Анатолий Безуглов - Черная вдова
- Духотища! - промокнул лоб платком Копылов, наливая себе и супруге минеральной воды.
Без мундира генерал не смотрелся. Впрочем, Глеб чаще видел Копылова в домашнем и теперь не мог решить, как обращаться к нему - по имени-отчеству или же просто дядя Гоша.
- Говорила тебе, овчинка выделки не стоит, - с укоризной произнесла Зинаида Савельевна. - По телевизору лучше.
- Скажешь тоже, - покачал головой генерал. - Да и транслировать не будут. Я узнавал.
- Его чуть ли не каждый день показывают, - не сдавалась жена.
- Вам не нравится Антонов? - округлила глаза Лена.
- Ничего особенного, - пожала плечами Зинаида Савельевна. - Такой ажиотаж, а из-за чего? На уровне художественной самодеятельности.
- Это ты зря, Зинаида, - сказал Игнат Прохорович. - Действительно, простоват вроде, а что-то есть. За душу берет.
- Он прекрасный мелодист! - подхватила Лена, потому что не могла сдержать своего восторга от концерта.
- Антонов подобрал удачный образ, - вставил Глеб. - Свой парень, доступный, понятный... Словно ваш друг и поет только для вас. Людям всегда приятно то, что они легко воспринимают. А вообще-то о вкусах не спорят. Чарли Чаплин считал, что к искусству надо относиться по принципу - нравится или нет.
- Это кто понимает и имеет свое суждение, - продолжала спорить Зинаида Савельевна. - Но скажи честно, Глебушка, неужели это, - она кивнула на дверь в зал, - стоит того, чтобы с выпученными глазами бисировать, кричать, выскакивать на сцену, как та девчонка? Разве нормальный человек...
Во время концерта одна девица несколько раз выбегала с цветами, даже пыталась поцеловать руку певцу.
- Фанатичка, - поддержал ее Глеб. - Но в таланте Антонову не откажешь.
Жена генерала относилась к Глебу как к родному сыну (своих детей у Копыловых не было), и не только потому, что знала его чуть ли не с пеленок. Детский врач, Зинаида Савельевна спасла в свое время Глеба, когда у него был заворот кишок.
- Господи, да покажи тебя несколько раз по телевизору, тут же станешь звездой! Экран - вот что делает славу! - сказала она, имея в виду домашние таланты Глеба: он неплохо играл на гитаре, и голос у него был - несильный, но приятный.
- А что? - усмехнулся Игнат Прохорович. - Данные у тебя подходящие. Прогремел бы на весь Союз! И деньги бы лопатой греб.
- Я не завидую, - улыбнулся Глеб. - Каждому свое.
- Вообще с этими артистами - что в кино, что на эстраде - форменное помешательство, - развивала свою мысль Зинаида Савельевна. - Молятся на них, как на идолов, честное слово! Считается, посмотреть их вблизи - словно прикоснуться к святым мощам. А уж познакомиться!.. - Она махнула рукой. - Я еще понимаю - поклоняться гениальному уму ученого, таланту гениального писателя, изобретателя! Разве может идти в сравнение то, что дают человечеству они и что дают эти! Какой-нибудь академик всю жизнь бился и разрешил проблему, как накормить, согреть миллионы людей... И что же? Кто его знает? Кто забрасывает его цветами, ловит на улице - подпишите фотографию? Никто. А тут - спел шлягер, сразу на руках носят, все блага в кармане. Без пота, как говорится, и крови.
- Насчет пота ты, Зиночка, того, - почесал затылок Игнат Прохорович. Видела, как у Антонова он по лицу ручьями лился? Нет, этот парень трудяга. Они тоже бесплатно завтраки не получают.
- И музыку сам пишет! - поддержала генерала Лена.
- Между прочим, - вставил свое веское слово Глеб, - Тургенев, наш писатель-классик, сравнивал работу певца с тяжелым крестьянским трудом. Юрий Гагарин как-то зашел к Зыкиной после концерта за кулисы и говорит: "Ну и перегрузки у тебя, Люда! Под стать космическим".
Спор был прерван звонком, возвещавшим о конце антракта. Зрители шумно повалили в зал. Двинулись и Ярцевы с Копыловыми.
- Как батя на новом месте? - спросил у Глеба генерал, когда они медленно продвигались с толпой по фойе.
- Мой старикан доволен, - ответил Глеб.
- Старикан, - усмехнулся Копылов. - Хочешь сказать, мы уже вышли в тираж, пора на пенсию?
- Что вы, Игнат Прохорович, и в мыслях не было, - смутился Глеб.
- Знаем мы вас, молодежь, - шутливо погрозил пальцем генерал. - Не терпится занять наше место. - Он вдруг погрустнел, посерьезнел. - Не спешите. Годы, они, брат, так быстро летят - не успеешь оглянуться. Вот, кажется, давно ли мы с твоим батей были такими же зелеными, как ты? Словно бы вчера, ан видишь... - Игнат Прохорович провел рукой по совершенно седой, без единого темного волоса, голове.
