Наталья Андреева - Принц Эдип

И тут Люся неожиданно расплакалась:

— Нет, я так не могу! Ну не можем мы его вот так отдать! Не можем, и все!

— Помолчи, — одернула ее Ная. И с иронией добавила: — Тетя Мария знает, что делает.

— Да, знаю, — кивнула Мария Казимировна. -Есть у меня знакомые. Бездетная пара, оба уже в возрасте, давно стоят в очереди на усыновление. И хотят они именно мальчика, здоровенького, крепенького. И чтобы мать была здорова и из хорошей семьи. А вас троих я знаю. Это что касается здоровья, — и она кинула на девушек внимательный взгляд. — Да и вы за ребенка не беспокойтесь: люди солидные, обеспеченные. Он — доктор наук, она музыку в школе преподает. Хорошая семья. Я поговорю с главврачом, оформим все быстро и без проволочек. Тем более что ребенок — подкидыш. Не надо мать уговаривать, отказные письма писать. Подбросили и подбросили. Только уж и вы, девоньки, забудьте об этом раз и навсегда. Вам сейчас по восемнадцать…

— Мне уже девятнадцать, — тихо сказала Люся.

— Солидный возраст! — невольно усмехнулась Мария Казимировна. — Будут у вас еще и мужья, и дети. Но про этого мальчика забудьте навсегда. Как не было его. Все у него будет хорошо. Мария Казимировна Новинская вам обещает, — с гордостью добавила старшая сестра роддома. И деловито осведомилась, не глядя ни на кого конкретно: — Рожала-то где?

— Мы были на даче, — поспешно ответила Ада. -С конца мая. Сессию сдали досрочно. Глухой поселок, дом на отшибе. Там бабушка Ванда и принимала роды.

— Все трое, что ли там жили? С мая месяца? И что, одна с животом ходила, а две другие подушки подкладывали? А к чему такая тайна?

— Чтобы никто не узнал правды, — тихо сказала племянница.

— Мы решили, что будем заодно, — всхлипнула вдруг Люся. — И… стыдно было. Вместе-то сподручнее.

— Значит, совесть еще не окончательно потеряли. Эх, подружки, подружки! Повсюду-то вы втроем ходите! Значит, на троих и грех будет. И на Ванде. Хоть она мне мать, и родителей почитать надо, но в этом случае я ее осуждаю. Хотя работу свою она сделала хорошо. Мальчик чистенький, пуповина обработана, да и мамаша, я смотрю в порядке.

Мария Казимировна еще раз внимательно оглядела девушек, пытаясь определить, у которой туго перетянута грудь, чтобы молоко поскорее пропало. Но больше ничего не сказала. Деловито стала заворачивать ребенка в одеяльце. Все трое в последний раз жадно заглянули в сверток.

— Пока, малыш, — тихо сказала Ада.

— А, ладно! — беспечно махнула рукой Ная. -Чему быть, того не миновать!

А Люся промолчала и в который раз всхлипнула. У нее слезы были близко. В детстве так и дразнили: плаксой. Когда Мария Казимировна ушла, прижимая к себе сверток, девушки еще какое-то время стояли, подавленные.

— Ну, пошли что ли? — грубо сказала Ная. -Чего тут делать?

— Не будет нам в жизни счастья! — отчаянно сказала вдруг Люся. — Ну не будет, и все тут!

— А ты не каркай, — усмехнулась Ная. — Слышала, что тетка Мария сказала? Будут у нас еще и мужья, и дети. Я, например, медлить не собираюсь. И года не пройдет, как выскочу замуж. Как только попадется умный, богатый и красивый, так сразу.

— Ой, не знаю, — боязливо пожала плечами Ада. Статью она пошла в Новинских, была высокой, Стройной, светловолосой. Словом, девушкой видной. Но такой же надменной и холодной, как тетя Мария. И осторожной. — Ничего про себя не знаю.

— А я должно быть, никогда-никогда не выйду замуж! — заявила рыжеволосая Люся. — Ну, кому я нужна такая?

— Однако один нашелся, — лукаво заметила Ная. Из трех девушек, она одна чувствовала себя уверенно. И не собиралась прислушиваться ни к словам Марии Казимировны, ни к нытью подруги Люси. Жизнь продолжается! Август кончается, а осенью — новые проблемы.

— Я ухожу в академический отпуск, — неожиданно заявила она. — Так что на лекции теперь ходить будете без меня.

— Как это в отпуск? — заволновалась Ада. -Ная, да ты что? Тебя же из общежития попросят!

— Ну и пусть! Я уезжаю с археологической экспедицией. На юг страны. В пустыню. Глиняные черепки, бородатые археологи, песни у костра под гитару. Романтика! А библиотековедение — это не мое. Сразу поняла: не мое, и все тут. Год перекантовалась в общежитии — и хорошо. Перевестись в хороший вуз не удалось — плохо. Очень плохо. Но еще целый год я лично терять не собираюсь.

