Александр Чернов - Могила для горбатого
Шиляев порядком струхнул, решив, что Шатохин каким-то образом дознался о доставленных ему в камеру наркотиках, однако поспешно закатал рукава.
Нечистый говорил правду. Сашка действительно был наркоманом, причем со стажем. На руках его не было живого места от частых инъекций. И как же это майор сразу не разгадал в Сашке наркомана?
— Через кого Нечистый передавал в камеру наркоту? — спросил Шатохин.
При упоминании об Алиферове Шиляев вздрогнул. Неужели майор вычислил Нечистого? А если это так, то Сашке уже никто не поможет выйти на свободу. Шиляева обуял страх, страх остаться в камере без дозы. Но в глубине души он все-таки надеялся, что Буранбай и сегодня каким-то чудесным образом передаст ему в камеру шприц с героином, поэтому Шиляев решил охранника ни за что не выдавать.
— Никто ничего мне не передавал, — пробубнил он.
— Врешь! — майор отошел от Шиляева и уселся за свой стол. — Если скажешь, кто из охранников передавал тебе в камеру наркоту, я тебя отпущу.
Шиляев недоверчиво посмотрел на Шатохина. Опять какие-нибудь ментовские штучки?
— Обманете же, — сказал он с сомнением.
— Почему же? — пожал плечами майор. — Говори, кто передал наркотик, я возьму с тебя подписку о невыезде и проваливай. — Шатохин повернул к задержанному лист бумаги, положил поверх него ручку.
Сашка нерешительно приблизился, взял документ и стал читать. Закончив, немного подумал и поставил подпись.
— Кто? — спросил Шатохин.
— Буранбай.
— Все, можешь идти, — сказал майор и сделал жест в сторону двери.
— Что, правда что ли? — растерялся Шиляев.
— Правда, правда, проваливай! — неожиданно рявкнул Шатохин. — Чтобы духу твоего здесь не было! Сиди дома и на улицу носа не показывай. Когда потребуется, я тебя вызову.
Когда с трудом поверивший в свое счастливое избавление Шиляев выскользнул за дверь, майор некоторое время сидел в задумчивости. Буранбая этого, конечно же, нужно вывести на чистую воду. Но не в связи с делом Шиляева, разумеется. Нужно выждать, подловить его на подобном же проступке и с треском выгнать из органов. Шатохин усмехнулся, как бы его самого не поперли, если вдруг выяснится, что он собирается натворить. Он снял с телефона трубку и набрал номер Нечистого.
— Алло? — произнес тот через некоторое время. В трубке раздавался отдаленный шум застолья, гремела музыка, слышался женский смех.
Майор кашлянул.
— Шатохин это, — сказал он глухо. — В общем, освободил я твоего дружка… пока. И степень тяжести увечья в акте судмедэкспертизы уменьшил — с тяжких телесных на телесное повреждение не опасное для жизни…
— Да сделай ты эту чертову музыку потише! — неожиданно громко крикнул кому-то в квартире Нечистый и, дождавшись, когда убавят звук магнитофона, сказал в трубку: — Ясно, майор, спасибо. Что еще?
— Шиляеву я ничего не объяснял. Поговори с ним сам, про меня не упоминай. Скажи, мол, пусть запомнит, что дело было так: он пьяным случайно оказался на окраине города, вспомнил, что там живет тетка его жены, зашел к ней домой, а, увидев иконы, взял их из хулиганских побуждений. Когда выходил, столкнулся с возвращающейся от Чугуновых хозяйкой, которую по пьянке сильно толкнул, чтобы скрыться. Упав, Серебрякова и получила легкое телесное повреждение… Пускай этот Шиляев едет сегодня же в больницу к Клавдии Павловне, умоляет, ползает на коленях, но уговорит старуху подтвердить его показания. Тем более, что Серебрякова готова простить этого придурка.
— Значит, у него будет ерундовая статья?
— Я постараюсь вообще не доводить дело до суда, — заявил Шатохин. — Попробую через наркологический диспансер оформить его на лечение.
— Тоже дело, — одобрил Алиферов. — Это все?
— Нужно, чтобы и Чугунов подтвердил новую версию.
— Я помню, майор, все будет сделано, — заверил Нечистый и положил трубку.
Не знал Шатохин, что дальше дело пойдет совсем по другому сценарию.
33
К Женьке домой заскочил Колька. Настроение у него было превосходное. Он прошествовал в зал, уселся в кресле и, посмеиваясь, поведал приятелю:
— Я у Нечистого сейчас был, а у него по квартире две голые девки шастают. И мужик там один. Здоровый такой, с красной рожей и желтыми глазами. Но я не об этом, — и Кабатов, напустил на себя таинственный вид. — Знаешь, что мне Вовка сказал?
Стоявший рядом с приятелем Женька, сел на диван.