Они разошлись по своим местам.
После концерта поговорить с генеральской четой больше не пришлось. В раздевалке образовалась огромная очередь. Копыловы пристроились где-то в хвосте. А к Ярцевым, как только они вышли из дверей зала, протиснулась старушка-гардеробщица с дубленкой Лены и волчьей шубой Глеба. Надевая шапку у зеркала, Лена поймала на себе удивленный, не без оттенка зависти взгляд Зинаиды Савельевны.
- Что скажешь, Фери? - спросил Глеб, когда они отъехали от Дворца спорта.
- Полный кайф! - зажмурив от счастья глаза, сказала Лена.
Она была еще во власти праздничной атмосферы концерта, переживала блеск огней, музыку, аплодисменты и цветы, к чему, казалось, имела сама непосредственное отношение. Происходило это, наверное, оттого, что они сидели с мужем в двух шагах от рампы, рядом с самыми именитыми, избранными людьми города. И еще Лену возвышало в ее глазах сознание того, что остальные несколько тысяч зрителей долго будут давиться в очереди за своими пальто, потом ждать автобуса и трястись в нем до дома, а они с Глебом катят в уютном теплом автомобиле, свободные и независимые от обстоятельств.
- Говорят, эстрадные певцы зарабатывают кучу денег, - нарушила она молчание.
- Тебя это волнует? - недовольно покосился на нее Глеб.
- Я так... - стушевалась Лена, досадуя, что вылезла со своими глупыми мыслями.
Глеб не любил мелкотравчатых мещанских разговоров. Она ждала упреков, насмешки, но он неожиданно задумчиво произнес:
- Ты знаешь, а Зинаида Савельевна в чем-то права. Действительно, иным лавры достаются слишком легко. Да, миллионы телевизоров, транзисторов, магнитофонов и из пигмея делают великана! Угадай, кого я сейчас вспомнил?
Лена знала, что не угадает, потому что не умела даже приблизительно проследить за ходом его мысли. Она отрицательно покачала головой.
- Островского... Я имею в виду - драматурга, - сказал Глеб. Талантище, конечно, огромный! Вклад его в русскую литературу не оценить. А он признался как-то, что тридцать лет работает для русской сцены, написал более сорока пьес, давно уже не проходит ни одного дня, чтобы в нескольких театрах России не шли его пьесы, которые дали сборов только в императорских театрах более двух миллионов рублей, а он не может позволить себе отдохнуть хотя бы один месяц в году! Представляешь?
- Неужели ему не хватало на жизнь? - удивилась Лена.
- Островский так и писал: я только и делаю, что или работаю для театра, или обдумываю сюжет вперед, в постоянном страхе остаться к сезону без новых пьес, то есть без куска хлеба с огромной семьей. Вот так, мать...
"Боже мой, - с нежностью подумала Лена, - какая у Глеба светлая голова. Все помнит".
Он молча вел "Ладу", внимательно следя за скользкой дорогой. Лене хотелось слышать его голос, и она спросила:
- Откуда твой папа знает Копыловых?
- Тысячу лет знакомы. Вместе начинали работать в Ольховском районе. После войны. Дядя Гоша служил обыкновенным постовым милиционером.
- Стоял на перекрестке и регулировал движение на дороге?
- Да, Фери, - усмехнулся Глеб. - Ты у меня эрудит. Спутать регулировщика из ОРУДа и постового...
- Не все же такие умные, как ты, - обиделась Лена.
- Не фырчи, - миролюбиво сказал муж. - Понимаешь, постовой милиционер отвечает за порядок на каком-нибудь участке города. Например, на нашей улице. Чтоб на ней было все спокойно.
- Понятно, - кивнула Лена. - А кем в Ольховке работал твой папа?
- О, отец был на три головы выше Копылова! Зампред райисполкома! Потом дядя Гоша ездил учиться, вернулся уже в Средневолжск. И отца повысили, перевели в облисполком. Так они и шли оба вверх. - Глеб усмехнулся. - Да, история развивается по спирали. Отец снова работает в Ольховке. Так сказать, на круги своя...
- Вернется, вернется еще в Средневолжск, - успокоила мужа Лена. Такой квартирой не бросаются.
Когда Семена Матвеевича, ее свекра, направили в Ольховский район, в городе осталась за ним квартира. Четырехкомнатная, в самом центре, на проспекте Свободы. В этом же доме проживали и Копыловы. Глеб был прописан на площади отца и иногда заезжал туда, чтобы проверить, все ли спокойно и на месте.
- Да, думаю, что старикан долго в Ольховке не задержится, - сказал Глеб, сворачивая к их девятиэтажке.
Он обогнул дом, подъехал к гаражу. Заперев машину, они поднялись к себе.
- Мать, я страшно голоден! - признался Глеб, целуя жену в губы.
Лену обдало сладостной волной: муж давно не был так ласков.
