Истина. Осень в Сокольниках. Место преступления - Москва - Эдуард Анатольевич Хруцкий
– Лариса Игоревна, – тяжело вздохнул он, – повинную голову меч не сечет. Так что спрячьте, спрячьте его в ножны.
– Не принесли, – вздохнула Лариса Игоревна.
– Последний срок до конца сентября.
– Вы пользуетесь моим к вам добрым расположением.
– Причина есть серьезная, весьма серьезная причина. И вы, Лариса Игоревна, меня бранить не будете.
– Ох, Юрий Петрович, Юрий Петрович. – Лариса Игоревна сняла очки, протерла их платком. – Я что? План. Издательский план.
– Я нашел Плюшкина, – сказал Долгушин, усаживаясь на стул.
– Кого?
– Плюшкина. Федора Михайловича Плюшкина. Нет, не того, о котором написал Гоголь. Николай Васильевич просто дал своему герою эту фамилию. Мой же Плюшкин – забытый всеми собиратель старины, умерший в 1911 году.
Долгушин встал, зашагал по комнате.
– Представьте себе, Лариса Игоревна, Псков. Губернский скучный Псков. И в нем живет купеческий сын Федор Михайлович Плюшкин, собиравший уникальную коллекцию. Он был третьим в России и одиннадцатым в Европе по богатству коллекции. Две с половиной тысячи гравюр, восемь тысяч литографий, двести восемьдесят старинных рукописей, двести пятьдесят диковинных часов. Только русских монет, медалей и орденов у него было свыше ста тысяч. А фарфор, хрусталь, серебро, скульптура, редкая коллекция табакерок, кружева и вышивки, предметы археологии и этнографии. Единственное в своем роде собрание русской обуви.
Долгушин замолчал, глядя на Ларису Игоревну.
– Более миллиона наименований насчитывала его коллекция, вы разрешите? – Долгушин достал сигарету.
– Так где же все это? – с интересом слушала Лариса Игоревна.
– Представьте себе, в Эрмитаже, Русском музее, Государственном музее этнографии народов СССР, в библиотеке Академии наук и разных других хранилищах. Но никто не знает того, кто собрал все это и завещал после своей смерти передать государству.
– Интересно, очень интересно, – оживилась Лариса Игоревна, – как же вы нашли все это?
– Пришлось, конечно, полазить в запасниках, покопаться в архивах. Но дело того стоит. Как вы считаете?
– Безусловно, и мой меч спрятан в ножны. Такую светлую голову карать невозможно.
– Ну и слава богу, а то я, признаться, боялся. Кстати, я тут отъезжал кое-куда, так вот вам и моему очаровательному редактору Верочке маленькие сувениры.
Долгушин положил на стол два свертка.
– Здесь всякая милая чепуха, которую так любят дамы. Кстати, директор у себя?
– Да. – Лариса Игоревна взяла сверток в руки, не зная, открыть его сейчас или подождать ухода Долгушина.
– Какой у него внутренний телефон?
– 544.
– Вы разрешите? – Долгушин набрал три цифры. – Борис Иванович! Долгушин беспокоит… Да… Да… Как здоровье? Так у всех заботы. Я тут слышал ваш разговор о продовольственных заказах и, представьте, встретил своего школьного друга, он теперь в торговле не последний человек. Что сделаешь, теперь их время. Раньше гордились знакомством с известным писателем или артистом, теперь с коммерсантом. Так я к чему. Вот вам телефончик, он разрешил в этом магазине получить сто заказов. Записывайте. 264-32-16. Рыбкин Семен Моисеевич. Да, директор. Он ждет. Да полно, какая там благодарность. Свои люди. Кстати, как мой протеже? Договор готов. Не знаю, как благодарить вас. Вы не пожалеете, парень очень способный, а помогать молодым наш долг. Спасибо. До встречи.
– Вы маг, Юрий Петрович, – Лариса Игоревна развела руками, – маг и волшебник.
– Все проще. Я всех вас нежно люблю, – засмеялся Долгушин.
