Дмитрий Дубинин - День скарабея
Но девушка, лежащая на замусоренном полу, освободиться не сумела. Надо сказать, что связали ее едва ли не более основательно, чем меня. Она была в полном сознании, и глядела на меня широко открытыми глазами — их белки поблескивали в полутьме.
Освобождать связанных девушек мне еще не приходилось. Подобное я видел только в кино — вспомнилась, кстати, сцена из «Кавказской пленницы». Какая там была последовательность? Учитывая стрессовое состояние пленницы, руками заняться лучше в последнюю очередь.
К тому же она меня боялась. Как только я нагнулся над связанной, она отползла в угол, жалобно попискивая. Я, как мог убедительно, постарался объяснить, что я друг, и что я ничего плохого не сделаю. Напротив, буду пытаться вытащить нас из этой напасти. Словом, повторил в очередной раз то, что уже говорил через стенку. Не знаю, любой бы уже поверил на ее месте.
Осколком стекла я разрезал путы на ногах девушки. Она брыкалась, и мне стоило определенных трудов не повредить ей кожу. После того, как она приняла почти сидячее положение, опершись спиной о стену, я снова начал ее убеждать:
— Послушай. Сейчас я аккуратно уберу платок из твоего рта. Хорошо? Обещай мне, что ты не будешь кричать. Наши враги могут услышать. И если они придут, то я плохо представляю, что они сделают…
Вообще-то я представлял это хорошо. Может быть, даже излишне хорошо.
На наше счастье, девушка не закричала. Она только закашлялась и начала отплевываться. Потом перевела дыхание и спросила:
— Ты кто?
Я объяснил. При этом освободил ей руки. Они, несомненно, здорово затекли и совсем не слушались.
— Пить хочу, — сказала она. — Тут где-то вода капала.
Когда я отвернул кран почти до отказа, то из него тонкой струйкой потекла вода. Она здорово отдавала ржавчиной, но не в наших условиях было жаловаться.
— А ты кто? — спросил я в свою очередь, пытаясь найти уязвимые места в дверях наших темниц.
— Алина, — коротко представилась рыжая.
— Из Вантайска?
— Вообще-то да. На три дня ездила к друзьям в Ольховку. Ну, ты знаешь, это так называемые «дальние дачи». Транспорта никакого нет, а Ленька, тот парень, который нас на машине привез, все никак не мог протрезветь. А мне срочно на смену заступать надо. Автобуса тоже не дождалась, остановила попутку. Водитель, скотина такая, по дороге меня выкинул, все вещи с собой увез… Даже куртку забрал. Кое-как пришла сюда, в санаторий — тут ужас…
Двери выглядели чертовски прочными. В старых домах их делали из цельных досок, раза в три толще нынешней вагонки. Косяки казались укрепленными. Был бы топор…
Совком, который слишком легко гнулся, я все же сумел оторвать одну из досок с окна в кастелянной (в подсобке окон не было вообще). По ту сторону грязных стекол обнаружилась решетка.
— Похоже, отсюда не так-то просто будет выбраться, — заметила Алина.
— Единственный способ — выломать какую-нибудь из дверей, — сказал я. — И это я смогу сделать, только если удастся ее выбить.
«И если бы во мне было веса хоть килограммов девяносто». Но этого я вслух не стал говорить.
— А если эти услышат, что будет?
Что будет, что будет… Плохо будет, тут и гадать не нужно. Но с другой стороны, вариантов вроде бы других нет. Если просто сидеть и ждать, они рано или поздно заявятся… А если нет? Если они просто взяли и решили нас тут бросить — подыхайте сами как умеете? Психи, что с них взять… И поступки их никакой логике не поддаются, в этом я уже успел убедиться.
Я сделал четыре броска в дверь подсобки — на мой взгляд, она была не такой крепкой, как закрывающая кастелянную. Чертова дверь даже на миллиметр не подвинулась.
— Слушай, ты помнишь, они чем-то стучали? — тихо спросила Алина.
— Да, колотили, когда нас тут заперли. Думал, запугать нас хотели…
— А если они нас досками забили с той стороны?
Черт. А вот это очень похоже на правду. И на довольно страшненькую правду, надо сказать.
Еще раз двадцать, наверное, я прочувствовал своими ребрами крепость обеих дверей. Все впустую — сил у меня не хватало. Да и было их уже не так много, по сравнению с тем моментом, когда я выходил из поезда на пустой перрон. Мертвый Вантайск здорово меня укатал.
Но мне совсем не хотелось услышать ужасные, особенно в этой ситуации, слова, произнесенные женским голосом: «Ну придумай что-нибудь, ведь ты мужчина». А что тут можно придумать?
