Наталья Андреева - Я садовником родился

- Квартиру обещали, - хмуро сказал Барышев. – Сколько ж можно по частным хатам кочевать?

- Квартиру?! И ты поверил? Не смеши.

- Надо кому-то верить. А насчет денег… Так меня жена теперь содержит. – Алексею показалось, что Серега горько усмехнулся. – Ты же сам ее недавно директором филиала назначил. Ее целыми днями дома нет, и меня теперь не будет. Это называется современный брак: любовь по сотовому телефону и дети через Интернет. Чужие. Смотри и радуйся.

- Да я как лучше хотел! Хочешь опером работать, работай, но почему именно в этом районе?

- Может, к тебе поближе захотел быть?

- Так. Ладно. Я все понял, только мне домой пора. Сашка ждет.

- А, может, посмотришь? – Барышев кивнул на мертвое тело. – Кроме странных ран ничего больше не настораживает?

- Не хочу. Я ничего этого больше для себя не хочу! Ты понял? Если собираете показания со всех жильцов дома, то так и запиши: я только что с работы, можешь позвонить и проверить. Алиби у меня железное, жена из дома вообще так поздно никогда не выходит. У нас двое детей, если ты еще не забыл. Живых, не виртуальных. Так что, свидетели мы никакие. Ничего не видели, ничего не знаем. Еще вопросы есть?

- С каких пор ты стал таким, Леша?

- С тех самых.

- Ты же был лучшим. Да что там лучшим! Ты был человеком. Я-то с тобой без колебаний когда-то на чужую дачу полез! Когда тебе было нужно.

- Черт с тобой, - Леонидов снова приблизился к трупу. – Подвиньтесь, мужики.

- А вам чего, свидетель? – ощерился старший.

- Капитан? Майор?

- Капитан Степанов. Кирилл Семенович.

- Леонидов. Алексей Алексеевич. – И пока озадаченный капитан туго соображал, что перед ним за чин, Леонидов внимательно оглядел место происшествия. - Не похоже, что ее изнасиловали. И на ограбление не похоже. Сумочка на месте, пакет рядом валяется. А ботинки? Неужели он ботинки с собой унес?

- Вон они лежат, - качнул головой эксперт. – Снял, и в сторону отбросил.

- Ну, что скажешь, Леша? – спросил Барышев.

- Ничего не скажу. Тухлое дело. Не изнасилование, не ограбление. А раны такие, что на маньяка тянет. Зачем он ее бил перед тем, как удушить? Или после? И что в пакете? Смотрели?

- Смотрели. Пол-литровый пакет кефира, 0,5 %, один йогурт, пара сдобных булочек и туфли.

- Туфли? Зимой? Покажи.

Барышев аккуратно вытащил из пакета с подсолнухами черную туфлю на невысоком, удобном каблучке, показал. Алексей удивленно пожал плечами, покосившись на голую ногу убитой:

- Да. Туфля-то размера тридцать девятого. А у этой ножка маленькая. Как у Золушки. И не в подарок маме купила, туфля-то старая, стоптанная. Набойки совсем отесались. Чепуха какая-то. Хочешь, Серега, чаю?

- Чаю?! Тут еще работать и работать!

- А мне завтра работать. У нас с тобой, Барышев, графики теперь разные.

- Жаль. Ну что ж, давай. Извините, гражданин, что задержали. – Серега козырнул, издевательски приложив руку к козырьку черной кожаной кепки.

- Клоун. – Леонидов решительно направился к своему подъезду и вдруг, обернувшись, спросил: - А долго она кричала?

- Не знаю, долго или недолго, но громко, факт. Видишь, сколько народу из дома выбежало? Но, сам понимаешь, пока решали, бежать - не бежать, пока оделись, пока спустились. Словом, скрыться он успел. И никто конкретно описать убийцу не может.

- Странно. Очень все это странно.

И, отвернувшись от оперативников, чтобы окончательно уйти, Алексей услышал, как капитан Степанов спросил Серегу Барышева:

- А кто это был? Что за сноб?

- Да так. Приятель.

Приятель!!!

… Злость на Барышева клокотала в Алексее весь вечер, он даже уснуть сразу не смог. Нет, вы слышали? Приятель! Что он для Сереги не сделал? Небось, когда устраивался на работу именно в это отделение милиции, всерьез рассчитывал на помощь друга. Его, Леонидовским умом сделать карьеру. Нет уж, дудки. Был когда-то оперуполномоченный Алексей Леонидов, да весь вышел. У него теперь фирма. А пионерский задор, он в определенном возрасте хорош. В пионерском. Жаль, что Барышев этого еще не понял.

Утром за завтраком жена Александра спросила:

- Чего такой хмурый? И почему вчера вечером так задержался?

- Да так. – И Алексей не удержался: - Барышева встретил.

- Сережу Барышева? Где?

