Искатель, 1995 №5 - Клиффорд Саймак
Он был соткан из грез, этот замок — олицетворение романтического, рыцарского духа былых эпох. Он стоял во всей своей сверкающей белизне, на гребне дальней горы, и на его шпилях и башенках развевались разноцветные флаги. Сооружение было настолько совершенным, что с первого взгляда становилось понятным, что этот замок — единственный в своем роде и другого такого нет и не может быть на свете.
— Опустите меня, пожалуйста, на землю, Хортон, — произнесла Кэти. — Я хочу просто так посидеть немного и посмотреть на него.
Как вы могли, зная, что здесь находится такое чудо, ни словом не обмолвиться.
— Но я не знал, — возразил я. — Я как увидел столб с вывеской, так сразу же повернул назад.
— Может быть, нам лучше пойти к замку, а не в харчевню.
— Можно попробовать, — ответил я. — Думаю, туда должна вести какая-нибудь дорога.
Я опустил Кэти на землю и присел рядом.
— Мне кажется, — сказала она, — нога болит уже не так сильно. Думаю, смогу доковылять до замка.
Я посмотрел на ее ногу и покачал головой. Об этом не могло быть и речи, лодыжка сильно распухла.
— Когда я была маленькой, — продолжала Кэти, — замки виделись мне в каком-то романтическом сияющем ореоле. Но потом в колледже, изучая историю средневековья, я узнала, какими они были на самом деле. И вот сейчас я вижу перед собой замок, прекрасный и сияющий, именно такой, каким он представлялся мне в детстве.
— Благодаря вам он и возник, — сказал я, — вам и миллионам других маленьких девочек, в чьих романтических головках зародился его сияющий образ.
И это относилось не только к замкам, напомнил я себе. В этом мире сияли все фантазии, когда-либо зародившиеся в мозгу человека. Где-то здесь по реке плыл на своем плоту Гекльберри Финн, Красная Шапочка шла по лесной тропинке навстречу Серому Волку и Микки Маус совершал свои подвиги.
Но какова была цель всего этого? Или, может быть, здесь вообще не было никакой цели? Эволюция часто шла вслепую, и на первый взгляд могло показаться, что она не преследовала какой-то особой цели. Возможно, нам, людям, и не стоит искать в этом какую-то цель, так как наша человеческая природа не позволяет нам представить, а тем более понять другой вид существования, отличный от нашего собственного. Так, динозавры не могли бы воспринять идею (если, конечно, у них были какие-то идеи) человеческого разума, возникшего после них.
Но этот мир, сказал я себе, является частью человеческого разума. Все вещи, создания, идеи, существующие в этом мире, или измерении, или месте, являлись его порождением. Все это было продолжением человеческого разума, местом, где человеческая мысль была использована в качестве материала для создания нового мира и начала нового эволюционного процесса.
— Я могла бы весь день вот так сидеть и смотреть на замок, — сказала Кэти. — Однако нам пора отправляться в путь, если мы хотим когда-нибудь туда добраться. Но идти я, пожалуй, все же не смогу. Вас это не очень огорчает?
— Когда я воевал в Корее, мне однажды во время отступления пришлось тащить на себе раненного в бедро оператора. Мы слишком задержались и…
Кэти рассмеялась.
— …и он был гораздо тяжелее и не таким симпатичным, как вы, — продолжал я. — И все время сквернословил. Я и доброго слова от него не дождался.
— Я обещаю вам кучу добрых слов, — произнесла Кэти. — Все это так замечательно…
— Замечательно! Это с вашей-то травмой да в таком-то месте…
— Но замок! — воскликнула Кэти. — Я и не мечтала, что мне доведется увидеть такое чудо.
— Я скажу вам только одно, — произнес я. — Простите меня.
— Простить? За то, что я растянула лодыжку?
— Нет, за другое. Я виноват в том, что вы вообще здесь очутились. Я не должен был просить вас взять конверт с бумагами. Мне также не следовало звонить вам из этого местечка — Вудмэна.
Кэти нахмурила брови.
— Ноу вас не было выбора. Когда вы мне позвонили, я уже прочла эти бумаги. Поэтому вы и позвонили.
— Они могли вас и не тронуть, но когда мы сели в машину и направились в Вашингтон…
— Хортон, поднимите меня, и пойдемте к замку. Если мы придем поздно, они могут нас и не впустить.
Я наклонился, чтобы поднять ее, но в этот момент с шорохом раздвинулись кусты и на тропу вышел медведь. Он передвигался на задних лапах и был одет в красные в горошек шорты, которые держались на одной перекинутой через плечо помочи. На другом плече он нес дубинку, и на морде его расплывалась сладчайшая улыбка.
Кэти подалась назад и прижалась ко мне, но не закричала, хотя и было от чего — у этого медведя, несмотря на приторную улыбку, был весьма нахальный вид.
Кусты снова зашуршали, и на тропе появился волк. Этот был, слава Богу, без дубинки. Он тоже пытался осклабиться, но его улыбка была куда менее сладкой, в ней чувствовалось даже что-то зловещее. За волком показалась лисица, после чего все они выстроились перед нами в ряд, улыбаясь нам, как добрые друзья.
— Господин Медведь, — произнес я, — и господин Волк, и Братец Лис. Как поживаете?
Я пытался говорить легко и непринужденно, но сомневаюсь, что мне это удавалось. Очень уж не нравилась мне эта троица. Как я жалел сейчас, что не захватил с собой бейсбольную биту.
Медведь слегка поклонился.
— Мы рады, что вы нас узнали. И как хорошо, что мы встретились.
Я полагаю, вы здесь впервые?
— Мы только что прибыли, — ответила Кэти.
— Нам повезло, — сказал Медведь. — Мы как раз искали компаньона для участия в одном весьма прибыльном деле.
— Тут неподалеку находится курятник, — пояснил Братец Лис, — в него явно давно не заглядывали.
— Извините, — ответил я. — Может быть, позже. Видите ли, мисс Адамс растянула связки, и нам нужно найти кого-нибудь, кто мог бы оказать ей медицинскую помощь.
— Ай, как скверно! — запричитал Медведь. — Такого никому не пожелаешь, тем более миледи, которая так прекрасна.
— А как же курятник? — спросил Братец Лис. — Уже вечереет…
— Братец Лис, — прорычал Медведь, — у тебя что, совсем нет сердца? Ты думаешь только о своей утробе, которая, похоже, всегда пуста. Видите ли, — продолжал он, обращаясь ко мне, — курятник прилегает к замку, и его постоянно охраняет свора гончих и разные другие животные, лишая нас всякой надежды туда проникнуть, а это весьма досадно, так как эти жирненькие куры просто просятся в рот. Мы подумали, что кто-нибудь