были сочтены. До выхода в отставку профессору оставалось месяца два — столько же, сколько и до конца летнего триместра,[2] но он, похоже, готов был отстаивать свое мнение до последнего.
— Я абсолютно уверен, что ни один настоящий художник не желал бы подобной судьбы своему детищу, — добавил Гиссинг.
— Насколько мне известно, — сказал Майк, — в прошлом каждый художник стремился найти покровителя, мецената. Или я ошибаюсь?
— Эти, как ты выражаешься, покровители, часто оплачивали самые значимые работы, а потом безвозмездно передавали их в национальные музейные собрания или еще куда-нибудь, — парировал Гиссинг.
— «Первый К» занимается примерно тем же самым, — возразил Майк и посмотрел на Аллана в поисках поддержки.
— Верно, — кивнул тот. — Мы выставляем наши картины в музеях, посылаем их на вернисажи и в другие места.
— Это не одно и то же, — упрямо проворчал профессор. — В наши дни любая благотворительность — просто продолжение коммерции, а должно быть не так. Человек должен получать удовольствие от созерцания самой работы, а не от вида бирки с ценой. — Чтобы подчеркнуть свои слова, Гиссинг с силой ударил кулаком по столу.
— Потише, — предупредил Майк. — Иначе персонал решит, что мы вот-вот потеряем терпение. — Тут он обратил внимание, что Аллан пристально уставился куда-то в сторону барной стойки. — Что там такое? Хорошенькая официантка? — спросил он, начиная поворачиваться.
— Не шевелись!.. — прошипел Аллан и даже наклонился через столик словно для того, чтобы заключить приятеля в пьяные объятия. — Там, у стойки, трое мужчин, которые пьют что-то подозрительно похожее на «Редерер кристал»…
— И кто они такие? Торговцы картинами?
Аллан покачал головой.
— Мне кажется, один из них — Чиб Кэллоуэй.
— Тот самый бандит?.. — уточнил профессор. Его слова, совпав с перерывом в доносившейся из колонок музыке, прозвучали неожиданно громко.
Одновременно Гиссинг повернул голову, чтобы посмотреть на гангстера, и Кэллоуэй, уловив это движение, бросил на троих друзей пронзительный взгляд.
Гладко выбритая луковицеобразная голова Кэллоуэя сидела на могучих, хотя и немного сутуловатых плечах, а одет он был в черную кожаную куртку и просторную черную футболку. Бокал шампанского в кулаке бандита казался каким-то несерьезным.