— Ну?..
— Шиляева Сашку выпустили! — произнес Колька тоном человека, сообщающего о сенсации. — В общем, дело замяли, можешь теперь спать спокойно.
— А больше он тебе ничего не сказал?
— Не-эт, — протянул Кабатов, ужасно удивленный резким тоном, каким приятель задал вопрос. — Вытолкал из квартиры. Оно и понятно, я им с девками кайф поломал. А что случилось-то?
— Что случилось? — хмыкнув, переспросил Женька. — Да ничего не случилось, — голос у него звучал обиженно. — Только твой спокойный сон мне бессонницей обходится. Отцу моему все известно стало. И про Нечистого, и про то, что мы с тобой в ограблении участвовали. Знаешь, какой скандал он мне вчера закатил?
Колька был поражен.
— Ни черта себе! — воскликнул он, тараща глаза. — Откуда же он узнал?
Женька дернул плечом.
— А кто его знает! Наверное, дело к моему отцу попало. Он же там в милиции работает.
— Ну и отлично! — толстые губы Кабатова расплылись в широкой улыбке. — Считай, повезло нам. Теперь твой отец прикроет нас. — Глаза у Кольки загорелись. — Давай говори, что тебе еще известно?
— А что мне может быть еще известно? Это все.
— Как все?! — недоверчиво сказал Колька. — Чего же ты не расспросил обо всем как следует отца. — Он будто даже обиделся.
— Умный, да? — насмешливо изрек Женька. — Ты сам у него спроси. У него сейчас самое подходящее настроение разговоры вести. Особенно почему-то с тобой. Он, между прочим, обещал уши тебе оторвать, засушить и повесить в нашей квартире, для назидания моему младшему брату, — вид у приятеля в этот момент был такой дурацкий, что Женька не удержался и громко рассмеялся.
Кабатов тоже хихикнул:
— Прикалываешься, да?
— Угу… Ты мне сам вот что скажи: Нечистый тебе не говорил, откуда он узнал о том, что Шиляев вышел?
Колька отрицательно покачал головой.
— Не-а… Возможно, сам Сашка позвонил ему да сказал. Вообще-то темнят они чего-то, и отец твой в том числе. Все про все знают, только мы с тобой, как говорится, ни ухом, ни рылом. Ладно, дай мне водички попить да пойду я, пока твой отец не заявился, и уши мне не оторвал…
А в это время Зойка с Сашкой по приказу Нечистого тащились в больницу к Серебряковой. Возвращение из милиции мужа явилось для Долженковой полной неожиданностью, причем неприятной. Ей было противно снова видеть его расплывающуюся в идиотской улыбке мерзкую физиономию (Шиляев уже успел уколоться), тащиться же с Сашкой к искалеченной им тетке было противно вдвойне. Однако повидать Серебрякову ей было просто необходимо. В последнее время Зойку все больше мучили угрызения совести, и она хотела хоть как-то загладить свою вину перед Клавдией Павловной. Сама бы она пойти в больницу не собралась, да и не решилась бы, а тут волей неволей пришлось — Нечистый приказал. Черт бы его подрал!
Наказав мужу дожидаться ее в вестибюле, Зойка с бьющимся сердцем стала подниматься по лестнице на второй этаж. В палате номер семнадцать были заняты только две койки. Девушку сегодня утром выписали. Увидев племянницу, Серебрякова расплакалась.
— Как же так, Зойка, — сказала она с трясущейся от обиды челюстью, когда Долженкова, поздоровавшись, поставила на тумбочку букет цветов, и пакет с фруктами, купленными по дороге в больницу. — Как же так, — повторила Серебрякова, всхлипывая, — он мог поступить со мной?
— Не хороший у тебя мужик! — гневно сказала дородная женщина с соседней кровати. — Зверь! Тетку-то твою как изувечил! Живого места на ней не осталось.
— Да-да, — меланхолично подтвердила Долженкова, чувствуя себя побитой собакой. Она присела рядом с Серебряковой на краешек кровати и, склонившись к ней, тихонько сказала: — Ненормальный он, тетя Клава, больной человек. В тот день не ведал, что творил. Наркоман он…
Глаза и рот у старушки округлились.
— Наркома-ан?! — так же тихо ужаснулась она. — Да как же ты с ним живешь-то, Зойка?!
Долженкова жалко улыбнулась:
— Вот так и живу, тетя Клава, мучаюсь. Все из дома продал одни стены остались. Его лечить нужно. В наркологическую клинику определять. Может быть, простишь его тетя Клава? Нельзя ему в тюрьму. Сдохнет он там без своих наркотиков.
— Простить?! — уловив несколько слов из тихого разговора, воскликнула соседка Серебряковой по палате. — Как же! Он ее убить хотел, а она его теперь простить должна?..
