От звезды и до воды - Людмила Мартова
– Ты хочешь, чтобы я встала? Зачем? Тебе еды что ли надо?
Кот смотрел с сожалением, мол, вспомни, я не умею разговаривать. Заметив, что хозяйка не встает, он снова вернулся к кровати, запрыгнул, потерся головой о Глашину руку, опять соскочил вниз и потрусил к порогу.
Только сейчас Глаша услышала над головой странные звуки, словно на чердаке кто-то был. Тихие шаги чередовались с шуршанием и приглушенным стуком. Так стучали крышки сундуков, в которых бабушка хранила всякое тряпье и ненужные в хозяйстве вещи, те, что рука не поднималась выбросить. Значит, в доме все-таки грабители?
От этой мысли Глаша похолодела еще больше. Вскочив с кровати, она начала судорожно натягивать поверх пижамы спортивный костюм и шерстяные носки. Встречать неприятности раздетой было совсем уж неправильно.
Стук и грохот над головой становились громче, как будто тот, кто был сейчас на чердаке, перестал пытаться скрыть следы своего присутствия и больше не беспокоился о том, что может разбудить хозяев. От этой мысли Глаше стало совсем страшно. Что же ей делать?
Где-то на кухне, в ящике стола, лежал картонный прямоугольничек визитки, которую ей дал сосед, Константин Федорович Шеффер. Она схватила телефон. 1:47 – показал экран, который тут же погас под ее пальцами. Позвонить? Или беспокоить постороннего человека своими проблемами в два часа ночи совсем неприлично?
На чердаке что-то упало, и она вздрогнула. Пожалуй, в такой ситуации не до политеса. Выскочив из комнаты, Глаша добежала до кухни и дрожащими пальцами выдвинула ящик, издавший противный скрип. Она обмерла и на чердаке тоже стало тихо: словно тот, кто там был, услышал скрип и теперь решал, что ему делать. Господи, а если он решит спуститься и убить ее?
Не думая больше о приличиях, Глаша нашарила в ящике визитку, посветила телефоном и начала быстро набирать цифры. Над ее головой раздались тихие шаги, которые вскоре стихли, а потом зазвучали снова, только уже на лестнице. Так и есть, злоумышленник спускается! Господи, только бы успеть!
В ухо ввинчивались длинные гудки, а шаги за дверью были уже совсем близко. Да возьми же ты трубку! Крепко спящий сосед даже не думал спешить к ней на помощь. Недолго думая, Глаша сунула телефон в стоящую на столе плетенку с сушками и застыла как жена Лота, глядя на щель между входной дверью и косяком, которая становилась все шире.
Ей казалось, что прошла целая вечность, когда в дверном проеме показалась мужская фигура. Из телефона в плетенке послышался голос, видимо, проснувшийся сосед все-таки соизволил взять трубку, и это было так не вовремя, что Глаша даже застонала от огорчения. Ее спасла Вася, запрыгнувшая на стол и свернувшаяся клубочком так, что ее пушистый хвост накрыл плетенку и бубнящий телефон.
В кухне было темно, но в проеме окна Глашина фигура вырисовывалась четко. Вошедший замер, а потом словно обмяк, поднял руку и нащупал выключатель на стене. Желтый неровный свет залил кухню, заставив Глашу зажмуриться. Когда она открыла глаза, чтобы смело посмотреть в лицо опасности, то увидела профессора Петранцова и сама себе не поверила.
– Олег Валерьевич? Вы? – пробормотала она и выдохнула, чувствуя, как спадает охватившее ее напряжение. – Что вы тут делаете?
Она вдруг вообразила, что возлюбленный, соскучившись, приехал к ней, чтобы не оставлять одну. И тут же отбросила нелепую мысль, которая ни при каких обстоятельствах не могла быть верной.
– Вы же должны быть в консерватории, – глупо сказала Глаша и сконфузилась, осознав масштаб собственной глупости.
– Как видишь, нет, – хрипло сказал мужчина всей ее жизни. – Скажи мне, куда ты это дела?
– Это? – спросила Глаша, чувствуя, что голова у нее окончательно пошла кругом. – Я ничего никуда не девала. Олег Валерьевич, вы что-то ищете?
– Я ищу то, что по праву принадлежит мне, – коротко бросил он, словно пролаял. Внизу кто-то рассерженно зашипел, и Глаша, опустив глаза, обнаружила там разъяренного Асю. Профессор, впрочем, не обращал на него никакого внимания.
– А что тут принадлежит вам? Я ничего вашего с собой не брала, только свои вещи, да и то немного. Олег Валерьевич, у вас что-то пропало?
– Не строй из себя овцу, – коротко приказал он, и Глаша даже задохнулась от обиды, потому что он никогда с ней так не разговаривал. – Даже при всей твоей тупости, это уже слишком наигранно. Еще раз повторю свой вопрос: где эмали?
– Да какие эмали? – воскликнула Глаша и прикусила язык. Слово, только что вырвавшееся у нее, как минимум дважды звучало здесь вчера. Об эмалях ее спрашивал сосед, а потом бабушка. Да они все сговорились, что ли…
Ее внезапная заминка не укрылась от зоркого глаза любовника.
– Во-о-от. Знаешь, – с удовлетворением протянул Петранцов. – Голуба моя, я не для того так сильно рисковал, чтобы отдать тебе почти сто миллионов. Я, конечно, сразу расценил твою хитрость и понял, что ты не зря сорвалась сюда под глупым предлогом. Конечно, ты же тогда застукала меня и, видимо, сумела понять, что к чему. Даже удивительно, ведь я всегда считал тебя туповатой, но деньги любой мозг делают острым как бритва. В ту ночь ты дождалась, пока я усну, пробралась на чердак, нашла эмали и перепрятала их, да? А сейчас вернулась, чтобы забрать их и оставить меня с носом? Говори, ну? Я из тебя сейчас душу вытрясу, потому что на меня все равно никто не подумает. – Он вытащил из кармана нож, нажал на кнопку, и выскочило лезвие, длинное, узкое, страшное. – Ты ж тут одна, в диком, убогом городке, где убивают даже за пачку сигарет.
Сегодня днем, точнее, уже вчера, Глаша, кажется, говорила соседу то же самое. А еще вспомнились бабушкины слова о том, что у ее любовника злые глаза, он может и зарезать. Господи, она тогда еще посмеялась! Сейчас ей было совсем не до смеха.
– Подождите, Олег Валерьевич, – сказала Глаша и выставила вперед обе руки, то ли убеждая Петранцова, то ли останавливая. Она слышала, как жалко звучит ее дрожащий голос. – Правда, я ничего не понимаю. Я ничего не находила и не перепрятывала. Я приехала, потому что у меня заболела бабушка, и не знаю ни о каких эмалях.
В этом месте ее голос снова предательски дрогнул. Об эмалях Глаша знала, конечно. О них знал любой сотрудник Эрмитажа. Тринадцать лет назад, когда Глаша еще не работала в одном из главных музеев страны и вообще жила в