Александра Авророва - Она была актрисою
— Они с Денисом работают вместе, — вспомнила Вика, — так что если бы Кирилл был из таких, Денис бы знал.
— А они работают вместе?
— Да. Наташа привела в студию свою подругу Дашу, Даша — своего жениха Дениса, а Денис — своего коллегу Кирилла.
— Тогда есть смысл осторожненько Дениса порасспрашивать. Хотя его может сдерживать мужская солидарность. Я даже и не представляю, как поаккуратнее подойти к этой теме.
— В каком смысле — поаккуратнее?
— Чтобы в глазах Дениса это выглядело легким трепом, а не наушничаньем. Впрочем, это не столь важно. Даже если Кирилл и не заводил романов на работе, в студии явно завел.
Вика скептически пожала плечами:
— И на основании чего ты делаешь такой вывод? Только потому, что Таша случайно перебила Талызина именно тогда, когда он задал Кириллу вопрос о подсобке?
— Не только. В самом конце, когда Талызин стал спрашивать Кирилла, спорил ли тот с Преображенским, Наташа опять-таки ловко увела разговор в сторону. Да, кстати! У тебя не сложилось впечатление, что котенка они с Кириллом подобрали вместе?
— Таша с Кириллом? Нет, конечно. При чем здесь Кирилл?
— А при том, что, описывая котенка, Наташа обратилась к нему за подтверждением. А он, между прочим, в ответ цыкнул на нее не в самой вежливой форме, а она покорно стерпела. У меня впечатление, что он всеми силами стремится скрыть их связь, а она думает только о нем, забывая о себе.
— Честное слово, фантазии на пустом месте! — недоуменно констатировала Вика. — Если б что-то такое было, я бы заметила!
Марина улыбнулась:
— Вот яркий пример того, почему считается, что нельзя верить свидетельским показаниям. Сколько будет свидетелей, столько различных вариантов происшедшего. Но, даже если считать, что в этом вопросе я ошибаюсь, Кирилл все равно остается самым подозрительным. Его поведение кажется лишенным всякой логики — а это значит, мы просто этой логики не видим, поскольку не знаем о нем чего-то очень важного.
— Можно подумать, мы все всегда логичны!
— Даже в нелогичности есть своя логика — логика соответствия характеру.
— А я думаю, самая подозрительная — Галина Николаевна, — вернула подругу к конкретике Вика. — Вспомни, как она стала себя вести! Прямо мегера какая-то! Видимо, она жутко ревнивая. На Дашеньку кидается. Кстати, она ведь не призналась, что ссорилась с мужем, пока ее не припер к стенке Денис. А когда ее приперли, выдумала, как и Сосновцев, нелепую отговорку.
— Нет, — возразила Марина, — ее отговорка мне не кажется нелепой. Она много лет прожила с Евгением Борисовичем и пережила с ним немало премьер. Не сомневаюсь, она прекрасно знает, к каком состоянии он тогда находится, как себя ведет. Она должна была привыкнуть, что в день премьеры он сам не свой и его слова не стоит принимать всерьез. Вот если б он продолжал настаивать на разводе и после спектакля, тогда другое дело, у нее был бы повод тревожиться, а так… Нет, ее объяснение вполне согласуется с логикой ее характера. Кстати, в день премьеры «Короля Лира» Преображенский тоже что-нибудь выкинул?
— Не помню. Но премьера прошла удачно. А, помню! Именно тогда он начал атаковать бедную Дашеньку. Но все-таки ты зря все усложняешь. Галина Николаевна убила мужа из ревности — самое обычное дело. Или Сосновцев из-за махинаций. А больше некому!
— Счастливая ты, Вика, — не без зависти заметила Марина.
— Почему?
— Потому что ты совершенно искренне считаешь, что наиболее приемлемый для тебя вариант и обязан оказаться правдой. Тебе не хочется, чтобы виноват был кто-нибудь из членов студии, поэтому ты выбрала тех двоих, которые имеют к ней наименьшее отношение.
— Я их выбрала вовсе не поэтому! Просто они кажутся мне самыми подозрительными. Нет, они мне кажутся единственными подозрительными!
— Вот потому я и говорю, что ты счастливая. Я была бы очень рада, если б мои выводы зависели от моего желания. Только, к сожалению, некоторые вещи лезут в голову, хочешь ты того или нет.
Тут Вика глубоко вздохнула и тихо произнесла:
— Нет, Марина, ты не знаешь. Мне тоже иногда лезет в голову, хочу я того или нет. Я вот все думаю…
Марина глянула выжидающе, и Вика поспешно объяснила:
— Только ты не делай из этого каких-нибудь выводов, это вовсе ничего не значит! Может, мне почудилось. А если и нет, то ничего в этом нет такого. Человек может по-всякому реагировать на… Ну, короче… Только не смейся надо мной, ладно? Знаешь, сегодня меня очень удивила Тамара Петровна. Ух, выложила, и стало легче! Нет, удивила — это не то. Я почему-то все время на нее раздражалась. Может, это просто мои нервы?
