Параллельный вираж. Следствие ведёт Рязанцева - Касаткина Елена
На огромном сером валуне сидела Ванда. За ней неподвижная гладь озера, отражающая мир в своих мерцающих глубинах. Освещённая яркими лучами зимнего солнца, она почти полностью сливалась с пейзажем.
— Это озеро желаний. Хотя, по сути, это одно и то же. Оно расположено так, что редко замерзает полностью. Всегда открыто для солнца.
Озёрная гладь, отражая лучи, играла всевозможными оттенками и узорами: то меняла цвет от ярко-жёлтого до оранжевого, то покрывалась сетью сияющих капель киновари и нежной лазури. И всё это мгновенно, как картинки в калейдоскопе.
— Вы ведь пришли в надежде, что ваше желание сбудется. — Ванда стянула с головы платок, подставляя три полуседые косички солнцу.
— Мы пришли сюда, потому что хотели пройти тот путь, который хотела, но так и не смогла пройти Гуля.
Ванда поднялась и, переваливаясь, подошла к кромке озёрного льда.
— Ну раз пришли, то завершите задуманное. Загадайте своё желание.
— Своё? — Лена нахмурилась. — Однажды я уже загадала…
— И что? Не сбылось?
— Наоборот… С тех пор я побаиваюсь что-либо загадывать.
Облака тонкими нитями наползали, покрывая синеву неба жемчужной сетью, озёрная гладь посерела, утратив свой волшебный перелив.
— Но ведь вам чего-то хочется?
— Больше всего мне сейчас хочется, чтоб этот ублюдок — убийца Гули, был наказан.
— Он уже наказан самым страшным наказанием.
Лена внимательно всмотрелась в лицо Ванды, но оно оставалось бесстрастным.
— Вы что-то знаете? — Лена схватила Ванду за руку. — Скажите мне.
Она победоносно улыбалась. В её взгляде отражались тёмное небо, голубой круг пылающей луны, и бешенная пляска бирюзового сияния звёзд. У неё такие же глаза — тёмные, почти чёрные. Эта бездна, в которую он проваливался медленно и неотвратимо словно маленькая и незначительная жертва, сгусток грязи, смешанным с волосами и обрезками ногтей.
Серое пятно поднималось и опускалось над ним, переходя по крутой спирали из тёмного нижнего мира в сияющую сферу мира верхнего, где боги и души предков под звук шаманского бубна уже праздновали торжество гармонии над противоборством добра и зла.
— Его забрали духи нижнего мира. — Она улыбалась легко и отстранённо.
— Чёрт! Так просто? Просто умер?
— Непросто. Он умер в мучениях. Сгнил заживо.
— Сгнил?
— У него началось заражение от ран, нанесённых вашей подругой. Крепкое молодое сердце боролось за жизнь, и, приди к нему кто-нибудь на помощь, то, возможно, всё могло бы закончиться для него по-другому. Но… — Ванда полезла в карман и вынула оттуда фигурку Тупилака. Размахнулась и бросила деревянного монстра на зыбкий, растопленный солнцем лёд озера. Тонкая корка треснула, и злой озёрный дух, несколько секунд поболтавшись на поверхности, пошёл ко дну.
— Это как так? — удивился Вадим. — Он же деревянный.
Ванда улыбнулась.
— Ушёл к своим.
— Вы были там? Вы видели его? — не унималась Лена. — Видели его мёртвым?
Ванда наклонилась, провела ладонью по водной глади, обтёрла лицо.
— Всё в этом мире предопределено. И это так очевидно. Люди, приходящие в него, кажутся неразумными детьми, падкими на глупые сказки о том, чего им никогда не понять, — пробормотала Ванда и развернула снегоступы в сторону чащи.
Сгорбленная фигурка в старой кацавейке, протаптывая рыхлый снег, тащила ведро с осколками льда в свою ветхую лачугу, не ощущая времени, не строя планов на будущее и не делая ничего, что могло бы их осуществить. Время было частью её мира. Она не замечала его, как не замечаешь воздух, который есть, или любовь близких, присутствие которых воспринимается как данность. Как свет солнца, пока ты можешь видеть этот мир вокруг себя, прикасаться к нему, чувствовать его надежную теплоту и прочность.
Даже если этот мир состарится и обратится в золу, и некому будет накормить его, чтобы вернуть силу, в беспроглядной темноте Вечности несокрушимо пребудет что-то, что позволит миру воспрять и возродиться с новой силой и новой надеждой. Ей ли, дочери шаманки, этого не знать.
Эпилог
Маленький ангел сидел на краю облака, свесив маленькие босые ножки, которыми ему не довелось ходить по земле. Он смотрел вниз, на далёкую, подёрнутую синеватой дымкой землю, и думал о счастье. Там, на земле, он был бы ребёнком. У него была бы мама. Были бы её тёплые руки, её нежный голос и добрые чёрные глаза. А ещё у него был бы огромный светлый мир и целая жизнь, чтобы узнать, насколько этот мир велик и прекрасен. Но его маму убила чужая рука, и его маленькая трёхнедельная жизнь закончилась, не начавшись. Так он стал ангелом.
Ветер треплет его русые волосы, он смотрит вниз на худого высокого мужчину в исландском свитере и вальтовке, который прижимает к себе пухлую девицу в оранжевой куртке с красным хвостиком волос в отверстии разноцветной боливийской шапочки. На пожилую даму в старомодной шляпке и развивающемся на ветру жёлто-сером капроновом шарфике, прогуливающуюся под ручку с длинноногим, похожим на обезьяну, мужчиной в синей парке. На невысокую женщину в милицейской форме, которая отчитывает ухмыляющегося в бородку «бальбо» тощего мужчину в коричневой дублёнке. На склонившуюся над озером красивую рыжую девушку в белой куртке и такой же белой шапочке и нежно смотрящего на неё мужчину в чёрной куртке. И улыбается. Потому что знает — Мир добр и прекрасен, но только до тех пор, пока люди там, внизу, верят и помнят, что Миром правит Любовь.
