Твид и кровь - Дейзи Вэнити
Эдит видела, как плакал Хиро. Когда они нашли Лиму, она слышала всхлипы за спиной. Его лицо блестело от слез, когда он схватился за пиджак Лимы и бездумно потянул его вниз в попытке спустить ее на землю, развеять это ужасное недоразумение. Эдит же в это время, не двигаясь с места, отрешенно наблюдала за ним и размышляла, стоит ли прикасаться к Лиме. Все-таки это место преступления. Даже если его виновница – сама жертва.
Мистер Морелл погладил Эдит по голове, и ей почудилось, что он знает, о чем она думает.
Глава 7
Не оставлю тебя и не покину тебя
У входа в пришкольную часовню поставили ящик для пожертвований со снятой крышкой. Внутри лежали листовки с фотографией Лимы. Проходящие на службу запускали в ящик руку, брали по одной, по две листовки, кто-то не брал совсем.
Траурная месса почти началась. Эдит нарочно припозднилась, но не сообразила, что школьников будут заводить организованно, по классам. Она вклинилась в очередь к третьеклассникам. К счастью, среди них никто не знал, как выглядит девушка, которая нашла Лиму Ветивер в лесу. А может, они из вежливости делали вид, что не знают.
Из всех, кого Эдит знала, у Лимы была самая красивая улыбка. Два ее передних зуба были чуть крупнее и ниже остальных, так что при улыбке виднелись десны, и эта маленькая особенность делала ее очаровательной. Но для листовки взяли снимок Лимы из школьного альбома, на котором она не улыбалась, а смотрела в камеру спокойно и серьезно. Под фотографией был напечатан библейский стих из Послания к евреям: «Ибо Сам сказал: “Не оставлю тебя и не покину тебя”, так что мы смело говорим: “Господь нам помощник, и не убоюсь: что сделает мне человек?”». Задержав руку над стопкой, Эдит взяла верхнюю листовку. Бумага была такой тонкой, что чернила проступили на обратной стороне.
Она поверить не могла, что Лима действительно умерла.
В часовне не было ни гроба, ни родителей Лимы. Единственным, что указывало на то, кому посвящена служба, были фотографии – большой цветной портрет, украшенный цветами, у алтаря и листовки в руках школьников. Были заняты все скамьи – больше трехсот учеников и весь учительский состав пришли проводить Лиму в последний путь. Только вот ее тела здесь не было. Может, это и к лучшему. Эдит была уверена, что добрая половина присутствующих до этого дня и не знала толком, как Лима вообще выглядит, – так пусть запомнят ее на фотографии из альбома. Не такой, какой ее видели в последний раз Эдит и Хиро.
Но, конечно, одно все знали – как именно она умерла.
Мэтти и Хиро как близких друзей Лимы посадили в первом ряду. Некоторые из учителей, включая мисс Кэдоган и Борски, тоже сидели там, остальные из старшего шестого класса заняли свое обычное место – последнюю скамью. Эдит нашла себе местечко где-то в среднем ряду, подальше от одноклассников, но рядом вдруг оказался Винс.
Она подозревала, что Хиро попросил его за ней приглядывать. В последние дни они двое почти не разговаривали и старались не встречаться взглядами – в присутствии друг друга они могли думать только об одном. Эдит могла поклясться, что Хиро сгорал от чувства вины, и ее попытки это предотвратить лишь подлили масла в огонь.
Эдит сжала пальцами тонкую листовку. У Винса в руках была точно такая же. Послав извиняющуюся улыбку покрасневшей пятикласснице, он втиснулся на скамью между ней и Эдит.
– Порядок, Данлоп? – тихо поинтересовался он, и Эдит опустила голову.
В честь поминальной службы их освободили от школьной формы в пользу траура, и она облачилась в длинную плиссированную юбку до щиколоток и черный свитер. Винс прятал замерзшие руки в карманах элегантного костюма-двойки из черной мериносовой шерсти. Эдит понятия не имела, что у половины мальчиков в колледже Святой Анны на дне чемодана уложен деловой костюм с галстуком и хлопчатобумажным платочком, выглядывающим из нагрудного кармана. По одному этому признаку можно угадать состоятельность и воспитанность выходцев из хороших английских семей. У них всегда при себе костюм на случай собеседования, свадьбы или похорон.
– А у тебя? – спросила в ответ Эдит, скатывая уголок листовки в трубочку. – Слышала, родители хотели забрать тебя из школы.
– Финнераны грозились перевести меня в Итон, – небрежно подтвердил Винс, – но, кажется, Экбломы устроили им неплохой скандал, поэтому пока что я остаюсь.
Винс всегда звал своих родителей вот так, по фамилиям и во множественном числе, будто они главы воинствующих кланов, Монтекки и Капулетти от графства Сассекс. В каком-то смысле так и было. Финнераны были потомками исторического ирландского дворянства, а Экбломы держали род от Кавендишей, герцогов Девонширских. Казалось, эти две семьи сошлись в союзе с одной целью – произвести на свет отпрыска столь благородных кровей, чтобы тот смог потягаться с Виндзорами за британский престол.
Но Винс пока не проявлял наклонностей узурпатора. Ему больше по душе были беспорядочный флирт, жуткий коктейль из пива и водки и учинение неприятностей на пару с Уэлчем. Его вечно цапающиеся родители предпринимали попытки заключать перемирие во время каникул, когда Винс возвращался домой, но обычно те с крахом проваливались на первом же семейном ужине. По этой причине Винс ничуть не возражал против школы-пансиона: он терпеть не мог ни одиночества, ни мелких драм.
Проблемы с родителями были одной из тем, роднивших Эдит и Винса. Хотя его родители еще не развелись, она не сомневалась, что теперь, после его совершеннолетия, счет пойдет на недели. Эдит отлично угадывала признаки: выбранная родителями партия, вечное недовольство друг другом, превращение собственного ребенка в разменную монету в спорах, затягивание с решением якобы ради этого самого ребенка.
Впрочем, Винс не разделял ее мнение и обычно с фырканьем качал головой.
– Уверена, что не проецируешь? – обычно скептически интересовался он. – Не, мои предки реально обожают друг друга. Это у них такой флирт. Экбломы грозят разводом, Финнераны грозят согласием на развод. Но