— Нет, — после короткой паузы отреагировала собеседница, — это не просто твои нервы. Я опасалась касаться этой темы, но раз ты сама начала… Извини, если это прозвучит невежливо, но у тебя с Тамарой Петровной нет каких-нибудь… ну, не вполне законных секретов?
Виктория Павловна недоуменно потрясла головой:
— Не вполне законных секретов? Ты что имеешь в виду? А, наверное, то, как мы выплачиваем ей премии?
— Какие премии?
— Ну, у Сосновцева на наш кружок реально имеется две ставки — моя и еще одна, якобы для подсобного рабочего. Ее он берет себе, хотя по большому счету должна получать Тамара Петровна. Но иногда с этой ставки мне удается выцыганить у Сосновцева для нее премию. Все это незаконно, но наш директор такой жук, что, отними у него эту ставку, рассвирепеет и тут же нас прикроет.
— И большая ставка? — полюбопытствовала Марина.
— Да нет, конечно!
Марина брезгливо поморщилась:
— Больше всего на свете не люблю в мужчинах мелочности. У самого денег куры не клюют, а он отбирает у пенсионерки какие-то жалкие гроши. Отвратительно! — и, сменив тон, она добавила: — Но я имела в виду другое. Тамара Петровна обращалась с тобой сегодня, как будто вы вместе что-то такое затеяли. Это не так?
— Что затеяли?
— Нечто, что надо скрывать от окружающих, но что сама Тамара Петровна вполне одобряет. Вообще-то, она обычно держится с тобою довольно почтительно и, уж несомненно, уважительно. Она человек того поколения, у которого в крови соблюдение субординации. А вот сегодня она не только не чувствовала дистанции между вами, а скорее наоборот. Ну, вот, она как будто бы все время тебе подмигивала, понимаешь?
— Это уж ты на нее наговариваешь, — вступилась за любимую сотрудницу Вика. — Вовсе она мне не подмигивала.
— Я сказала — как будто подмигивала. Психологически, понимаешь? И мне интересно, имеются ли для этого основания.
— Основания? Не знаю. По-моему, как было раньше, так и сейчас. Ничего же не изменилось!
— Кое-что изменилось, — уточнила собеседница. — Убили Евгения Борисовича. Слушай, а ты в день премьеры ничего такого не видела, связанного с Тамарой Петровной? Вот, например, Талызин обратил внимание, что она надолго уходила с банкета, а она уверяет, что была в туалете. Ты ее не видела в районе подсобки?
— Да нет, по-моему. Ну, не помню я! Я ж не думала, что все это будет важно. Я пьяная была.
— Да, но Тамара Петровна может не догадываться, что ты не помнишь. Предположим, она ходила в подсобку и, выходя, наткнулась на тебя. Она полагала, что ты выдашь ее следствию, а ты не выдала. Она решает, что ты вполне одобряешь совершенное ею убийство и вы практически соучастники. Вот она и ведет себя с тобой, как с соучастницей, а не как с руководителем. Но ты-то ни о каком соучастии не догадываешься, поэтому ее поведение тебя раздражает. Логично?
— Ты, кажется, обещала не делать из моих слов никаких плохих выводов, — укоризненно ответила Вика.
— Ничего я такого не обещала! Как я могу не делать выводов, если они напрашиваются сами? Ладно, не хочешь, чтобы убила она, предлагаю другой вариант. Она, как и ты, видела, что Кирилл поругался с Преображенским и в гневе побежал в подсобку. Как и ты, она решила его не выдавать, потому что убийство Преображенского представляется ей не преступлением, а делом благим и правым. Вот эта ваша общая тайна и создает у нее ощущение сопричастности.
— Я вовсе не считаю убийство Преображенского делом благим и правым!
— Тогда почему скрываешь от Талызина то, что знаешь про Кирилла?
— А потому, что не хочу создавать неприятности ни в чем не повинному человеку. А, кстати! Ты ведь тоже скрываешь, разве нет?
— Но я же его не видела.
— Все равно, зато ты знаешь от меня.
— Ты права, — не без удивления кивнула Марина. — Я действую из тех же соображений — не хочу неприятностей ни в чем не повинному человеку. Только этот человек — ты, и я твердо знаю, что ты ни в чем не повинна.
— А я твердо знаю, что ни в чем не повинен Кирилл. И Тамара Петровна тоже!
И остальные. И вообще, это было не убийство, а несчастный случай!
— Следователь считает иначе.
— А надоел мне этот чертов следователь! Тоже, как ты, выдумывает всякую гадость. Ну, тебе еще позволено, ты автор, но он-то — серьезный человек, милиционер! Сил моих с вами больше нет!