— Так ты что, из академки к нам не вернешься?! — в ужасе спросила Люся, которой в отличие от подруг пришлось поступать дважды, и она была безумно счастлива, что учится теперь в Институте культуры.

— Вряд ли, — покачала головой Ная. — Впрочем, человек предполагает, а Бог располагает, так что ли, подружки? Как сложится. В любом случае: спасибо вам за все! Но на этом наши пути расходятся.

— А как же Дима? Ты что, и его бросишь? — с удивлением спросила Ада.

— Подумаешь, сокровище! — тряхнула Ная черными кудрями.

— Зря ты так, — переглянулись подруги. — Такими парнями не бросаются.

— Какие наши годы! Еще лучше найдем! — И Ная лихо рассмеялась. — Ох, и дам я чертей бородатым археологам! В бараний рог скручу! И в следующем году непременно — замуж!

— Смелая ты, — грустно сказала Люся. — А я вот жизнь хочу прожить потихоньку. Не высовываясь. И того, что случилось сегодня, мне никогда не забыть!

— Надо забыть, — твердо сказала вдруг Ада. -Что было, то прошло. Ная права. Этого ребенка мы никогда больше не увидим. И слава богу! — с чувством добавила она.

ГОДОМ РАНЬШЕ

…Она прилетела в Москву ранним июньским утром, из далекого северного городка под названием Игарка. С аттестатом зрелости, в котором было четыре «четверки»: по физике, химии, алгебре и геометрии. Все остальные «пятерки». Сошла с трапа самолета: в одной руке чемоданчик, в другой авоська и теплое пальто. В авоське резиновые сапоги. Кто-то из провожающих сказал, что в Москве и летом холодно и сыро, а от Игарки столица отличается только отсутствием вокруг тайги и злющих комаров. Ну и домов побольше, а сами они малость повыше.

В Москве оказалось так жарко, что за теплое пальто и резиновые сапоги Нае сразу же стало стыдно. Вокруг были нарядные, модно одетые люди, дома показались огромными, машин было так много, что Ная испугалась. Как бы под колеса не угодить! Каких же глупостей наговорили провожающие! После Игарки столица произвела на нее угнетающее впечатление. Ная почувствовала себя жалкой провинциалкой и с отчаянием подумала: «Никогда я не покорю этот город! Никогда!». Сапоги Ная затолкала в первую попавшуюся урну и тут же побежала по магазинам одеваться по столичной моде. Поздно вечером, отстояв в трех огромных очередях, она доплелась до квартиры маминой дальней родственницы. Такой дальней, что оставаться у нее надолго было просто неприлично.

Разумеется, прилетела она в столицу затем, чтобы стать знаменитой актрисой. С такой яркой внешностью и с такими талантами! Но ошибку свою Ная поняла быстро. Это у себя в Игарке она была звезда, а здесь таких звезд — и не сосчитаешь! Наскоком эту крепость не взять! Ная была умницей. Апломб апломбом, но ситуацию надо оценивать трезво. На улицах Москвы оказалось так много красивых девушек, что она среди них затерялась. Ная чуть не плакала, когда увидела, как ей до них далеко! Затолкав в урну резиновые сапоги и надев туфельки на шпильке, от налета провинциальности не избавишься. Надо научиться правильно ходить, а, главное, правильно говорить. И деньги, которые дала мама, довольно-таки большую сумму, она мгновенно потратила не по глупости своей, а по одной-единственной причине: чтобы раз и навсегда отрезать себе путь к отступлению. Потому что Нае теперь до смерти не хотелось возвращаться в Игарку кормить комаров. Ей надо было во что бы то ни стало зацепиться за столицу. Город ее пугал, но он ей уже безумно нравился. Огромный, шумный, полный соблазнов. Вот это была жизнь!

— Вы, Наина Львовна, девушка такая красивая, что вам прямая дорога в актрисы, — жмурясь, словно кот на сметану, говорил толстый лысеющий мужчина, муж той самой дальней родственницы, у которой она остановилась. — Однако я советую вам годик-другой поработать, пообтесаться в столице, так сказать. А жить вы можете у нас.

Ная уже провалилась на первом же туре в Щукинское училище и теперь готовилась штурмовать школу-студию МХАТа.

— Если ты через неделю отсюда не уберешься, я тебя выставлю вон с милицией, — пригрозила жена толстяка после очередного провала юной «племянницы» в первом же туре.

— Мы же родственники! — обиделась Ная. -Как вы можете?

— Родственники! Седьмая вода на киселе! Понаехали тут! — взвизгнула женщина. — Короче -собирай свои вещи и проваливай! А если мой возражать будет, я пойду прямо к парторгу, и ему всыплют по первое число! Кстати, могу устроить тебя в заводское общежитие.

— Хорошо, — кивнула Ная, у которой не оставалось выбора.