Из издательства он вышел довольным. Пока все шло как надо. Если бы не Гришин запой! Но ничего, он свое возьмет.
На этот раз он остановил машину у большого нового здания, в котором помещались редакции всех молодежных журналов. Только полный безумец мог придумать строительство журнального корпуса рядом с грохочущим кузнечным производством и пятью железнодорожными путями.
От вахтера Юрий Петрович позвонил и попросил своего собеседника спуститься. Через десять минут к его машине подошел высокий стройный парень в рубашке со множеством карманов. Он молча подал руку.
– Милый Коля, – Юрий Петрович протянул ему пачку сигарет, – как наши дела?
Коля взял сигарету. Долгушин достал желтую изящную зажигалку.
– Владейте.
– Спасибо. Вот ваша статья. – Коля положил на сиденье прозрачную папку с бумагами.
– Прекрасно. Вам надлежит поехать в известное издательство, подписать договор, получить аванс и пуститься в бурное море литературы. Дерзайте.
– Это правда? – Голос Коли сорвался от волнения. – Юрий Петрович, да я…
– Так будет всегда, если наша конвенция останется в силе. Теперь о деле. За статью, которую вы мне передали, я получу, – Долгушин задумался на минуту, – рублей двести двадцать. Так?
– Видимо.
– Прошу. – Юрий Петрович протянул деньги. – Коля, вы же знаете, что работа над диссертацией и книгой не дает мне возможности размениваться на мелочи и писать статьи. Но они необходимы мне для защиты даже больше, чем книги.
– Я знаю, Юрий Петрович.
– Есть еще три заказа. Для «Недели», «Литературной России» и «Театральной жизни».
– Материалы? – спросил Коля.
– Вот, – Долгушин открыл кейс и вытащил папку, – вот все они разложены по темам.
– Сроки?
– До конца месяца.
– Годится. Я напишу.
– Милый Коля, если наша дружба будет крепкой, я гарантирую вам минимум в два года книгу.
– Спасибо, Юрий Петрович.
– Спасибо вам, Коля. Это, кстати, от меня. – Долгушин взял с сиденья сверток.
– Что это?
– Мелочь. Три блока ваших любимых сигарет «Кэмел» без фильтра.
Теперь у Юрия Петровича оставалось еще два неотложных дела. Но прежде он решил пообедать. «Волга» остановилась у здания гостиницы «Интурист». Долгушин позвонил из автомата, коротко сообщив собеседнику, что он через десять минут будет в кафе «Националь».
В кафе все столики были заняты. Народ сидел хорошо знакомый Долгушину. Люди были разные. Свой брат литератор, посещавший «Националь» по инерции, ведь когда-то именно это место было своеобразным литературно-артистическим кружком. Завсегдатаями кафе были Юрий Олеша, Михаил Светлов, драматурги братья Тур, Погодин, такие актеры, как Ливанов, Яншин, Грибов, Кторов.
В те годы этот уголок улицы Горького для многих стал вторым домом. Обшитый деревом, со старинной мебелью, с прекрасной сервировкой, он привлекал уютом и хорошей кухней.
Люди собирались здесь хорошо знакомые. Пили кофе, ели знаменитый яблочный пай, баловались коньячком.
Модным местом считалось кафе «Националь». Поэтому и наползли сюда окололитературные жучки, купающиеся в лучах щедрой славы известных людей, да и дельцы всех рангов тоже выбрали его своим убежищем. После революционных преобразований в системе общепита заменили столы, отодрали деревянные панели, сменили сервировку, даже земной шар из разноцветного стекла сняли. И кончился клуб. Стало кафе. Да разве только «Националь» обрядили в современные одежды? Мало кто из москвичей помнит, каким было кафе «Красный мак» и «Артистическое», как выглядел знаменитый «Коктейль-холл». Старый «Националь» кончился. Его постоянные посетители или ушли из жизни, или нашли другие места. А жучки и дельцы остались. Теперь это