- Возле дома. Представляешь, он теперь опером работает!

- Я знаю, - спокойно сказала жена.

- Знаешь? А почему мы с тобой это не обсуждали?

- Потому что мы последнее время вообще с тобой ничего не обсуждаем. Давно хотела тебя спросить…

- Ну-ну, договаривай.

- Ты торопишься. Как всегда. Потом как-нибудь… Так что Барышев?

- Вчера возле нашего дома женщину убили.

- Да что ты говоришь?! – охнула Саша. - А я еще подумала: кто ж это так кричит? Ужас какой! Убили женщину! Просто кошмар!

- Ты в окно выглядывала?

- Я? Да, выглядывала, когда услышала крик. Но спускаться не стала. У меня же Ксюшка на руках!

- Ты его видела?

- Темно, высоко. Но что-то видела.

- Барышев вчера по квартирам ходил. Свидетелей опрашивал.

- А почему к нам не зашел?

Алексей промолчал, и, оставив недопитым кофе, поднялся из-за стола.

- Почему к нам не зашел? – настойчиво переспросила жена.

- Потому. Все, я пошел. Пока. До вечера.

- Леша!

- Ну что еще?

- Я тебя не узнаю.

- Все меня последнее время не узнают! – Ксюша выглянула на крик из своей комнатки и громко заревела. Жена кинулась к ней, а Леонидов повторил уже злым шепотом: - Все меня последнее время не узнают! То я толстый стал, то уже не человек! А я просто работаю! Понятно вам всем? Работаю!!!

И схватив с вешалки куртку, он пулей выскочил за дверь.

Лилия всегда означала чистоту и непорочность. Непорочность помыслов и дел. Может быть, попробовать с лилией? Раз она с таким отвращением отвергала и розу, и маргаритку. А что плохого может быть в розе? Во все времена и у всех народов роза означала только одно: любовь. Ветка розы – на языке цветов вечное «да». А если она ярко - красная, сияющая, полностью распустившаяся? Символ искреннего расположения, что тут не понять?

Да, да, да. Какое наслаждение слушать это «да»!

С каким сожалением пришлось отвергнуть розу! И вот – лилия. Белая лилия. Цветок, по нынешним временам, очень дорогой. Вырастить его непросто, и достойный букет с ним составить непросто. Что там записано в конспектах?

Что один из основных элементов составления букета – это цвет. Желтый цвет контрастирует с голубым и усиливает его, а зеленый глушит. Желтый и красный выступает ярче на черном фоне. Высота букета должна в полтора раза превышать высоту вазы. Но это все конспекты. Всего-навсего записи лекций. Можно выучить их наизусть, можно перечитывать каждый день. Можно линейкой измерять углы и расстояния, можно строго следовать рекомендациям специалистов. Кто начисто лишен вкуса, тот заплатит и не поймет. Но тот, кому все эти углы, наклоны, сочетания цветов и прочее даны от природы, только рассмеется, и будет обидно. Очень обидно.

Потому что чувствовать гармонию – это дар божий. И, глядя на все это море цветов, безошибочно и без всяких конспектов выбрать несколько идеально дополняющих друг друга – тоже дар. И никакая линейка здесь не поможет. Потому что красота – это, прежде всего душа. Песнь души. И каждый поет ее по-своему. Одни стихами, другие нотами, третьи цветами. У красоты много языков, и все они международные. Одни поют, другие слушают. Кто кем родился.

Я всю жизнь стремился быть певцом красоты. Так почему же меня не понимали? Что во мне не так?

Значит, просто не дано. Нельзя же все время красть чужое. Все эти лилии, розы, маргаритки… Они живые, и с ними так тяжело! Может, попробовать с чем-нибудь мертвым? Душа-то просит. Она все время ищет свою песню.

Нет, надо заканчивать с этим делом. Если уж так все пошло, то надо заканчивать…

Совесть у Леонидова проснулась где-то к обеду. Прожевывая в кафе плохо прожаренный бифштекс, он грустно подумал: «А, все-таки, я свинья». Серега Барышев остался единственным другом, который еще хоть как-то поддерживал с ним связь. Звонил, заезжал, и просто помнил о дне рождения Алексея и его маленьких семейных праздниках. Остальные приятели исчезли буквально за последний год, потому что было не до них. Работа, болезни маленькой дочки, бесконечные домашние дела. И с той дачей тогда, действительно, нехорошо получилось. Вместе, ведь, лезли. Так хотелось этого писателя на чистую воду вывести! Сочинитель, мать его! И ведь, вывел же. С помощью Сереги.

И, проглотив, наконец, последний кусочек бифштекса, Леонидов достал из кармана сотовый, чтобы сообщить Анечке Барышевой, что собирается заехать после обеда к ней в филиал. Посмотреть, как идут дела, ну и заодно поболтать.

- Ну, как Серега? – первым делом спросил он, добравшись до места.