Я полез отдирать остальные доски от окна, но не удержался на подоконнике и рухнул вниз. Хорошо хоть не на голый пол, а на сваленные как попало простыни и пододеяльники. И без того все тело ныло, как будто меня несколько часов подряд трясли на вибростенде. Вставать не хотелось. Лежа на спине, я глядел на чумазое окно, за которым уже сгустилась темнота. Если убрать еще три доски, высадить стекло, чтобы не порезаться… Потом каким-нибудь образом расшатать решетку… Может, она что называется, от честных людей, установлена?.. Вот сейчас, только полежу две минуты…
Неожиданно мне на щеку легла теплая ладонь. Это Алина неслышно подобралась ко мне и присела рядом на кучу белья.
— Устал? — тихо спросила она. И, не давая мне ответить, сказала: — Конечно, устал. Правильно, не вставай. Тебе действительно отдохнуть надо. Вижу ведь, здорово досталось…
Послышался шорох. Девушка вытянула ноги и улеглась слева от меня, как и я, лицом вверх. Я ощутил ее пальцы на своей руке и легонько сжал их.
— Это наверное, правда, — вдруг сказала она. — Мы не должны были здесь оказаться.
— Я тоже считаю, что произошла какая-то ошибка. И при этом не одна. Что случилось с городом? Тоже вопрос.
— Не говори больше про город… По крайней мере сейчас.
— Хорошо, не буду… — И то верно, зачем расстраивать девчонку — наверняка там у нее родственники остались…
— У тебя есть друзья? — вдруг спросила она.
Я открыл было рот, чтобы сказать «да, конечно, есть», но так и захлопнул его. А ведь наверное их и нет у меня, действительно. Какие могут у таких, как я, быть друзья? Только деловые знакомые. Да родственники жены, чтоб им пусто было… И еще приятели школьных времен, с которыми иногда просто неловко встречаться.
— Ты молчишь? — тихо спросила Алина.
— Боюсь, что мне нечего ответить, — не совсем честно сказал я.
— Как же так? — удивленно спросила девушка. — Разве так можно жить?
Ее рука вздрогнула в моей. Я думал, что она сейчас ее выдернет, но Алина вдруг повернулась на правый бок и прижалась ко мне.
— А ты знаешь, может и у меня тоже… Не друзья, — задумчиво произнесла она. — Если Ленька, к примеру, считает себя моим другом, то он мог бы и не упиваться так, знал же, что мне на работу надо… А девчонки… Наверное, правду говорят, что женской дружбы не бывает? Как ты думаешь?
— Может, и бывает, — сказал я. Если честно, то женская дружба — это такой предмет, какой мне бы в жизни не пришло в голову изучать. Или она это имеет в виду отношения между мужчиной и женщиной? Ну, с возрастом Алина станет циничнее, и узнает, что друзей не трахают… Так что и жена вряд ли может быть другом — по себе знаю…
— Ты что так напрягся? — удивилась Алина. — Ну, извини, если я что — то не то спросила…
— Да не в этом дело… Женщины, наверное, только где-нибудь в сорок лет между собой дружить в состоянии. Когда парней делить уже не надо.
— А че их делить-то? — удивилась Алина. — Парень — это ж как автобус: один ушел, подожди немного, второй подойдет.
Все-таки она уже что-то повидала… И легкий цинизм уже есть. Кстати, мне это по душе в какой-то степени… Кто-то ведь из великих не зря говорил: будьте циничнее — людям это нравится… Кто? Не помню…
Алина слегка завозилась возле меня. Все-таки, я не до такой уж степени устал — приобнять ее уж точно в состоянии. Слегка погладить по рыженькой головке… Девчонка-то симпатичная. Плечи и коленки голые. И запах от нее приятный идет, очень такой женственный… Конечно, более ядреный, чем после душа — это уж определенно, принимая во внимание все ее приключения… И стоит ли удивляться, что голые руки уже обвились вокруг моей шеи, а голая нога лежит почти что у меня на животе?
— Мы должны вернуться, — прошептала она прямо мне в лицо. — Ты веришь?
— Да, черт возьми! — едва ли не в полный голос сказал я. — Верю.
А на что еще можно было в этот момент надеяться?
Рыжая буквально впилась в мои губы. Затрещали швы — не то у моих брюк, не то у юбки Алины. Девчонка была охвачена прямо-таки отчаянной страстью, и это было по-настоящему заразно; катаясь по вороху белья, мы освобождались от одежды почти с таким же энтузиазмом, как от веревок, которыми еще недавно были опутаны. Со стеллажей, которые опасно раскачивались, на нас то и дело падали кипы простыней и наволочек, так что скоро весь пол превратился в скомканную постель; на ней мы устроили такую неистовую схватку, что — очень на это надеюсь — всем чертям в аду стало жарко. А может быть, не зря говорят, что только в экстремальной ситуации, в особенности у логова Костлявой, человек может полностью раскрыться. В том числе и с сексуальной стороны.
